Игра без правил - Василий Веденеев

— Брось! — не помня себя, заорал Жедь, глядя на Аркадия расширенными, белыми от страха глазами. Но было поздно.

Грохнул выстрел. Пуля ударила в стену дома, брызнувшую розовой кирпичной крошкой. Никто еще не успел ничего понять, а на заднее сиденье уже рухнул бледный Олег Кислов, неудобно подворачивая длинные ноги, чтобы дать место замешкавшемуся Вороне, суетливо и бестолково метавшемуся около автомобиля.

Лыков снова выстрелил, целясь в оперативников, оказавшихся рядом с подъездом, но промахнулся — зазвенело разбитое стекло, хлопнула дверь, и на улицу выскочили еще несколько человек с оружием в руках.

— Скорее! — дико взвыл Витек, шаря глазами в надежде отыскать ту единственную дырку, куда сможет протиснуться их «москвич» и вырваться из захлопнувшейся западни.

Аркадий выстрелил еще, и тут же в ответ ударили выстрелы милиционеров — Ворона охнул и повис на дверце машины. По его светлой штанине начало быстро расползаться кровавое пятно.

— А, черт! — выругался Лыков.

Олег успел ухватить обмякшего Анашкина за воротник и рывком втянул в машину, а Жедь уже дал газу и погнал «москвич» прямо на парней, которые недавно усиленно делали вид, что собирают мелочь на выпивку. Они вынуждены были отскочить в сторону, чтобы не попасть под колеса.

— Перестреляют, — просипел Кислов, забыв про выданный ему Аркадием пистолет. Он видел теперь только оружие в руках оперативников: эти не Котенев, не жирный Лушин! Могут нажать на спусковой крючок — и прощай белый свет.

— Вперед! Закрой дверь! — вопил Лыков. Стрелять через заднее стекло он не решался.

Машина подпрыгнула — Жедь бросил ее на бордюрный камень, отделявший проезжую часть двора от газона с беседкой и песочницей. В зеркало он видел, как один из милиционеров в штатском припал на колено и, держа пистолет двумя руками, прицелился по колесам их «москвича». Рывок баранки в сторону, стон раненого Гришки, похожий на визг зверя, которого неожиданно прижгли каленым железом, выстрел, рывок баранки в обратную сторону. Не попали!

Разлетелись в щепки фанерные стойки с наляпанными на них плакатами и объявлениями, от удара лопнуло стекло левой фары, и машина переехала газон, оставив беседку позади. Еще рывок баранки, поворот в тоннель подворотни.

Черт бы побрал коммунальщиков и трест уборки города, понаставят где не надо мусорных контейнеров — задели один, ободрав бок машины, но зато впереди чисто, никто и подумать не мог, что они рванут через газоны, через стойки со щитами, через перегороженную мусорными контейнерами подворотню.

— Больно, — застонал Ворона. Глаза у его закатывались, лицо приобрело зеленоватый оттенок, а губы казались сине-черными.

— Терпи! — не оборачиваясь, бросил через плечо Лыков.

Жедь вырулил на полосу встречного движения и погнал к перекрестку, заставляя редкие встречные машины испуганно шарахаться в стороны. Водители бешено размахивали руками, можно было только догадываться, какие слова они выкрикивали, но Витек упрямо гнал «москвич» к повороту.

— Не бросайте, — прошептал Анашкин, от жуткой боли не имея сил, чтобы закричать во весь голос. Ему казалось, что по ноге стукнули огромной и толстой доской, сплошь утыканной раскаленными гвоздями, перебили кость и, убрав изувечившую его проклятую доску, оставили в ране гвозди, жалящие немилосердной болью. Да еще постоянно поворачивают их. И боль отдается во всем теле, взрываясь в голове, под ребрами, в позвоночнике, в руках. Боже, неужели в него попали всего один раз?

— Не бросим, не скули! — оборвал Аркадий раненого и, схватив Жедя за плечо, заорал: — Сворачивай! Менты!

Впереди, пересекая проезжую часть, выскочил канареечный жигуленок ГАИ, намереваясь загородить дорогу. Витек, закусив губу, крутанул руль. Машину занесло. Взвизгнув покрышками, она развернулась и, проскочив через разделительную полосу, прибавила скорости, уходя к лабиринту запутанных переулков — в них Жедь надеялся оторваться от погони.

— Д-давай! — слегка заикаясь от нервного напряжения, кричал Олег, совершенно не слыша себя.

И Витек давал — в зеркало он видел синий маячок машины ГАИ и готов был отдать все, что припрятано в заветной коробочке, чтобы этот огонек погас, растворился, исчез и не преследовал.

«Москвич» свернул в переулок и юркнул в подворотню. Взлетели напуганные голуби, посыпались картонные ящики, выстроенные в пирамиды у задних дверей хозяйственного магазина, покатилась по асфальту сбитая жестяная урна, глухо стуча помятыми боками, а машина с драконами уже выскочила в другой переулок. Колеса запрыгали на брусчатке трамвайных путей, за окнами мелькнули тревожно мигавшие желтым светом светофоры на перекрестке, а Жедь опять вертел баранку, на скорости сворачивая под знак, запрещавший проезд.

— А-у-у! — выл от жуткой боли Ворона, беспомощно мотая кудлатой головой и мечтая только об одном: чтобы перестало так жечь и корежить тело, разорванное пулей. Хлюпала под ним натекшая лужица крови, а Олег вжался в другой угол сиденья, словно боясь запачкаться, и только вздрагивал при каждом новом вскрике раненого.

— Проскочим? — озабоченно спросил Лыков, тревожно вглядываясь в уходящее под гору шоссе.

Жедь не ответил. Он хотел сейчас, чтобы не появился сзади синий огонек мигалки; если милиционеры не выскочат следом за ними в этот переулок еще в течение минуты-другой, то спасение близко. Стоит только повернуть, проехать пару кварталов, снова свернуть — и знакомый двор, где их трудненько будет прищучить. Пока синий огонек не мелькнул в зеркале, надо выжать из «москвича» все оставшиеся у его мотора лошадиные силы.

— Проскочим?! — заорал Аркадий. Не слышит, что ли, Витек, оглох от испуга?

— Да! Да! — повернул к нему потное лицо Жедь. — Должны!

Вот и нужный двор. Синяя мигалка все еще не появилась. Скорее, подать задом москвичонок в подворотню, иначе потом на пятачке двора не развернуться, а там стоит их жигуленок, в который надо пересесть, чтобы окончательно запутать следы, оторваться от погони.

— У-у-у… — подвывал Гришка.

— Зажми ему рот! — велел Олегу обозленный Лыков. — Ну, быстрее!

Пятясь, машина вползла в колодец двора, где, казалось, негде повернуться и тем более разъехаться двум автомобилям. Но именно здесь, в глубине тупика, в узкой щели между глухими стенами двух домов, хитроумный частник устроил себе гараж, навесив железные ворота и смастерив крытую жестью крышу над своим стальным конем.

Увидев, что их жигуленок на месте, Жедь облегченно выдохнул и впервые за последние полчаса вымученно усмехнулся:

— Здесь!..

Неожиданный звонок Александриди опять нарушил устоявшееся, вырвал из сонного покоя уютной Таниной квартирки, заставил вернуться к повседневным делам и хлопотам, властно напомнив об огромном и жестоком мире, привольно раскинувшемся за стенами дома, в котором устроился Михаил Павлович.

— Чемоданчик собрали? — даже не поздоровавшись, спросил грек. — Если нет, то даю пятнадцать минут на сборы и жду внизу. Мы уезжаем на отдых.

— Раньше не могли позвонить? — огрызнулся недовольный Котенев. — Я не реактивный лайнер, чтобы собираться с такой скоростью, и даже не солдат срочной службы. И вообще, в чем дело, почему такая спешка?

— Потом объясню, — понизил голос Лука, — сейчас могу сказать только, что у вашего приятеля Хомчика серьезные неприятности. Ясно? Ну, если ясно, то через пятнадцать минут будьте у подъезда. Не задерживайтесь, самолет не станет ждать.

Положив трубку, Михаил Павлович в сердцах выругался и пошел в комнату сказать Татьяне, что он должен срочно уехать. Что еще там у Рафаила приключилось: напали бандиты или взяли оперативники? Хотя как им до Хомчика докопаться? Впрочем, не ему судить. Лучше действительно собираться.

Татьяна всполошилась, достала чемодан, начала складывать рубашки, чтобы не помялись в дороге, но Котенев отстранил ее и, свалив одежду в кучу, надавил коленом на крышку чемодана, защелкивая замки:

— По приезде разберу. Бритва там? А зубная щетка? Ну, пожалуй, все. Полно, полно, не навек расстаемся!

Он привлек Татьяну к себе, погладил по вздрагивающей спине, немного отстранив, заглянул в глаза:

— Будешь ждать? Обещаешь? Я думаю, это ненадолго.

— Как знать? — Она поморгала, скрывая набежавшие вдруг слезы, и прижалась щекой к его плечу. — Тревожно мне что-то и отпускать тебя не хочется. Так и кажется, что больше мы никогда не увидимся.

— Глупости, — вынося в прихожую чемодан, отрезал Котенев. Вечно эти женщины еще больше испортят и без того поганое настроение. Как будто нельзя обойтись без слез и дурацких предчувствий? Даже если они тебя мучат, то будь человеком, не высказывай, дай другому уехать спокойно. — Перестань кукситься, — вернувшись в комнату, преувеличенно бодрым тоном сказал он, — перестань! Давай присядем на дорожку, а то, наверное, машина уже ждет.