Ветер богов - Богдан Сушинский

— И будут правы?

— В том-то и дело.

— Почти традиционный набор обвинений врага рейха, — признал штурмбаннфюрер.

— Однако опыт герра Шварца, владельца «Солнечной Корсики», свидетельствует, что с некоторых пор к подобным слабостям своих земляков герр Скорцени относится почти с библейской великотерпимостью.

— Он свидетельствует еще и о том, что Скорцени тоже не чужды некоторые непростительные слабости. Послушайте, госпожа фон Эслингер, — сказал штурмбаннфюрер, выходя из машины и мгновенно примечая, что в беседке, просматривающейся между кустами, притаился охранник. — Вы, очевидно, даже не подозреваете, какому риску подвергаете себя, не понимая, что ни тот амбал, что притаился в беседке, ни два дебила, которые после третьего выстрела высунут свои сонные рожи из самой виллы, не помешали бы мне пристрелить вас прямо здесь же, под венецианской аркой входа на виллу.

— Почему вы предполагаете, что я не осознаю этого? — вздрогнула фон Эслингер, совершенно не ожидавшая, что их полусвет-ская беседа в машине завершится таким ужасным дипломатическим разъяснением. — Просто мне казалось, что вы прибегнете к своим угрозам еще там, у отеля. А пристрелите — на одном из поворотов, у обрыва или зарослей. Более неудачного места для зачтения приговора, чем подъезд виллы, даже трудно себе представить.

— Это не приговор. Обычная констатация реалий.

— Так мы все же войдем или будем митинговать у ворот? — Марте фон Эслингер понадобилось немало усилий, чтобы заставить себя улыбнуться, и все же улыбки не получилось.

— Войдем.

— Странные вы, мужчины: одни, садясь рядом со мной в машину, начинают нервно ощупывать мои коленки, другие столь же нервно — кобуры своих пистолетов. Не знаешь, на кого из вас злиться, а кому сочувствовать. Между тем на втором этаже этого особняка, в комнате для молитв и покаяний — существует здесь и такая, вас с огромным нетерпением ожидает госпожа Ленерт.

— Простите, не понял?

— Я сказала: вас ждет госпожа Ленерт. Вот уж не думала, что, услышав имя «папессы», вы решитесь переспрашивать его.

— Но в это невозможно поверить. Госпожа Ленерт, «папесса», здесь? — с непосредственностью провинциала ткнул он в сторону виллы пальцем. — Как она могла оказаться на острове? Я спрашиваю совершенно серьезно, — повысил голос Скорцени. — Хватит с меня мифической мадемуазель д’Ардель.

— Прекратите, господин Скорцени! — вдруг возмутилась Марта фон Эслингер. — Сие вам должно быть известно лучше, чем мне.

От неожиданности штурмбаннфюрер замялся.

— А что вы хотите от мужчины, который столько времени нервно рассматривал ваши коленки, не решаясь притронуться к ним? — наконец нашелся он.

— Вот вам урок, Скорцени: нельзя «первому диверсанту рейха» менять разлагающий климат Италии на не менее разлагающий климат Корсики. Надеюсь, услышав имя бедного, вечно молящегося монаха Тото, переспрашивать его вы уже не решитесь. И не только потому, что постесняетесь моей въедливой ухмылки.

68

Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Марта фон Эслингер не лгала: там, в глубине комнаты, почти у самого окна, между огромной, на всю высоту стены, картиной «Мадонна с младенцем» и небольшой кафедрой для чтения Библии и покаяний, действительно стояла Паскуалина Ленерт. Скорцени признал ее как-то сразу, еще даже не разглядев как следует лица; признал, несмотря на то, что сейчас она была одета в длинное светское платье, очень напоминающее платья придворных дам прошлого столетия.

— Да хранит вас Господь, Скорцени, — негромко и взволнованно проговорила «папесса», осеняя приблизившегося штурмбаннфюрера крестоналожным движением руки. — Уверена, что вы будете снисходительны к слабой женщине и не станете обвинять в той настойчивости, которая была проявлена мной в попытке встретиться с вами.

— Как снисходительны были и вы ко мне, когда какое-то время назад я столь же настойчиво прорывался к вам в резиденцию папы римского «Кастель Гандольфо». Вот что значит быть дальновидно терпимым к порывам и порокам друг друга.

— Вы заговорили устами библейского мудреца, — улыбнулась «папесса». — Это уже кое о чем свидетельствует.

— Кое о чем.

Сменив одеяние, она и сама как бы изменилась: теперь перед Скорцени стояла не монахиня, а вполне симпатичная светская женщина, с коротковато стрижеными, крашеными рыжеватыми волосами, которые свидетельствовали о ее попытке скрасить налет возраста; а щедро напудренное симпатичное лицо со слегка расширенным вздернутым носиком и умопомрачительные духи, создающие вокруг Паскуалины томное благоухание, — о ее жестоком намерении любой ценой понравиться мужчине. Пусть даже погрешив против канонов своего монашеского сана.

Впрочем, на то она и «папесса», чтобы позволять себе то, что непозволительно другим женщинам из папского окружения.

— Это похвально, господин Скорцени. Поэтому уверена, что вы также простите мне и то, что в разговоре с вами я представилась госпожой д* Ардель.

— Так это были вы?! Вы, а не госпожа Эслингер?

— Если синьора Эслингер уверяла вас в обратном, то взяла грех на душу, — успокоительно улыбнулась Паскуалина. — Существуют грехи, которые способен прощать не только Бог, но и всякий великодушный мужчина.

— Вот оно что. Француженка, говорящая на немецком с убийственным для берлинского слуха австрийским акцентом, — мягко улыбнулся штурмбаннфюрер, принимая предложение «папессы» отойти от «Мадонны» и распятия и присесть за небольшой столик. Сногсшибательная конспирация!

Скорцени слегка плутовал против правды: никакого особого австрийского акцента в речи фрау Ленерт не сохранилось. Однако решил: пусть папесса считает, что все равно он расшифровал бы ее, а его появление здесь — своеобразная игра в поддавки.

Открылась дверь, и на пороге появилась Марта фон Эслингер.

— Стол накрыт, фрау Ленерт, — объявила она, склонив голову.

Взгляды Ленерт и фон Эслингер встретились и на мгновение застыли. Это был обворожительный бессловесный сговор двух соперниц-единомышленниц. Поняв это, штурмбаннфюрер как-то сразу почувствовал себя неуютно.

Предложив Скорцени перейти в соседнюю комнату, то есть последовать вслед за хозяйкой, она тем не менее позволила себе нанести очередной удар:

— Не волнуйтесь, господин штурмбаннфюрер, я не стану напоминать о том, что в резиденции папы вы предстали передо мной в роли доктора Рудингера, консультанта строительной фирмы «Вест-Конкордия» из, если мне не изменяет память, города Санкт-Галлена.

— Вот такой вы мне нравитесь, — уже откровенно рассмеялся Скорцени, и едва спохватился, чуть было не положив ей руку на плечо. Вовремя сдержавшись, он сконфуженно взглянул на «па-пессу»:

— Простите, фрау Ленерт.

— А почему вы считаете, что мне не нравится… нравиться вам? — спокойно отреагировала на это Паскуалина, предусмотрительно, однако, отдаляясь от гиганта, которому она едва достигала плеча.

Стол был сервирован в сугубо корсиканском духе: бутылка вина, еще бутылка вина, три вида овощных салатов и два щедро политых вином куска жареной говядины.

— Неожиданно все это, — признал Скорцени. — Все неожиданно: звонок, поездка, стол, общество…

— Война завершается, и нас с вами ожидает много всяких неожиданностей.

Появился слуга и наполнил бокалы. В этом красавце Скорцени без труда узнал «бедного, вечно молящегося монаха Тото», однако английский разведчик делал вид, что не обращает на него внимания. Скорцени вел себя соответственно. На этой вилле они как бы находились на ничейной территории, в которой действовало табу на любое противостояние агентов служб безопасности. Эдакая святая обитель диверсантов, в которой они очищаются под сенью неприкосновенности.

Единственное, что бросилось штурмбаннфюреру в глаза: в этот раз Тото был облачен в великолепно скроенный светский костюм, и когда он наклонялся, чтобы переставить прибор, рукоять одного пистолета выступала из-под брючного пояса, другого — из заднего кармана.

— Однако нам стало известно, что тучи, которые сгущались над папой римским, были окончательно развеяны. — Паскуалина настороженно взглянула на Скорцени и, выждав, пока Тото удалится, продолжила: — Как известно и то, что вы не настаивали на продолжении этой антихристской акции. Скорее наоборот…

— Скорее наоборот, — кротко признал Скорцени. — Эта акция не нравилась мне с самого начала. В сути своей, в самом замысле.

— Почему не заявили об этом сразу же, господин Скорцени? — укоризненно покачала головой «папесса». — Еще тогда, во время встречи в резиденции папы?

— Ситуация была иной. Все прояснилось значительно позже.

— Ситуация была иной — вы правы. Но мы чуть было не приняли против вас ответные меры. Лично против вас, — их взгляды скрестились и замерли.