Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об этом, какое обязательство взяли на себя комиссары, ему сообщили позже. Сообщил отец.
Сейм не доверял даже ему, королю. Точнее, его постоянно держали под контролем.
– На поводке! – со злостью как-то один раз вырвалось у отца…
И сейчас Владислав поделился с Адамом о том же, что его оставляют в неведении. Он догадывался об этом. Но не знал, что от него скрывают сенаторы, те же комиссары.
Адам согласился.
– Ну да! Ты соглашаешься со всем! Лишь бы не перечить мне! – со скрытым раздражением произнёс он.
Адам смутился, но не оставил его одного.
Он же попросил его узнать об этом всё, что можно. Пусть побегает, поищет, как ищейка.
– У тебя же есть связи в сейме! – воскликнул он, когда Адам стал говорить, что это невозможно. – Сделай, сделай! – велел он ему.
– Ладно, – согласился Адам.
– Вот и отлично! Пошли! – потянул он своего друга обратно в замок, где уже должны были собраться на вечер к королю придворные и те же комиссары. Но теперь уже в неофициальной обстановке.
Наступил вечер. К ночи стало холодать.
Они вернулись в замок, в большой зал. Там, в освещённом восковыми свечами зале, было уютно и спокойно. Мерцали огоньки в железных бра по стенкам зала, и в канделябрах на столе что-то отплясывали игривое острыми язычками при малейших колебаниях воздуха.
Владислав, возбуждённый воспоминаниями, прогулкой в саду, бодро переступил порог зала, настроенный руководить предстоящим военным походом… Он лично поведёт войска, хотя у него будут советники. Да, да, тот же Ходкевич вынужден будет считаться с ним! Хотя старик, как мысленно называл он Ходкевича, довольно упрямый человек, когда дело касается военных операций.
Зал постепенно заполнялся приглашенными: придворными, высшими чинами королевства, магнатами.
В этот момент навстречу им, Владиславу и Адаму, попался ксендз Лешевский. Он как раз спускался по широкой ковровой дорожке, устилающей лестницу, что вела на третий этаж, где находилась маленькая замковая часовенка. Видимо, он только что принимал там у кого-то исповедь.
Владислав подошёл к нему, поздоровался. Адам тоже.
Ксендз благословил их:
– Да хранит вас Бог, сыны мои!
Отец Лешевский тоже будет сопровождать его в этом походе на Москву. Родом он был из Мазовии, частенько наезжал на свою родину и сейчас. И без какой-либо видимой на то причины.
И он, Владислав, подозревал, что ксендз втайне сочувствует кальвинистам, глубоко окопавшимся в Мазовии… «В этом их рассаднике!» – как говорил иногда король, его отец… Но этой своей догадки он никому не говорил. Тем более отцу. Поскольку тот не может даже слышать спокойно о Лютере или Кальвине.
А как-то раз всё тот же садовник, умудрённый жизнью при дворе, рассказал, какие творились безобразия при дворе короля Сигизмунда-Августа.
– Ветреные женщины, вино! Скандалы, драки… Совсем другие пошли порядки… Всё это, юный принц, было, было при Сигизмунде-Августе, когда умерла его жена, Барбара Радзивилл… Там, в Кракове, поговаривали, что король собирался сменить и веру. Перейти в лютеранскую… Об этом доносили в Рим!
Он, садовник, старик, маленький человек, скрывал свои убеждения: похоже, он тоже притворялся католиком.
– Сам епископ писал папе, – продолжил он дальше. – Что, мол, наш двор чтит Бога настолько, насколько это не обижает дьявола!.. Ха-ха!..
Он засмеялся, прищурившись, глядя на него, скрывая за улыбкой своё отношение ко всему, что творилось здесь прежде, при Сигизмунде-Августе и его матери, королеве Боне. Ту же он явно осуждал, говоря, что она обокрала Польшу: вывезла в Италию всё золото.
Он, Владислав, слышал, что его прабабка, королева Бона, была необыкновенно красива. Об этом, вспоминая её, говорят до сих пор в Польше.
– Да, – охотно согласился с этим и всезнающий садовник. – Но черства сердцем была. И это она, как говорят в народе, отравила Барбару Радзивилл, жену своего сына, короля Сигизмунда-Августа… Только за то, что он ослушался её, женившись на ней, на Барбаре, нашей девице, местной…
Она, интриганка по натуре, с необузданной тягой к наживе, владела громадными имениями в Речи Посполитой, с которых получала немалые доходы. И они, эти доходы, куда-то исчезали…
И только после её отъезда в Польше спохватились, что она вывезла с собой огромные денежные суммы в золоте.
Всего этого он, Владислав, по молодости лет не знал тогда. Да и не интересовался. Он был весь во власти рыцарских увлечений, военных подвигов, походов и сражений. Возраст романтики, поиска самого себя, мужания, наивных юношеских планов, рушившихся сразу же, как только они соприкасались с действительностью…
Приём во дворце прошёл как обычно. Были речи, скучные, известные, и поздравления такие же. Ему все желали удачи в походе, а также непременно вернуться с московской короной, или, как московиты называют её, шапкой Мономаха.
* * *
На следующий день, пятого апреля, в костёле Святого Иоанна произошло знаменательное событие. Он, Владислав, получил из рук примаса [50]Лаврентия Гембицкого освящённый меч и знамя, тоже освящённое.
– Вашему величеству судьбой свыше начертано создать обширную сарматскую империю из Речи Посполитой и Московии! – уверенно звенел голос примаса в стенах костёла. – Под главой одного монарха!.. С одной святой католической церковью!..
Звучал орган, всё было пышно, кругом была лишь титулованная знать.
Вечером этого же дня у него, Владислава, был разговор с отцом.
– Денег, которые выделил сейм, достаточно только для покрытия издержек за смоленский поход! Тебе на этот поход денег нет! И тебе придётся воспользоваться московским изобилием, как государю земли Московской!.. – сухо наставлял он его, по-деловому, как торгаш, считал расходы, в отличие от примаса чувствительного.
На проводах собрали зрителей. Им раздавали милостыню всем, как на крещении или на поминках. И все кричали от восторга, в путь дальний провожая принца своего: совсем как во времена языческого Рима.
Провожая его, отец прошёл один день с его войском до ночлега, затем второй, и третий день остался позади. Только на четвёртый день он простился с ним. Королева Констанция, его мачеха, тоже благословила его, своего пасынка, святым крестом и божьим словом.
Он же продолжил свой путь дальше: Вильчиск, Люблин, Луцк… Таков был начальный маршрут. И там, в Луцке, он провёл смотр своим полкам. Всё как положено для армий на походе. Почти два месяца его полки стояли там же: дожидались новых указаний короля… Затем с этими полками он перешёл к Кременцу.
В это время от Жолкевского, который стоял с войском на турецкой границе, одно за другим стали приходить в Варшаву тревожные известия, что турки собираются вот-вот вторгнуться в пределы Посполитой. И он просил короля выделить
