Воин сновидений - Кирилл Кащеев

– Вам не следовало выглядывать за дверь, – запрокидывая к потолку невозмутимое, как у лежащих каменных рыцарей, лицо, сказал пастор. – Победители, рискующие жизнью ради ребенка побежденных – той твари это вовсе не понравилось.

– Вы-то наших детей не спасали, – глядя на пастора исподлобья, процедил Петро.

– Да, – сдержанно кивнул пастор. – И оно было довольно.

– Какое такое – оно? – чувствуя, как подрагивает голос, вдруг спросил Колька. – Это вы о ком… – он на миг заколебался, не зная, как называть своего странного собеседника, – …батюшка?

Снова громыхнуло – дверные створки сильно качнулись, но все-таки удержались, не распахнувшись. Зато всю церковь тряхнуло – жалобно и протяжно заскрипела каменная кладка, закачался алтарь. У Кольки по спине пробежал невольный холодок – церковь ходила ходуном, а огоньки свечей даже не дрогнули, продолжая гореть ровными желтыми лепестками.

– Какая разница, не до того сейчас, мы тут как в мышеловке! – рявкнул на Кольку старшина.

Петро передернул затвор, и автоматное дуло уперлось в лицо пастора:

– А ну-ка, поп немецкий, выводи нас отсюда! У тебя тут должен быть ход, откуда-то ты ж сам выполз!

Странный пастор лишь слегка скосил глаза, разглядывая автомат. В уголках губ его играла легкая полуулыбка, точно угроза оружием лишь забавляла его.

– Отсюда есть выход только в одно место, – все с тем же спокойствием сказал он. – Но там сейчас даже опаснее, чем здесь.

– Ничего, – дергая плечом от сыплющейся ему за шиворот каменной крошки, процедил Петро. – Разберемся.

И тут Колька увидел, как глаза пастора вспыхнули – огромной, нерассуждающей, сумасшедшей надеждой.

В тот же миг цветные стекла в окнах вздулись, точно разноцветные мыльные пузыри – и с грохотом лопнули. Сверкающим цветным вихрем стеклышки разлетелись по всей церкви – и в окна медленно поползла тьма. И чавканье – чавк-чавк-чавк! – громкое и нетерпеливое, точно притаившийся прямо под окнами обжора отчаянно торопился заглотить, успеть, не упустить ни кусочка. Колька невольно попятился. Ему вдруг, как наяву, представились вползающие в окна страшные когтистые лапы – ищут, скребя когтями по каменному полу, вытягиваются, точно резиновые, подбираясь все ближе и ближе…

– Идемте, – вдруг резко скомандовал пастор и хлопнул по автомату дядьки Петра ладонью, отпихивая дуло в сторону. Быстрым шагом направился к лежащим на плитах каменным рыцарям, то и дело настороженно оглядываясь на темные, дышащие мраком провалы окон. – Помогайте! – он всем телом навалился на одну из плит. Закинув автомат за спину, подскочил старшина… Плита дрогнула, камень заскрипел о камень, и она отъехала в сторону вместе с надгробием – точно кровать со спящим отодвинули.

Из открывшегося под плитой провала пахнуло сыростью. Опершись руками о пол, пастор легко спрыгнул вниз.

– Полезли, что ли? – неуверенно вглядываясь в темноту, пробормотал Петро.

Колька судорожно закивал – осыпавшие пол цветные осколки надсадно шуршали и разлетались в стороны, словно среди них шарили невидимые пальцы.

Изо рта старшины вырвался сдавленный хрип:

– Мужики, мужики! Глядите! Они… смотрят! – дрожащим пальцем старшина ткнул в ближайшего рыцаря – и тут Колька увидел. Рыцари больше не глядели в потолок. Каменные головы были повернуты к ним, к ним троим, и закрытые каменные глаза разглядывали их пристально и в упор.

– Они надеются, – гулко, как из бочки, донесся голос пастора. – Вы воины – значит, сможете увидеть. Вы спасли девочку – вы сумеете справиться. Быть может.

Цветные осколки зашебаршились у самых Колькиных сапог – и не задумываясь больше, с девчонкой на руках он сиганул вниз.

Глухая влажная темнота охватила их со всех сторон.

– Вот что, немчура, в засаду заведешь, первая пуля – тебе! – предостерегающе бросил Петро.

– Я предупреждал вас, что там опасно! – впервые в голосе пастора промелькнуло что-то вроде раздражения.

– Куда хоть выйдем? – все так же недоверчиво спросил старшина.

Впереди, в темноте, долго молчали, так что Колька услышал, как старшина аккуратно перекладывает автомат в боевую позицию.

– Там… – неожиданно дрогнувшим голосом наконец ответил пастор. – Там тот… тот, кто… отвечает за эту войну.

– В бункер Гитлера, что ли, выйдем? – с неуверенным смешком ответил Петро.

– При чем тут жалкий Адольф? – пренебрежительно фыркнула темнота. – Он всего лишь кормилец, каких много было и до него! И кончит так же, как все! – в голосе пастора странно сочетались печаль и злорадство.

Шаг-шаг-шаг – не видя ни тех, кто впереди, ни тех, кто позади, они шли сквозь узкий и извилистый, как желудок червя, лаз. А потом стены по обеим сторонам начали тускло светиться. Медленно разгораясь, сквозь каменную кладку проступали слабо мерцающие прямоугольники – и Колька вдруг увидел перед собой портрет воина. Очень странный портрет. Воин был приземист, низколоб и мускулист, на его сгорбленных плечах болталась драная звериная шкура, а в волосатых лапах он сжимал сучковатую дубину. Дальше портреты начали высвечиваться один за другим – воин в римских доспехах, точно как на картинке в довоенном учебнике. И рыцари, рыцари, рыцари… Тяжелые двуручные мечи сменились легкими, те – шпагами, доспехи – камзолами… Позади каждого воина, прорисованный скупыми, едва заметными штрихами, красовался скелет в железной короне!

Крепче прижимая к себе девочку, Колька почти побежал вперед… Портреты исчезли. На их месте появились поля битвы, заваленные грудами искореженных тел, сложенные в пирамиды черепа и пирующее воронье. И везде сквозь мазки краски проступало изображение темного, точно пожирающего свет, меча – и увенчанного короной черепа!

Колька споткнулся, едва не выронив девочку – ход начал медленно забирать вверх. Они поднимались, явно выбираясь на поверхность. Колька начал прислушиваться – все еще глухо, но сквозь толщу земли уже отчетливо слышалось буханье артиллерии. И с каждым шагом все ближе и ближе слышалось знакомое чавканье!

– Пришли! – вдруг останавливаясь, сказал пастор. – Помните, если вы ничего не сумеете сделать сейчас – оно вернется снова. Оно всегда возвращается, – в голосе звучало глухое отчаяние.

– Точно, к фюреру своему вывел, поп немецкий, – с маскирующей затаенный страх насмешкой пробормотал дядька Петро и, пошарив в темноте, ободряюще похлопал пастора по плечу. – Не боись, поп! Справимся!

– Я тебе не поп, и ты меня не обхлопывай, не обыск! – недовольно буркнул старшина.

– Тю! – удивился дядька Петро. – А поп где?

Ответом ему было глухое молчание.