Во имя Рима: Люди, которые создали империю - Адриан Голдсуорти

Как и его отец, Германик пользовался огромной популярностью у солдат и римского народа. Привязанность к нему сохранялась еще долго после его безвременной смерти. Нам известно, что как минимум одно римское вспомогательное подразделение, а возможно, и вся армия ежегодно продолжали отмечать его день рождения в начале III века. Вежливый, красивый, светловолосый, атлетически сложенный (он особенно упорно работал над своими худыми ногами, чтобы довести свое тело до совершенства), этот человек всегда вел себя непринужденно и учтиво.

Как и его отец, Германик взял с собой в свою провинцию жену и детей. Он был женат на Агриппине, дочери Агриппы и Юлии, то есть на своей кузине. В императорской семье были распространены браки между родственниками, чтобы не допускать чужаков в свой круг. Во многих отношениях Агриппина олицетворяла идеал римской матроны. Желавшие угодить Августу прославляли ее добродетели, прежде всего ее чадолюбие, а также трудолюбие в управлении домом и помощь мужу во всех делах.

У супругов было девять детей — по тем временам очень много, — поскольку в эту эпоху в семьях сенаторов и всадников предпочитали иметь куда меньше отпрысков. Но только шестерым из девяти — трем мальчикам и трем девочкам — удалось выйти из детского возраста. Самый младший сын, Гай, родился в 12 г., и родители часто наряжали малыша как легионера. Солдаты окрестили его Калигулой, или «Сапожком», — из-за его крошечных военных сапог — калиг (caligue).{265}

Смерть Августа в 14 г. повергла в шок всю империю, поскольку большинство ее населения с трудом могло вспомнить время, когда не было принцепса. Неопределенность в сочетании с почти полным отсутствием боевых действий в течение того лета способствовала возникновению мятежей в легионах. Сначала начали волноваться войска в Паннонии, а затем и на Рейне. Солдаты жаловались на большие вычеты из их жалованья как официальные в виде платы за форму, снаряжение и палатки, так и на неофициальные — на взятки центурионам, чтобы избежать лишних нарядов на работы.

Во время правления Августа процесс превращения римской армии в профессиональную был завершен почти полностью. В начале принципата легионеры должны были служить шестнадцать лет. По истечении этого срока они служили еще четыре года в качестве ветеранов. Ветераны были освобождены от обычных обязанностей, а должны были только в случае необходимости сражаться. Но постоянные войны в течение этих десятилетий привели к тому, что эти сроки были увеличены до двадцати и пяти лет соответственно. Эта перемена вызвала повсеместное негодование, так как после крупных кризисов в 6 и 9 гг. немало людей привлекалось к службе и на более долгий срок.

В те два года у Августа была такая острая нехватка солдат, что он снова ввел обязательный призыв. Эта мера была крайне непопулярна, особенно в Италии. Светоний рассказывает, что Август продал в рабство всадника, который отрубил своим сыновьям большие пальцы на руках, чтобы они не могли держать оружие и стали непригодными к службе.

Численность легионов повышалась за счет тех, кто не хотел служить или вовсе не был пригоден для службы. Прибегали и к радикальным мерам: государство приобретало рабов и освобождало их для того, чтобы они служили в армии. Подобное раньше происходило только во время самых тяжелых дней Второй Пунической войны. Хотя такие люди получали гражданство вместе со свободой, Август настаивал на том, что они должны служить в отдельных когортах (cohortes voluntariorum civium Romanorum), а не в легионах.{266}

Самые сильные волнения начались в армии в Нижней Германии, находившейся под командованием Авла Цецины. Он принадлежал к опытным офицерам, которых часто назначали в качестве старших подчиненных к младшим членам императорской семьи. В этом случае он оставался на удивление пассивным, и спустя некоторое время все его четыре легиона — I, V, XX, XXI — совершенно вышли из повиновения.

Первой мишенью возмущенных солдат стали центурионы, которых солдаты схватили и выпороли. Германик в это время находился в Галлии, следил за сбором налогов, но, узнав о мятеже, спешно отправился в лагерь взбунтовавшейся армии. Ему устроили пародию на обычное приветствие войсками своего командующего, и молодому человеку с трудом удалось навести хоть какой-то порядок, когда солдаты обрушились на него с жалобами на отсрочку демобилизации и плохие условия, которыми их вознаградили за верную службу. Некоторые воины даже выкрикивали, что желают сделать его императором вместо Тиберия.

Обескураженный Германик попытался покинуть собрание и, когда солдаты стали у него на пути, даже вытащил меч и пригрозить убить себя, если они немедленно не прекратят свои провокационные выкрики. Германик прибег к традиционному эффектному жесту, который использовали римские сенаторы на Форуме или в армии. Однако в данном случае эффект оказался не совсем таким, какого ожидал полководец: несмотря на то что солдаты схватили его за руку, чтобы удержать его от подобного шага, нашелся один смельчак, который протянул Германику свой собственный меч, говоря, что он острее.

Пришлось пойти на уступки, это на время предотвратило дальнейшее насилие, но сенаторы, посланные Тиберием для рассмотрения жалоб легионеров, были схвачены, а одному бывшему консулу едва удалось избежать смерти. По предложению консилиума Германик решил послать Агриппину и двухлетнего Калигулу в безопасное место — в один из ближайших галльских городов.

Римские легионеры были суровыми людьми, способными временами на крайнюю жестокость, но нередко они становились сентиментальными, и трогательный вид беженцев, покидавших лагерь, привел к кардинальной смене настроения. Воспользовавшись этим, Германик снова обратился к мятежникам с речью и на этот раз добился, чтобы ему выдали зачинщиков, которые без промедления были осуждены и казнены. Однако для того, чтобы подобные проблемы не возникали в будущем, молодой полководец также уволил тех центурионов, которые были признаны виновными в получении взяток от своих солдат.

Определенные уступки, включая немедленную демобилизацию отслуживших положенный срок легионеров, и возврат к прежнему сроку службы в шестнадцать лет плюс четырем годам для ветеранов, были сделаны примерно в это же время. Уменьшение продолжительности службы, судя по всему, длилось не слишком долго, и скоро ее общий срок снова стал составлять двадцать пять лет, но другие жалобы, скорее всего, были удовлетворены. После новых поспешных казней и недолгой борьбы в другом лагере мятеж армии в Нижней Германии закончился.

Германик, прибывший в этот лагерь после подавления мятежа, сказал, по свидетельству Тацита: «Происшедшее не целительное средство, а бедствие». Восстановив во всей армии порядок (солдаты вспомогательных войск, которые не являлись гражданами, по-видимому, не бунтовали), Германик наконец смог переключить свое внимание на врага.{267}

Сезон, удобный для военных действий, уже заканчивался, но, несмотря на это, Германик собрал колонну из солдат всех четырех недавно бунтовавших легионов, всего около 12 000 человек, наряду с двадцатью шестью когортами вспомогательной пехоты и восьмью алами кавалерии. Перейдя Рейн, этот отряд быстро двинулся на марсов.

Вместо того чтобы направиться обычным, более простым путем на земли этого племени, Германик выбрал более длинный и менее известный маршрут. Во главе быстро двигалась вспомогательная пехота, несущая лишь свое снаряжение. Ей было поручено разведывать и расчищать дорогу. За ней шло основное ядро легионов с небольшим вещевым обозом. Римляне передвигались ночью, безоблачное небо и яркие звезды позволяли им без труда находить дорогу.

В ночь нападения римлян германцы отмечали праздник и пировали, поэтому атака оказалась вдвойне неожиданной. Перед рассветом часть марсийских деревень была окружена римскими войсками. Жители практически не оказывали сопротивления атакующим и были перебиты. Затем Германик разделил свою армию, создав небольшие боевые отряды, каждый из которых базировался неподалеку от одного из четырех легионов, и отправил эти отряды опустошать земли в радиусе примерно пятидесяти миль.

Римские карательные экспедиции, как правило, были очень жестокими — в 51 г. до н. э. запрет Цезаря поджигать усадьбы выглядел как нечто экстраординарное, — но эта операция Германика была еще более свирепой, чем обычно. Пленных не брали и всех попадавшихся германцев убивали независимо от их пола и возраста. Обычно римляне проявляли определенное уважение к святыням, но теперь даже святилище местной богини было сожжено дотла.{268}

Войска Германика не встречали серьезного сопротивления, пока их колонны не собрались вновь и не начали обратный марш к Рейну, поскольку племенам требовалось время, чтобы собрать армию. Марсы ничего не могли сделать после бойни, учиненной римлянами, но соседние племена — бруктеры, тубанты и узипеты — собрали войско и устроили засаду там, где, по их расчетам, должны пройти римляне во время своего возвращения.