Апокалипсис - Джон Адамс

Обсидиан отдал ей брошку. Задержал ее руку в своей, когда она потянулась, чтобы забрать вещицу, провел большим пальцем по мозолям на ее ладони.

Он остановился на Первой улице и снова спросил, куда ехать. Затем, повернув направо, как она показала, он остановился перед Музыкальным центром. Здесь он взял с приборной панели лежавший там сложенный лист бумаги и развернул его. Рай узнала в бумаге карту местности, хотя написанные на ней слова не имели для нее никакого смысла. Он расправил карту, снова взял Рай за руку и нацелил ее указательный палец на некую точку. Он дотронулся до нее, дотронулся до себя, указал в пол машины. Все это означало: "Мы сейчас здесь". Она понимала, он хочет знать, куда она едет. Она хотела сказать ему, однако вместо того печально покачала головой. Она утратила способность читать и писать. Это была самая большая ее потеря и самая болезненная. В Лос-Анджелесе она изучала в университете Калифорнии историю. Она занималась писательской деятельностью. Теперь она не в состоянии прочитать свои собственные сочинения. У нее полный дом книг, которые она не может ни читать, ни заставить себя пустить на растопку. И память у нее такая, что она не может вспомнить ничего из прочитанного когда-то.

Рай уставилась в карту, силясь вычислить место. Она родилась в Пасадене, прожила пятнадцать лет в Лос-Анджелесе. Сейчас она находится рядом с Лос-Анджелесским городским центром. Она знала положение городов относительно друг друга, знала улицы, направления, даже знала, как держаться подальше от скоростных автострад, которые могут быть перегорожены разбитыми машинами и разрушенными виадуками. Она должна знать, как показать Пасадену, даже если не в состоянии узнать слово.

С сомнением она положила ладонь на светло-оранжевое пятно в верхнем правом углу карты. Должно быть, правильно. Пасадена.

Обсидиан поднял ее ладонь, чтобы заглянуть под нее, затем сложил карту и снова положил на приборный щиток. Он может читать, запоздало сообразила она. Возможно, он может и писать. Внезапно она ощутила к нему ненависть, глубокую, жгучую ненависть. Что значит для него быть грамотным, для взрослого мужчины, который играет в свои "копы-грабители"? Однако он может читать, а она нет. И никогда уже не сможет. Рай ощутила, как у нее сводит внутренности от ненависти, отчаяния и зависти. А всего в нескольких дюймах от нее лежит заряженное оружие.

Она застыла на месте, пристально глядя на него, почти видя его залитым кровью. Однако ярость накатила волной и отхлынула, а она так ничего и не сделала.

Обсидиан, поколебавшись, понимающе коснулся ее руки. Рай подняла на него глаза. На ее лице уже успело отразиться слишком многое. Ни один человек, все еще живущий в том, что осталось от человеческого сообщества, не ошибся бы, истолковывая это выражение лица.

Она устало закрыла глаза, глубоко вдохнула. Рай уже терзалась тоской по прошлому, ненавидела настоящее, ощущала, как нарастает безнадежность, бессмысленность, однако она еще ни разу не испытывала такого мощного желания убить другого человека. Она в итоге ушла из дома, потому что вплотную приблизилась к тому, чтобы убить себя. Она не видела причин оставаться в живых. Может быть, именно поэтому она и села в машину Обсидиана. Раньше она ни за что не сделала бы такого.

Он коснулся ее губ и изобразил пальцами, как будто разговаривает. Может ли она говорить?

Она кивнула, после чего наблюдала, как и на него накатывает и отступает волна зависти. Только что оба признались в том, в чем признаваться было небезопасно, однако кровопролития не случилось. Он постучал себя по губам, затем по лбу и покачал головой. Он не говорит и не понимает звучащую речь. Болезнь сыграла с ними шутку, забрав, как она подозревала, то, что каждый ценил выше всего.

Она щипала его за рукав, не понимая, почему он решил и дальше исполнять обязанности полицейского при тех способностях, какие у него сохранились. Он был вполне разумен для иного. Почему он не дома, не выращивает кукурузу, не разводит кроликов, не растит детей? Но она не знала, как об этом спросить. Затем он положил руку ей на бедро, и ей пришлось разбираться с другим вопросом.

Она покачала головой. Недуг, беременность, беспомощность, муки одиночества… нет.

Он нежно поглаживал ее бедро и улыбался с явным недоверием.

Никто не касался ее три года. Она не хотела, чтобы кто-нибудь касался ее. Разве это подходящий мир, чтобы рожать в нем ребенка, даже с условием, что отец захочет остаться рядом и помогать в воспитании? Хотя ситуация была непростая. Обсидиан не подозревал, насколько он привлекателен для нее, молодой, моложе Рай, опрятный, просящий о том, что другой взял бы силой. Но все это не имело значения. Что такое несколько мгновений наслаждения по сравнению с целой жизнью расхлебывания последствий?

Обсидиан притянул ее ближе, и на секунду она позволила себе насладиться его близостью. Он приятно пах — мужчиной, и при этом приятно. Она с большой неохотой оторвалась от него.

Он вздохнул, протянул руку к "бардачку". Рай застыла, не зная, чего ожидать, но он вынул всего лишь маленькую коробочку. Надпись на коробочке ничего для нее не значила. Она не понимала, пока он не порвал обертку, открыл коробочку и вынул презерватив. Он смотрел на нее, и она первая в изумлении отвернулась. Затем захихикала. Она не помнила, когда смеялась в последний раз.

Он усмехнулся, жестом указал на заднее сиденье, и она засмеялась в полный голос. Даже в юности она терпеть не могла задние сиденья автомобилей. Но затем оглядела пустые улицы и разрушенные дома, после чего вышла и пересела назад. Он позволил ей самой надеть ему презерватив, а затем, кажется, удивился силе ее желания.

Некоторое время спустя они сидели рядом, прикрытые его плащом, не желая пока становиться друг для друга одетыми чужаками. Он сделал жест, как будто качает ребенка, и вопросительно посмотрел на нее.

Она с трудом глотнула, покачала головой. Она не знала, как сказать ему, что дети умерли.

Он взял ее руку и нарисовал на ней указательным пальцем крест, после чего повторил свой жест с укачиванием ребенка.

Она кивнула, подняла вверх три пальца, после чего отвернулась, старалась совладать с нахлынувшими внезапно воспоминаниями. Она говорила себе, что дети, взрослеющие в нынешние времена, достойны сострадания. Они бродят по каньонам улиц, не помня толком, чем были эти дома и как они пришли в такое состояние. Сегодняшние дети собирают книги как дрова, чтобы сжечь их. Они бегают по улицам, гоняясь друг за другом и повизгивая, словно шимпанзе. У них нет будущего.

Он положил ладонь ей на плечо, и она развернулась вдруг, неловко потянувшись к его маленькой коробочке и затем вынуждая его снова заняться с ней любовью. Он мог вернуть ей способность прощать и наслаждаться. До сих пор ничто не могло дать ей такого. До сих нор с каждым днем она только приближалась к тому моменту, когда пришлось бы сделать то, от чего она бежала, бросив дом: сунуть дуло пистолета в рот и спустить курок.

Она спросила Обсидиана, хочет ли он вернуться домой вместе с ней, остаться с ней.

Он казался удивленным и польщенным, когда понял. Но ответил не сразу. Наконец он отрицательно покачал головой, как она и опасалась. Наверное, он получал большое удовольствие, играя в "копы-грабители" и подвозя незнакомых женщин.

Она одевалась в разочарованном молчании, не в силах испытывать на него злость. Может быть, у него уже есть дом и жена. Очень может быть. Болезнь на мужчинах сказалась хуже, чем на женщинах, мужчин погибло больше, а выжившие пострадали сильнее. Такие мужчины, как Обсидиан, были редкостью. Женщины либо соглашались на меньшее, либо оставались в одиночестве. Если бы они увидели Обсидиана, то сделали бы все, чтобы жить вместе с ним. Рай подозревала, что его уже заполучила какая-нибудь из них, красивее и моложе ее.

Обсидиан коснулся ее, когда она надевала кобуру, и сложной цепочкой жестов спросил, заряжено ли оружие.

Она угрюмо кивнула. Он погладил ее по руке.

Она снова спросила его, хочет ли он поехать домой вместе с ней, на этот раз с помощью других жестов. Он вроде бы колебался. Может, его можно уговорить.

Он вышел и пересел на переднее сиденье, никак не ответив. Она тоже пересела вперед, глядя на него. Он одернул форму и поглядел на нее. Она подумала, что он спрашивает ее о чем-то, но не понимала, о чем.

Он снял с себя значок, постучал по нему пальцем, затем постучал себя по груди. Ну конечно.

Она взяла у него значок и прицепила к нему свою брошку со снопом пшеницы. Если все его безумие состоит в том, чтобы играть в "копы-грабители", пусть себе играет. Она примет его в полицейской форме и со всем прочим. Ее осенило, что в итоге она может лишиться его, если он повстречает кого-нибудь, как повстречал ее. Но какое-то время он будет с ней. Обсидиан снова взял карту города, похлопал по ней, указал примерно на северо-восток, в сторону Пасадены, затем посмотрел на нее.