Время Воронов (СИ) - Светлана Алимова

— Но он же с нас шкуру сдерет после такого! — взвыл Рассел.

— Это поможет вам избежать подобных ошибок в будущем.

— Повелитель, в парке нужна охрана, — быстро вставил Патрик, — мы должны там быть, иначе других бойцов не хватит.

— Эту проблему будет решать Рейвен. Не считайте себя незаменимыми. Обходились как-то и без вас.

Бойцы помрачнели и притихли. Следующий месяц будет для них скучным, тоскливым и достаточно долгим, чтобы запомнить урок. Ярость Рейвена закрепит его.

— Как прикажет Великий Ворон, — Бернард поклонился, но в глубине его глаз таилась снисходительная насмешка.

Мало. Нужно что-то еще. Удар в слабое место.

— А вот зачинщику сего подлого деяния полагается наказание посерьезнее. Вдобавок ко всему вышесказанному я на месяц запрещаю вам использовать ваши крылья, когти и магию, Бернард. Если через месяц я не увижу в вас пусть не раскаяния, но хотя бы понимания, как поступать не следует, вы лишитесь их навсегда.

Тот вздрогнул.

— Тогда я не смогу сражаться вместо вас с Белой Мразью.

— И не надо. Вы здесь не единственный боец. Даже не самый ценный. Мне не нужны те, кто не подчиняются моим приказам. Найду кого-нибудь помоложе и посообразительнее.

Вот теперь Бернарда проняло: он бешено уставился на Льюиса и стиснул кулаки. Удар достиг цели: Бернарду было сильно за пятьдесят, и он явно боялся подступающей старости.

— Вы не можете отнять мою силу! Эта магия — то, ради чего мы вам служим! — рыкнул Бернард. — Наше жалованье и награда!

— Я дал вам ее. Могу и забрать. Будете жить пустышкой, как во Время Принца. Всю оставшуюся жизнь.

Бернард дернулся вперед, будто желая накинуться на него.

— Вам нужно больше времени, чтобы осознать свои ошибки? — насмешливо уточнил Льюис. — Два месяца без магии? А может не мелочиться и забрать ее сразу на год?

— Не надо, — Бернард сделал несколько вдохов-выдохов, после чего опустился на колени, — я вас понял, повелитель. Я зарвался, и вы указали мне мое место. Больше этого не повторится. Ваша воля — закон. Я забыл, потому что вы редко приказываете. Теперь не забуду. Месяца мне хватит. Пожалуйста.

— Месяц, — кивнул Льюис, — только потому, что я верю в ваш разум. В следующий раз будет год. Курт, помогите пастору Брауну подняться и ведите его за мной.

Бойцы молчали и боялись встретиться с ним взглядом. Льюис надеялся, что отбил у них желание слушаться Бернарда. Но с Рейвеном все-таки нужно будет поговорить о дисциплине в его отряде.

Пастор прихрамывал и шатался. Курт практически нес его на себе. Они довели пастора до его комнаты и усадили в кресло. Льюис закрыл глаза и выставил вперед раскрытую ладонь. Сосредоточился, представляя необходимое.

Когда он поднял веки, на ладони лежал медицинский справочник.

— Курт, принесите теплой воды и чистых тряпок. Будете смывать кровь и обработаете раны пастора.

— Да, повелитель!

Льюис вздохнул и принялся за дело. Ушибы, гематомы, ссадины. Возможно, сотрясение мозга и перелом ноги. Левый глаз опух и заплыл. Льюису не пришлось даже настраиваться на исцеление: избитый пастор вызывал у него чувство острой жалости и гнева на Воронов-бойцов. То, что он мог что-то исправить, успокаивало его совесть, но не сильно. Это все была его вина.

Он устало подумал, что стоит ему хоть что-то пустить на самотек, как возникали проблемы. Ничего не решалось правильно, зато неприятности лезли из всех щелей. И у него не было кого-то, кто мог бы наказать его за лень или неверное решение. Всегда страдали другие: Джон Солт и его девушка, теперь вот пастор Браун.

Пора было перестать бегать от ответственности и сваливать ее на кого-то другого. Он должен был всегда следить за происходящим и держать руку на пульсе событий, как и полагалось Великому Ворону — правителю города. Никто не заставит его поступать правильно из-под палки. Сам, все сам.

— Пастор, встаньте и пройдитесь по комнате. Голова не кружится? Где-нибудь болит?

Тот молча подчинился и покачал головой.

— Если будут последствия, сообщите мне. Я исцелю.

— Почему наложением рук лечит темная тварь? — неожиданно глухо спросил пастор Браун. — Ты недостоин такого дара.

— Какой вы все-таки неприятный человек, — вздохнул Льюис, — хоть бы спасибо сказали.

— Ты демон и делаешь все это нарочно, чтобы смутить мой разум. Господь послал мне испытание, и я выдержу его с честью.

Льюис подавил раздражение.

Черт с ним. Что мог, он сделал. Нужно было решить другую проблему.

— Курт, — мягко начал он, — я думаю, вы — хороший человек, но сегодня вы поступили очень плохо. Чего вы боялись, пойдя за толпой? Что вас изобьют вместо пастора, если откажетесь?

— Нет, повелитель, — тот переминался с ноги на ногу, — если бы поколотили — это ничего, Рейвен нас учил терпеть и не бояться.

— Тогда что заставило вас причинить вред слабому, хотя вы прекрасно знали, что так поступать нельзя?

— Я не знаю… я привык делать что говорят…

— Курт, вы знаете, что такое совесть?

— Да. Это слабых не обижать, не вредить, помогать, если видишь, что человек в беде, — Курт с каждым словом краснел все сильнее, — это что же, я, выходит, теперь бессовестный? Я же все наоборот сделал!

— Выходит что так.

Курт закрыл лицо руками и затрясся.

— Как же так… батя всегда говорил, что я совестливый, и вы говорили, что я — хороший человек, а я… почему так вышло…

— Потому что вы не думали. Если вы продолжите бездумно творить злые дела, то скоро превратитесь в полное чудовище. Перед вами стоит человек, чья боль является вашей виной. Что вы должны сделать, Курт?

Тот повалился на пол перед пастором Брауном.

— Я виноват! Простите меня! Я не буду больше! И никому не дам вас бить! Давайте вы меня побьете? Так честно будет! Мне так стыдно!

Растерянный пастор отступил в сторону.

— Уймись, дитя. Все мы ошибаемся и творим дурные вещи. Но если ты понял и обещаешь стать лучше, бог простит тебя.

— А вы? Вы меня простите?

Пастор Браун застыл. В нем что-то переменилось, словно он осознал нечто важное.

— Да, дитя мое. Я прощу тебя. Бог послал тебе этот день, чтобы образумить. А мне он послал проклятье, чтобы я наконец понял, как ошибался. Демоны не раскаиваются и не сочувствуют чужой боли. Им неведом стыд. А люди даже здесь ведут себя, как люди. В каждом есть добро и зло, лишь нам решать, что с ними делать. Господи, что же я натворил! — пастор схватился за голову. — Ведь мне все говорили, что Вороны — люди, даже будущий Прекрасный Принц отнесся к вам по-человечески, а я был черств, как камень, пока сам не оказался среди проклятых! Великий Ворон проявил милосердие, а я не сумел! И господь направил меня сюда, чтобы я понял, что сбился с пути!

— Так вы тоже можете извиниться, — предложил Курт, вставая с колен, — и вас простят, если будете жить по совести и никого не обижать. Так, повелитель?

— Наверное, — Льюис слегка растерялся, — я рад, что вы приняли свое проклятье. Теперь вы сможете…

— Это не проклятье! — перебил его пастор Браун. В его глазах разгорался фанатичный огонь. — Это — благословение! Господь не отвернулся от меня, он помог мне! Я буду служить среди сирых и убогих, самых несчастных людей в городе! Я сам теперь один из них! Нечего мне было делать наверху, среди золота и власти, я нужен здесь! Курт, вы поможете мне?

— Конечно! А чего делать надо?

— Я буду помогать проклятым людям. Воронам. Я заслужу их прощение! И моя душа очистится от грехов гордыни и злобы!

Больше пастор Браун ни от кого не прятался. Он поговорил с каждым жителем убежища и искренне просил прощения за свои поступки. Сожалел о гибели Джона и его девушки. Предлагал любую помощь, не гнушаясь работать руками. Кротко сносил обиды и оскорбления. Курт сопровождал его и тоже извинялся, рассказывая о своем дурном поведении. Вороны были сбиты с толку, но постепенно оттаяли и приняли пастора Брауна, прекратив его игнорировать. Исключение составили только бойцы и Шарлотта. Рейвен, услышав про «сирых и убогих», обругал пастора всеми известными ему словами и посоветовал не лезть к ним, а пойти куда подальше. Например, попробовать извиниться перед наемником Рудольфом, избитым «Врагами Воронов». Или перед самим Нилом Янгом, которого, по наущению пастора, собирались казнить.