Лесной бродяга (Обитатель лесов) - Ферри Габриэль

— Знаменитый вождь не должен оставаться у своих друзей в одиночестве. Я прикажу шестерым своим людям находиться с ним. Они послушают рассказы о его подвигах.

Гомес отошел от Антилопы, не заметив, как рот индейца искривила гордая улыбка презрения. Он поручил шестерым мексиканцам неотлучно находиться при апаче и прикончить его, если возникнет необходимость.

Лагерь оставался погруженным в темноту. Темнота не только представляла большую опасность для мексиканцев, но лишала возможности уехавшего дона Эстебана и его спутников найти обратную дорогу к лагерю, если они ненароком сбились с пути, как теперь уверяли многие. Большинство в лагере было уверено, что начальник экспедиции бросил их на произвол судьбы.

Наконец тихие разговоры мексиканцев между собою смолкли, каждый затаил беспокойство в своей душе, и в лагере, так же как и на бесконечной, укрытой звездным пологом саванне, водворилось торжественное и зловещее спокойствие.

Однако вскоре дремотную тишь нарушил отдаленный шум. Послышалось как будто ржание многих лошадей, но толком ничего нельзя было различить. Тем не менее Гомес, начинавший уже свыкаться с ролью начальника, поспешно поднялся и направился к палатке. Окруженный мексиканцами Антилопа, подобно Гомесу играющий роль вождя, не проявлял никакого беспокойства.

— Уши белого не отличаются такой тонкостью слуха, как уши моего брата краснокожего, — проговорил Гомес, — не может ли вождь сказать мне, какие звуки раздаются в саванне, не ржание ли это лошадей краснокожих вестников?

Антилопа несколько мгновений хранил молчание, как будто прислушиваясь.

— Да, это гонцы, — проговорил он, — они направляются сюда, чтобы узнать, вернулся ли предводитель белых и тот, кого называют Педро Диас!

— Краснокожим, вероятно, известно лучше, чем белым, что эти предводители никогда не вернутся! — возразил Гомес. — Если же они не хотят вступать в переговоры о мире со мной, избранным товарищами на место бывшего предводителя, то, значит, они стремятся к войне!

— Черная Птица не нуждается в пустых указаниях, как ему поступать, — возразил индеец, — это великий вождь, который сам знает, что нужно делать и говорить!

Во время этого короткого разговора стук копыт многочисленных лошадей сделался явственнее; земля глухо гудела, но в темноте ничего еще нельзя было разобрать. Весь лагерь встревожился, однако, полагаясь на присутствие заложника, мексиканцы все еще медлили принимать какие-нибудь меры к обороне. Только Гомес понял, что пора действовать, и собрался отдать приказание взяться за оружие, как вдруг Антилопа знаком пригласил его прислушаться и сам наклонил голову, подавая к тому пример.

— Это еще не гонцы, — проговорил он, — смотри!

В эту минуту вблизи от лагеря пронесся табун мустангов без всадников.

— Это дикие лошади, — продолжал Антилопа, — наши воины охотятся за ними, и если поймают, то поделятся добычей со своими белыми друзьями. Черная Птица явится сюда, чтобы разделить ее между воинами!

Действительно, всего трое апачей скакали за испуганными лошадьми, размахивая лассо.

— Белые люди могут быть спокойны! — воскликнул индеец, стараясь усыпить подозрения своих врагов. — Вот и Черная Птица; он явился, чтобы завершить переговоры о мире!

Хитрость индейцев удалась вполне: мексиканцы с удовольствием созерцали занимательное зрелище, вполне усыпившее их подозрения. Такое доверие со стороны индейцев, которые без всяких предосторожностей приближались к их лагерю, они сочли залогом скорого мира. Никто из окружавших Антилопу белых не заметил, как он осторожно развязал тесемки плаща и вынул из-за пояса острый томагавк: всеобщее внимание приковала любопытная охота.

Преследуемые индейцами мустанги неслись вокруг ограждения из повозок; среди гнавшихся за ними дикарей показался вскоре и Черная Птица, стараясь обогнать лошадей и отрезать им путь отступления. Мустанги и впрямь внезапно остановились перед проемом, через который несколько часов тому назад мексиканцы впустили индейских парламентеров и который с тех пор оставался открыт.

Появление Черной Птицы окончательно успокоило подозрительность мексиканцев, продолжавших с любопытством наблюдать за охотой, как внезапно среди лагеря раздались вопли отчаяния и ужаса.

В одно мгновение перед глазами мексиканцев появились зловещие лица, подобные исчадиям ада.

Не успели мексиканцы и глазом моргнуть, как на всех казавшихся неоседланными мустангах появились всадники с развевающимися перьями и оружием в руках; вся эта дикая ватага ревела и потрясала копьями, несясь к лагерю.

Еще одно обстоятельство увеличило смятение, произведенное в лагере неожиданным появление неприятеля: испуганных оглушительным ревом, раздавшимся внезапно среди ночной тишины, лошадей мексиканцев охватил панический ужас, что случается с ними довольно часто, так что такое состояние животных получило у мексиканцев особое название — estampida[64].

В одну минуту были разорваны все ремни и веревки, которыми они были привязаны к повозкам, и обезумевшие животные заметались по лагерю, опрокидывая и топча своих владельцев, не имевших сил справиться с ними. Некоторые из них бросались на укрепления и разбивались о них; другие перескакивали через повозки и исчезали во мраке.

Всюду раздавались крики бешенства, и стоны сливались с ржанием лошадей и ревом индейцев, они заставляли трепетать самые мужественные сердца.

Вскоре в лагере остались только те лошади, которые не могли перескочить через укрепления; остальные носились по равнине. Эта катастрофа чуть было не спасла мексиканцев, так как индейцы при виде бегущих лошадей готовы были броситься в погоню за ними, но властный голос Черной Птицы удержал их.

Объясним в нескольких словах внезапное возникновение всадников на мустангах. Апачам эта уловка удалась благодаря хитрости и замечательному искусству в верховой езде. Индейцы недаром слывут лучшими наездниками в Америке: уцепившись одной ногой за седло и повиснув на боку лошади, они могут проскакать таким образом очень большое расстояние. Благодаря ночной темноте, хитрость краснокожих удалась полностью.

Как смерч, ворвались индейцы в лагерь; вскоре к ним подоспели еще новые подкрепления, так что земля гудела под копытами их лошадей. Спасения искать было негде, и когда Гомес выхватил кинжал, чтобы поразит Антилопу, тот ударом томагавка рассек ему череп до глаз; несчастный мексиканец, обливаясь кровью, упал замертво.

Убийство Гомеса послужило сигналом к резне; в то же мгновение с холма раздался такой оглушительный вопль, как будто он исходил из груди дьявола, а не человека. Крик этот испустил Антилопа, который, подобно разрушающему потоку, бросился в середину белых. Сотни голосов подхватили его боевой клич.

— Белые даже не собаки! — воскликнул индеец. — Они просто трусливые, глупые зайцы!

С этими словами Антилопа бросился вперед с легкостью и проворством животного, имя которого он носил, и присоединился к своим соплеменникам.

Мексиканцев обуяла паника: в темноте они натыкались на своих, наносили друг другу раны, бестолково метались с места на место и бессмысленно гибли.

Раздалось несколько выстрелов, произведенных дрожащими руками и не причинивших индейцам никакого вреда: дикари не удостоили их даже ответом и подвигались вперед, размахивая копьями и томагавками.

Для мексиканцев наступили последние минуты.

Шестьдесят всадников, пустив лошадей во весь опор, ворвались в лагерь, подобно волнам океана, сокрушая все на своем пути. Во главе их скакал Черная Птица, которого легко можно было узнать даже во мраке благодаря его высокому росту и повязке на правом плече. Как истинный воин, он приказал привязать себя к седлу и давил своих врагов копытами коня, которым управлял левой рукой.

Вскоре вся земля была усыпана трупами; удары копий, томагавков и ножей сыпались во все стороны, поражая все новые и новые жертвы. Горсточка оставшихся в живых мексиканцев защищалась еще с отчаянием обреченных; другие искали спасения в бегстве; трупы лошадей валялись рядом с их владельцами; оставшиеся в живых лошади носились по равнине.