Закат - Гильермо дель Торо

Порыв воздуха из тоннеля пришел как вздох облегчения. Свет, появившийся там, возвестил о приближении поезда, и все поднялись на ноги. Какой-то парень с непомерно набитым рюкзаком едва не столкнул Норину маму с платформы. Поезд плавно подкатил к перрону. Все принялись толкаться, пытаясь любым способом занять самое выгодное положение, и тут двойная дверь чудесным образом остановилась прямо перед Норой. Наконец-то хоть кое в чем им повезло.

Створки двери раздвинулись, и напор толпы внес Нору с ее спутниками в вагон. Она тут же завоевала два спаренных сиденья для мамы и Зака, запихнула их общие пожитки на верхнюю полку, сделав исключение для оружейной сумки и рюкзака мальчика, который Зак сразу устроил у себя на коленях, а сама встала перед своими подопечными, ухватившись руками за поручень над их головами. Колени Норы слегка упирались в ноги мамы и Зака.

Остальные пассажиры продолжали вваливаться в вагон. Оказавшись внутри и осознав, что вот-вот начнется финальный этап их исхода, они с облегчением расслаблялись и начинали вести себя чуть более цивилизованно. Нора увидела, как один мужчина уступил место женщине с ребенком. Совершенно посторонние люди помогали своим попутчикам втаскивать багаж. Счастливчиков, оказавшихся в вагоне, немедленно охватило чувство общности.

Да и сама Нора неожиданно для себя испытала давно забытое ощущение близкого благополучия. Во всяком случае, еще немного, и она наконец-то сможет свободно вздохнуть.

— Все хорошо? — спросила она Зака.

— Лучше не бывает, — ответил он, сделав гримасу и слегка закатив глаза, после чего распутал провода своего айпода и воткнул в уши наушники.

Как Нора и опасалась, многие пассажиры — кто с билетами, кто без — не сумели попасть в вагоны. Когда двери после многих попыток все же закрылись, пассажиры, оставшиеся на платформе, стали колотить чем попало по окнам, иные же принялись упрашивать дежурных по перрону, которые стояли там с типичным для железнодорожных служащих отсутствующим видом, но было ясно, что они и сами не прочь оказаться в поезде. Люди, не попавшие в вагоны, походили на измученных войной беженцев. Нора закрыла глаза и произнесла про себя короткую молитву за них, а потом еще одну — за себя. Она умоляла Бога о снисхождении, просила у Него прощения за то, что пропустила своих любимых вперед, в обход незнакомых ей людей.

Серебристый поезд тронулся с места и начал набирать скорость, двигаясь в сторону тоннелей под Гудзоном. Люди, плотно набившиеся в вагон, разразились аплодисментами. Нора посмотрела, как вокзальные огни скользят мимо и исчезают позади, а через несколько мгновений поезд пошел по уклону вверх — он выныривал из подземного мира, подобно тому как пловцы рвутся к поверхности воды, чтобы глотнуть столь необходимого им воздуха.

Норе было хорошо в поезде, прорезавшем тьму, словно серебряный меч — плоть вампира. Она посмотрела сверху вниз на морщинистое лицо матери и увидела, как веки женщины затрепетали, а потом сомкнулись. Две минуты легкого укачивания, и мама тут же погрузилась в глубокий сон.

Выехав из вокзального комплекса, они попали в опустившуюся уже ночь, и теперь им предстояло проехать короткое расстояние по поверхности, прежде чем поезд уйдет в тоннели под Гудзоном. Окна вагона оплевывал недавно начавшийся дождь. Сквозь водяные потеки Нора увидела картину, от которой у нее перехватило дыхание, — сменяющие друг друга сцены полнейшей анархии. Машины, охваченные пламенем… Пожары, полыхающие вдали… Люди, дерущиеся под струями черного дождя… Люди, бегущие по улице… Почему они бегут? Их преследуют? На них охотятся? Да и люди ли это? Может, бегущие и есть охотники?

Нора бросила взгляд на Зака и увидела, что он весь ушел в дисплей айпода. В этом умении концентрироваться Зак был вылитой копией отца. Нора любила Эфа. Она верила, что сможет полюбить и Зака тоже, хотя все еще слишком мало знала о нем. Помимо внешности, Эф и его сын имели очень много общего. Когда Нора довезет своих подопечных до летнего лагеря, изолированного от всего мира, и обоснуется там, у них с Заком будет много времени, чтобы получше узнать друг друга.

Нора снова уставилась в ночь за окном вагона. Сплошная темень, объясняемая перебоями в подаче энергии, кое-где нарушалась лучами автомобильных фар и спорадическими островками иллюминации, питаемой электрогенераторами. Свет равнялся надежде. Земля по обе стороны рельсового пути начала словно бы отступать, город отодвигался назад. Нора прижалась к оконному стеклу — ей хотелось понять, где именно они едут, и оценить, сколько времени осталось до того момента, когда поезд нырнет в очередной тоннель и вырвется наконец за пределы Нью-Йорка.

Тут-то она и увидела это: на гребне низкой каменной стенки, углом выдававшейся к путям, стояла какая-то фигура. Она четко вырисовывалась на фоне веера света, бившего из невидимого источника позади стены. В этом призрачном видении было что-то такое, отчего по телу Норы прошла дрожь. Ее посетило предчувствие зла… По мере приближения поезда к зловещему видению Нора не сводила с него глаз… а фигура вдруг начала поднимать руку.

Она показывала на поезд. И не просто на поезд — казалось, она показывает прямо на Нору.

Проходя мимо стенки, поезд убавил скорость — или, может быть, это лишь показалось Норе: ее восприятие времени и движения было искажено вселившимся в душу ужасом.

Подсвеченная снизу… орошаемая проливным дождем… с грязными лоснящимися волосами… с чудовищно раздутым ртом… с красными пылающими глазами… на Нору Мартинес, улыбаясь, пристально смотрела Келли Гудуэдер.

Поезд прокатил мимо стенки, и их взоры скрестились. Палец Келли, наведенный на Нору, ни на волосок не отклонился от цели.

Нора прижалась лбом к стеклу. Ей стало ужасно дурно от вида вампирши. Но лишаться чувств Нора не собиралась — она слишком хорошо знала, что собиралась сделать Келли.

В последний момент Келли прыгнула. Она взмыла в воздух со сверхъестественной, животной грацией и, исчезнув из поля зрения Норы, прилепилась к поезду.

Низина

Услышав, что микроавтобус Фета подъехал к задней двери магазинчика, Сетракян стал работать еще быстрее. Он бешено перелистывал старую книгу, лежавшую перед ним на столе. Это был третий том «Собрания рукописей древнегреческих алхимиков» Марселена Бертло и Шарля Эмиля Рюэля, вышедший в Париже в 1888 году. Сетракян сравнивал гравюры, помещенные в томе, с символами, которые он перерисовал из «Люмена», и взор старого профессора метался между страницами книги и листочками, что он держал в руке. Один символ в особенности интересовал Сетракяна. Наконец он нашел нужную гравюру, и его глаза и пальцы на секунду остановились.