Солнечный свет - Робин Маккинли

Я прошла обратно на балкон. Нащупала ось. Я стояла на краю пустоты, но стояла в своем мире, на своих обычных ногах, глядя в обычную темноту своими… не совсем обычными глазами.

Константин, Кон, ты там?

На сей раз я была уверена, что почувствовала рывок на линии, уходящей в темные небеса – отчетливый укол чего-то в неясном ничто. Но я опять потеряла его.

Я устала настолько, что приходилось опираться на перила, чтобы стоять прямо.

Потому я пошла в комнату и легла спать.

В других областях тем временем моя адаптация шла полным ходом. Когда нужно было взять ложку или пакет с мукой, или включить духовку – у меня это уже получалось с первого раза. Правда, несколько дней подряд, проходя на кухню, я не вписывалась в дверной проем.

С того момента, когда в парке Олдрой новое зрение буквально накатило на меня, словно океанская волна, после того, как я увидела на лице Мод то, что увидела – увы, я никак не могла спросить у нее самой, было это или нет, – после того, как волна отхлынула и я снова оказалась на твердой земле, частично отхлынуло и головокружение. Мне казалось, что темнота – это что-то вроде дорожной карты, которая до последнего времени лежала вверх ногами, и только теперь я разобралась, что с ней не так. Хотя дорожные карты как правило не имеют привычки сами раскладываться и кричать: «Сюда! Сюда смотри, тормоз!». Наверное, это неправильная дорожная карта. Карта неизвестной мне страны с подписями на неизвестном языке, от которой путаницы больше, чем пользы. И она не столько разворачивалась, сколько взрывалась.

Не знаю также, в самом ли деле я видела нечто и в лице миссис Биалоски в то утро, когда она попросила меня не переживать.

Итак, что мне больше по душе: то, что мои способности растут так стремительно, что я могу просто выпасть из реальности и оказаться в темном чужом мире, или то, что у меня прогрессирует неоперабельная опухоль мозга – и поэтому я постепенно схожу с ума? Может, есть еще какая-то третья возможность?

Целый день я вкалывала, и пришла домой как раз вовремя, чтобы выпить чашечку чая в саду. Племянница Иоланды со своими дочками уехала после двухнедельного визита, и – хотя это было, в общем-то, не мое дело – я тайком радовалась, что сегодня наш сад принадлежит нам одним. Иоланда вышла и присоединилась ко мне. Несколько поздних роз словно танцевали вальс со своими тенями, когда легкий вечерний бриз играл их стебельками. Я перевела взгляд на Иоланду. Мне всегда нравилось на нее смотреть: если бы она держала свое самообладание в бутылках, я бы обязательно попросила немного для себя. Она была чем-то похожа на Мэла, только без татуировок. Я так устала, так расслабилась и так засмотрелась на нее, что не сразу заметила некую несообразность.

Тени исчертили лицо Иоланды.

Я буквально выпрыгнула из расслабленного состояния и вытаращилась на нее. Она поймала мой взгляд и улыбнулась. Я быстро отвела взгляд. Что? Как? Почему? Как об этом спросить?

Да никак.

Я снова посмотрела на нее. Тени на ее лице лежали спокойно, но они успели… опуститься. Как будто смотришь на небо.

А что я о ней знала? Она получила этот дом в наследство от дальней родственницы; у той тоже не было детей, и она считала, что все старые девы должны держаться друг за друга. Она переехала сюда из Холодной Гавани, после того, как вышла на пенсию. Откуда она уходила на пенсию, я от нее не слыхала. Она обладала той холодной сосредоточенностью, которая свойственна бывшим учительницам, священницам, медсестрам и акушеркам; я не могла представить ее в деловом костюме, сидящую за компьютерным терминалом с экраном в размер теннисного корта, с толпой усердных молодых помощников, подстриженных особым образом – чтобы прическа сочеталась с гарнитурами глобонет-телефонов, которые они не снимают по десять часов в день.

Я не могла спросить у нее. Если бы она хотела что-то мне рассказать, то уже давно бы рассказала. В любом случае то, что я увидела, похоже, не имело никакого отношения к ее прежней работе. Это все равно как веснушки, или кудрявые волосы, или способность к трансмутации – с этим рождаются. Но такие вещи, как способность к трансмутации, приводят к необходимости рано или поздно делать выбор…

– Кажется, вы никогда не говорили мне, кем прежде работали, – вырвалось у меня.

– Я была мастером амулетов – просто сказала она, как будто речь шла о том, какая чудная сегодня погода, и как будто мой вопрос вовсе не показался ей бестактным.

Мастер амулетов.

Меня потянуло на смех. Не удивительно, что обереги в этом доме оказались так хороши. Этот титул просто так не дается.

На каждого, мастера приходились сотни обережников первого, второго и третьего класса. Звание мастера амулетов давало право придумывать и создавать любую защиту против любых Других, которую закажет клиент. Но даже у мастеров была своя специализация: крупный бизнес, мелкий бизнес, защита дома, личная безопасность и весь спектр безопасности наблюдения, от официального надзора до незаконного шпионажа. Но ранг мастера нельзя получить, пока не проявишь свои способности во всех этих областях.

Мастер амулетов. Значит, она должна… собственный дом… но Кон… Я поняла, что первое слово произнесла вслух – надеюсь, только первое, – потому что она мне ответила.

– Я не вписываюсь в твое представление о мастерах амулетов, а? Я ни в чье представление никогда не вписывалась. Но как только я начала свою карьеру, все пошло как по маслу, и бывшие клиенты предупреждали новых клиентов, что им предстоит встреча со старенькой бабушкой – я, кстати, старенькая бабушка со времен своей юности – из тех, что вряд ли способны самостоятельно перейти дорогу, – она с улыбкой посмотрела на меня. – Признаю, что самостоятельный переход дороги – это для меня непростое дело. Машины ездят слишком быстро и часто выруливают с неожиданных сторон. Вот изготовление амулетов – это другое дело.

Я не знала, как задать следующий вопрос, даже не смогла заставить себя посмеяться над шуткой о старой бабушке.

– Впрочем, – продолжала она, словно читая мои мысли, – люди часто не таковы, какими кажутся. Я бы никогда не подумала, что приятная молодая леди, которая обожает солнце и работает в семейном ресторане, водит дружбу с вампиром.

Теперь я и вовсе ничего не могла сказать.

– Моя дорогая, – продолжала Иоланда, – я почти ничего больше не знаю о твоих личных делах. Да, в этом саду и в этом доме амулетов больше, чем ты думала, и если ты их не обнаружила, значит, я еще не утратила профессиональных навыков. Конечно же, я знаю, что сюда приходил вампир, и знаю, что ты не просто пригласила его, но сделала это совершенно добровольно. Хороший амулет, дорогуша, не позволит никому добиться вынужденного приглашения. А мои амулеты можно отнести к категории хороших.