«Если», 1994 № 11-12 - Роберт Блох

Прошло десять минут, прежде чем Ретиф возвратился в комнату и запер за собою дверь. Еще через тридцать секунд по интеркому донесся голос Шниза, с подвыванием выкрикивающий ругательства.

— Злиф! Взломать дверь и отомстить мякотнику, который выставил меня ослом перед всеми подчиненными.

— Вместо этого поспешить на место близящейся церемонии, о Возвышенный, — возразил капитан.

— Иначе упустить важный миг.

— Мне присутствовать на открытии, а тебе разделаться со злоумышленниками.

— Понять намек так, что я вправе прибегнуть к любым мерам, которые показаться уместными? — елейным шепотом осведомился Злиф.

— Не задавать идиотских вопросов, — резко ответил Шниз. — Не позволить низшим существам выжить и распространить сведения, ущемляющие достоинство Гроачианской державы!

— Впоследствии доложить Вашему Превосходительству с глазу на глаз? — промурлыкал Злиф.

— А куда ж они остальные-то досемь венут? — поинтересовался Чонки. — Ну что же, мистер Ретиф, вы с мами неплохо провели тремя, но веперь, похоже, сканавес опузается.

Он вздрогнул, ибо в дверь со звоном ударил топор, заставив ее подпрыгнуть вместе с косяком. Ретиф, стоя у окна, стягивал с себя бледно-голубую неофициальную вечернюю куртку.

— Чонки, на сколько еще ты сумеешь вытянуться?

— прокричал он, прерывая голосом грохот за дверью.

— Хммм, я унял, что на вас по уме. Пейчас сосмотрим… — Чонки извергнул из левого рукава длинный кусок крепкого каната и перебросил его через подоконник. Канат отматывался виток за витком, и комбинезон на Чонки все более обвисал.

— Тут главное не пелегянуть, — пыхтел Чонки. Комбинезон уже свободно висел на жгуте, толщиной не превосходящем большого пальца: выходя из унитаза, жгут охватывал ручку на двери туалета, пересекал комнату и исчезал в темноте за окном.

— А вес мой ты сумеешь выдержать?

— Наверняка; в тошлом пруду на гарнире я выдержал дольше полубонны на твакратный дюйм.

— Ты можешь точно сказать, где они изловили другой твой конец?

Чонки сказал. В тот миг, когда Ретиф перебросил ногу через подоконник, внизу вспыхнули факелы. Во двор вышел Гроачианский Посол во всей его церемониальной красе, образуемой рубчатой мантией в зеленых и розовых ромбах, треуголкой и усеянными самоцветами глазными фильтрами, искрившимися на каждом из пяти его глазных стебельков. Почетная охрана из четырех гроачи проводила его через ворота и погрузила в официальный лимузин, который, взревев голосом обиженного жирафа, отчалил от тротуара.

Ретиф обхватил теплый кожистый трос, образованный живой плотью, и стал спускаться.

Трос кончился в пятнадцати футах над брусчатым двором. Ретиф, прикидывая высоту, глянул вниз. В этот миг прямо под ним отворилась дверь, и из нее рысцой, на ходу прилаживая амуницию, выбежали два припозднившихся стражника. Один из них машинально задрал глаз, узрел Ретифа и заскользил, тормозя и клацая по брусчатке церемониальной пикой. Второй зашипел и описал пикой дугу, целя острым наконечником вверх.

Ретиф рухнул на них, и гроачи кубарем полетели в разные стороны, а он, перекатившись, вскочил на ноги и что было мочи понесся в тот угол двора, где помещался водосток. Грустный голубой глаз Чонки с тревогой уставился на него с верхушки хвостика, торчавшего над большим узлом, которым была завязана растянувшаяся оченожка. Торопливо, но осторожно Ретиф принялся развязывать узел. За спиной его послышались слабые крики гроачи. Новые вооруженные враги высыпали во двор, новые огни замерцали — тусклые, желтоватые, не раздражающие чувствительных глаз гроачи, но вполне достаточные, чтобы явственно осветить землянина, сидящего на корточках в дальнем углу двора. Ретиф оглянулся и увидел, что капитан Злиф несется к нему во главе построившихся клином копейщиков. Ретиф в последний раз потянул, узел разошелся, и глаз Чонки исчез в недрах посольской канализации. Землянин пригнулся, пропуская над головой пущенную в него пику. В тот же миг Злиф испустил начальственный шип, гроачианская стража взяла Ретифа в кольцо и мерцающие наконечники щетиной растопырились в дюйме от его груди. Капитан протолкался вперед и, приняв надменную позу, застыл перед пленником.

— Ну что, подлый вредитель и гнусный гонитель миролюбивых членистоногих, наконец-то ты нам попался, не так ли? — прошептал он, делая знак малорослому гроачи в штатском, сгибающемуся под тяжестью черного ящика, из которого торчали какие-то линзы. — Сделать несколько снимков меня, потрясающего перстом перед хоботом его, — приказал он фотографу. — Запечатлеть этот миг для потомства, прежде чем мы пронзим его копьями.

— Немного вправо, Ваше Капитанство, — попросил штатский. — И сказать мякотнику, чтобы присел, а то он в рамку не влезает.

— А еще того лучше, приказать ему лечь на спину, чтобы Капитан могли утвердить ногу у него на груди, — предложил капрал.

— Подать мне пику и очистить сцену от рядовых,

— приказал Злиф. — Не замутнять чистый образ моего торжества посторонними элементами.

Стража послушно отступила на несколько шагов, и Злиф уткнул поданную ему пику в грудь Ретифа.

— Принять смиренную позу, — распорядился он, легонько пырнув пленника в грудь.

Внезапно выражение начальственной физиономии переменилось, ибо из темноты, извиваясь, вылетела и захлестнула его тонкую шею крепкая веревочная петля. Все пять глаз Злифа выпучились, отчего с двух, тонко звякнув, слетели цирконовые фильтры, полагающиеся персонам среднего ранга. Ретиф вырвал пику из лапы очумелого офицера и развернул ее острием от себя. Стражники, еще сохранившие строй, наставили копья и рванулись к Ретифу, Злиф же, казалось, прыгнул спиной вперед, пронесся сквозь их ряды и, волоча по земле ноги, исчез в глубине двора. Половина копейщиков, разинув рты, пялилась вслед своему капитану, другая в боевой готовности подступала к Ретифу.

— А ну, быстро повидали каши гонячьи посвинял-ки! — донесся из окна наверху голос Чонки. — А то как хрябну вашего посса о башни камкой!

Гроачи повернулись и увидели, что их капитан, подвешенный за одну ногу, раскачивается в двадцати футах над брусчаткой.

— Вы бы снимочек-то сделали, — посоветовал фотографу Ретиф. — Домочадцам его отошлете. Им будет приятно увидеть, как он болтается в столь изысканном обществе.

— Помочь! — завизжал Злиф. — Сделать что-нибудь, отбракованные ублюдки, или всех сгноить в публичных садках!

— A-а, теперь чего ни сделай, все одно тебя с кашей съедят, — пробормотал сержант, махнув копейщикам, чтобы отступили назад.