Король-Провидец - Кристофер Банч

— А как насчет Тхака? — поинтересовался он. — Как насчет Товиети?

Двое членов Совета переглянулись с важным видом.

— Это местный феномен, не достойный нашего внимания, — заявил Чейр.

— В таком случае, почему мне было приказано докладывать о них, когда я впервые отправился в Кейт? В то время вас весьма интересовал этот вопрос.

— В то время мы не были знакомы с природой... феномена, — ответил Чейр. — Теперь мы убедились в том, что он не представляет какой-либо угрозы.

— Я объявляю заседание закрытым, — торопливо произнес Бартоу, прежде чем Тенедос успел задать следующий вопрос.

Я затрясся от ярости как мастифф, трясущий котенка за шиворот, и тоже встал. В тот момент у меня перед глазами возникло занесенное снегом ущелье, и я услышал последние слова капитана Меллета: «Передайте им, что на границе еще остались люди, которые знают, как надо умирать!»

— Неужели вы такие трусы, что... — начал я. Но тут Тенедос лягнул меня по ноге с такой силой, что я чуть не грохнулся на скамью. Прежде чем я успел прийти в себя, члены Совета Десяти дружно встали и вышли через дверь в другом конце зала, как стая ворон, снявшаяся со своего места.

Я порывался броситься вслед и увидел, как встревоженные стражники направились к нам. Тенедос и Карьян схватили меня под руки и буквально вытолкали из зала, где проходили слушания.

Все же я в достаточной мере владел собой, чтобы не вырываться и не бросаться с кулаками на своих друзей. Оказавшись в своей комнате, я принялся расхаживать взад-вперед, словно тигр в клетке, посматривая на дверь и надеясь, что один из этих трусливых ублюдков откроет ее.

Но моим единственным посетителем, да и то через два часа, оказался Лейш Тенедос. Он тихо постучался и вошел, не ожидая приглашения.

Он принес два резных хрустальных бокала и огромный графин бренди.

— Семидесятипятилетней выдержки, — заметил он. — Вполне подойдет для того, чтобы приглушить праведный гнев. По крайней мере, смотритель винного погреба утверждает, что оно способно поразительным образом избавить человека от мирских забот.

— Будь я проклят, если приму хоть что-нибудь от них, а особенно их паршивую выпивку!

Тенедос поцокал языком.

— Никогда не упускай возможности выпить за счет противника. Это может доставить огромное удовольствие, когда строишь планы на будущее.

Он налил бокалы до краев и протянул один мне. Я взялся за тонкую хрустальную ножку, поднес бокал к губам, но внезапно остановился. Стиснув зубы, я вытащил пробку из графина и вылил жидкость обратно. Если уж пить, то когда легко на душе, и никак иначе.

Но прежде чем бокал опустел, меня посетила одна мысль.

Подняв бокал, я провозгласил тост:

— За капитана Меллета! По крайней мере, я о нем не забуду.

Тенедос удивленно посмотрел на меня и кивнул, выражая свое согласие.

— За капитана Меллета, — мы осушили бокалы.

— Благодарю вас, Провидец. Пожалуй, мне пора немного поспать.

— Как пожелаешь, друг мой. А вот мне понадобится некоторое содействие, чтобы заснуть, — он взял графин. — Увидимся утром.

Однако, несмотря на мои слова, за окнами забрезжил серый рассвет, прежде чем сон наконец-то пришел ко мне.

Днем нас с Тенедосом вызвали в аудиенц-зал Совета Десяти. Я ожидал, что мне предстоит оправдываться за свою вспышку, и решил стоически принять любое наказание, вынесенное этими идиотами.

В зале из всех членов Совета присутствовало лишь двое: Фаррел и Скопас. Последний восседал на месте Бартоу.

— Легат Дамастес а'Симабу, — начал он. — Совет Десяти пришел к выводу, что ваша доблесть достойна поощрения. В честь признания ваших заслуг мы распорядились о присвоении вам капитанского чина. Данное решение вступает в силу немедленно.

Будь я проклят, если доставлю им удовольствие, разинув рот и выпучив глаза от изумления! Мне удалось выслушать новость с бесстрастным лицом. Итак, моя вспышка осталась без внимания, а вместо наказания я получил повышение, на которое в мирное время не смог бы надеяться в течение десяти лет, и то при условии безупречной службы.

— Мы также считаем, что ваши военные навыки достойны поощрения, а потому вы получаете новое назначение, с проживанием в столице. Отныне вы приписываетесь к славнейшему из армейских подразделений Нумантии — Золотым Шлемам Никеи.

Черт вас побери!

— Мы приняли это решение и в силу других обстоятельств, — продолжал Скопас. — Возможно, нам понадобится узнать новые подробности о вашем пребывании в Спорных Землях, когда начнется Великая Конференция, и мы хотим, чтобы вы оставались... в пределах досягаемости.

Он замолчал. Я понимал, что от меня требуется, но, боги, как же мне не хотелось этого делать! Однако солдат обязан принимать тяготы службы с такой же готовностью, как и ее радости, поэтому я вытянулся в струнку, отсалютовал, ударив кулаком в грудь, развернулся на каблуках и строевым шагом вышел из зала в сопровождении Йонга и Карьяна.

Я направился в свои комнаты в настроении, которое один из наших лицейских инструкторов называл «дерьмо с сахаром». Но дерьма все-таки было больше. Однако в коридоре стражник остановил меня и сказал, что я должен дождаться полномочного посла Тенедоса.

Примерно через полчаса появился сам Тенедос, с напряженной улыбкой на лице.

— У нас есть все основания для благодарности, — произнес он громким, отчетливым голосом. — Совет Десяти щедро наградил нас, и теперь нам остается лишь вернуть долг.

Когда мы с Тенедосом остались наедине и его Заклятье Молчания было установлено по всем правилам, он начал было что-то мне объяснять, но замолчал, увидев выражение моего лица.

— Неужели так плохо? — спросил он.

Я начал подыскивать какую-нибудь вежливую армейскую ложь, но передумал.

— Не очень-то хорошо, сэр. Мне предстоит полировать доспехи, маршировать взад-вперед по плацу и придерживать двери для толстожопых дипломатов... прошу прощения, сэр. Пройдет год, а может быть, и больше, прежде чем я смогу обратиться с просьбой о переводе в настоящую армейскую часть, где знают, с какого конца заточен клинок. Проклятье, я даже не знаю, захочет ли мой полк взять меня обратно!

— Капитан, — произнес Тенедос. — Когда я сказал, что мы получили награду, я говорил не только для невидимых ушей. Я очень рад, что ты остаешься здесь, в Никее, по чисто эгоистическим соображениям. Я заключу с тобой сделку. Через год... нет, скорее через два года мне понадобятся твои услуги, и отнюдь не для того, чтобы открывать передо мной дверь.

— Что вы имеете в виду?

— Время ответит на этот вопрос, — сказал он. — А я лучше промолчу, поскольку пока не знаю, как будут развиваться события. Зато я знаю, что нынешнее положение вещей долго продолжаться не может.