Одержимые сердца - Анна Морион

католическим обрядам, как пожелали родители. На похороны приехало много людей – ее однокурсники, друзья со школы и друзья детства, даже два профессора с Карлова университета. Это была ужасная потеря, неожиданный удар (здесь Элиза и Ян вновь стали украдкой смахивать со щек слезы, а мне было ужасно жаль их). С тех пор прошло столько лет, но рана, горечь и боль от потери единственной дочери были все еще свежи. Как будто новость о гибели дочери они получили только вчера.

– Вайпер говорила, что вы были очень хорошими родителями и делали много фотографий, – поспешила сказать я, чтобы отвлечь этих бедных смертных от их трагедии. – Возможно, у вас есть фотоальбомы? Я бы с удовольствием взглянула на них!

– Это так мило с твоей стороны, дорогая! – Элиза тут же вскочила с дивана и пулей вылетела из гостиной, чтобы вскоре вернуться с толстыми фотоальбомами в руках. – Здесь все фотоальбомы… Боюсь, их аж десять штук! А нет, погоди, три из них – это я и Ян… – Она отложила три штуки на диван, а все остальные положила на кофейный столик. – Еще чаю?

– Нет, нет, благодарю! – улыбнулась я.

Альбомы были распределены по годам, и я терпеливо пролистала все семь альбомов с Вайпер, начиная с момента ее рождения до последних лет ее жизни. Я с удивлением заметила, что последний альбом, в котором были фотографии Вайпер в годы студенчества в Праге, был неполный. Около 15 фотографий, там и здесь, отсутствовали.

– Почему некоторые ячейки пусты? – поинтересовалась я.

– Мы не уверены, но, наверняка, их взял ее парень, – ответил мне Ян, который пил уже третью чашку чая (супруга заставила его).

– Что ж, понимаю! Это такая память о ней! – теплым тоном сказала на это я.

– О, да! И он, и мы трепетно храним память о ней… С момента ее последнего появления в этом доме, мы не стали ничего менять. Ее комната стоит нетронутой, уже много лет. Ведь это единственное, что осталось нам в память о нашей девочке, – тихо сказала Элиза.

Она собрала все уже просмотренные мною фотоальбомы и направилась в другую комнату.

– Не желаешь ли взглянуть на ее комнату? – вдруг обернулась она ко мне.

«Очень даже!» – подумала я.

– Это было бы прекрасно! – отозвалась я. – Она приглашала меня сюда несколько раз, но из-за переезда я так и не смогла приехать.

– Погоди-ка! – Элиза скрылась из виду.

– Моя супруга не может смириться с нашей потерей, – вдруг очень тихо сказал мне Ян. – На кухне, на столе – стоит любимая ваза Вайпер, и Элиза каждый день ставит туда свежие ромашки. Любимые цветы нашей дочери. – Он сглотнул. – Летом она выращивает ромашки на своей клумбе, а когда они больше не цветут, она каждый день покупает их в цветочном магазине… При любой погоде, и в дождь, и в снег… Около двадцати минут в одну сторону. Я не могу ходить так далеко – ноги стали совсем плохи последние пять лет… Я сижу дома, как старый пес на любимом диване.

Этот короткий рассказ растрогал меня. В моем горле вновь встал огромный ком. Эта бесконечная родительская преданность и любовь к памяти давно погибшей дочери поразили меня. Глубина родительского сердца. И ведь нет никакой глубины – у родительского любящего сердца нет дна.

Это заставило меня вспомнить о моих собственных родителях. О матери, которую я ранила так часто. Отца, которому я звонила так редко, что мне должно было быть стыдно за это. Они любят меня, ждут моего звонка, встречи со мной, переживают за меня… Нужно приехать к ним. Погостить в родном замке, неделю или две.

«Мама, моя милая мама! Я знаю, что сделало бы тебя счастливой! Тебя и Мишу! Если бы я только смела попросить прощения у Маришки! Раскаяться! Но это свыше моих сил!» – с горечью подумала я.

Возможно, в один прекрасный день, в будущем. Но не сейчас. Мое сердце было слишком одержимо тайной Вайпер и гордыней.

– А вот и я! – Элиза вновь зашла в комнату. Ее лицо сияло. – Ну, что, дорогая, пойдем в комнату Вайпер?

– С удовольствием, – улыбнулась я, поднимаясь с кресла и следуя за Элизой.

В прихожей она ласково попросила меня снять сапоги. Я подчинилась, и мы пошли вверх, по лестнице, на второй этаж.

Вскоре я оказалась посреди комнаты той, чью загадку я так желала разгадать.

Комната Вайпер.

Но я не увидела ничего особенного – обычная комната с обычной обстановкой.

Комната неинтересного человека.

Отвернувшись от Элизы, чтобы она не видела моего лица, я насмешливо усмехнулась.

И это все? Что ж, Вайпер не была особенной. Напротив – ординарной. Да, она любила своих родителей и была хорошей дочерью. Да, она была довольно умна и дружелюбна. Да, у нее было много друзей… Хотя, людей, появляющихся на похоронах вряд ли можно назвать друзьями. Лишь малую их часть. Все остальные приходят из сочувствия.

Пока я непринужденно проходилась по комнате, Элиза увлеченно рассказывала мне о мебели, занавесках, коллекции статуэток и так далее. Много совершенно не интересующей меня ерунды.

«Кажется, пора уходить!» – подумала я, поняв, что ничего толкового я больше в этом доме не услышу. Все, что я хотела, я уже услышала.

Но вдруг мой взгляд остекленел.

Это была фотография. Довольно крупная цветная фотография.

Зима. Снег. Вайпер с распущенными волосами, в черном пальто. На ее шее – толстый шарф. Она держит в руках бумажный стакан, на котором написано «Осторожно! В стакане – горячий напиток!». Она широко улыбается. Даже смеется. И смотрит на своего собеседника. Он – в пальто, с растрепанными длинными волосами и шарфом, держит идентичный Вайпер бумажный стакан и тоже смеется. Его взгляд, устремленный на нее, полон восхищения.

– Это же Седрик Морган! Я знаю его! – тихо воскликнула я, обернувшись к Элизе.

– Да, это он, – улыбнулась мне в ответ она. – Это парень Вайпер.

– Парень? – ошеломленно переспросила я.

«Парень с нечешским именем, которого, по словам Юлии, у нее увела Вайпер!» – проскользнула в моем разуме дикая мысль.

– Да, да, они встречались… Увы, недолго. Это он – единственный, кто выжил в той катастрофе…

«Еще бы!» – насмешливо подумала я.

– …Он славный, наш Седрик! Часто приезжает к нам, а на Рождество дарит замечательные дорогие подарки. Ян не совсем это одобряет, но иногда он чересчур ворчлив! – продолжала говорить Элиза.

Я слушала ее вполуха.

Взяв фотографию в руки, я вперила в нее пристальный взгляд, стараясь разглядеть каждую деталь, даже мельчайшую.

Седрик! Так вот, почему он выгнал меня из своего дома! Вот, что его связывает в Вайпер! Его тайна.

Какая ирония!

Он любит ее. Он влюблен в смертную.

Седрик влюблен в Вайпер. И он потерял ее. Навсегда.

Он – второй Барни. Этот мрачный тип влюбился в смертную.

Как смешно, Боже, какая комедия!

Это Седрик забрал из альбома фото Вайпер!

– И когда