Шестьдесят рассказов - Дино Буццати

— Ну мамочка, это же благотворительный бал, в пользу сирот или, в общем, детей… или что-то в этом роде.

— Благотворительный взнос мы можем сделать, но на бал ты не пойдешь. Удивительно, что ты не понимаешь простейших вещей! Ты не из простой семьи, нельзя забывать об этом. Не спорю, порой это приводит к некоторым — как бы это сказать? — неудобствам, что ли, ограничениям. Но существуют, моя милая, определенные обязательства, вот именно, обязательства, и никто не дал тебе права манкировать… Ах, я знаю, для тебя все это глупости, пустой звук, одно слово — предрассудки. Дай тебе волю — все пустила бы прахом. А ты взгляни на портрет твоего прадеда. Вот это были люди! Ты только погляди, какая осанка, сколько благородства — да что говорить! В общем, так: на бал ты не идешь.

Адвокат Серджо Предиканти, 55 лет (специальность: дела о признании брака недействительным), поехал к портному на вторую примерку костюма. Костюм темно-синий в красную полосочку, тонкую-тонкую, настолько тонкую, что невозможно разглядеть.

— Нет, это положительно нестерпимо! — Адвокат от раздражения залился краской. — Всегда, всегда одно и то же! Миллион раз говорено-переговорено — и все одно и то же! Плечи, поглядите, что за плечи вы мне сделали, Мардзони, бестолковый вы человек! Где вы только видывали такие плечи? Это же ужас что такое, а не плечи, кошмар какой-то, а не плечи, страх Божий, наказание Господне, а не плечи! А это что за горб, я вас спрашиваю? Извольте отвечать, откуда вы взяли этот горб?

— Не волнуйтесь, главное, не волнуйтесь, господин адвокат, сейчас, в один момент мы все поправим, в один момент, все в лучшем виде, в лучшем виде, будете довольны! — Портной черкал мелком ему лишь ведомые линии на будущем костюме.

— В лучшем виде! — сердито пробормотал адвокат. — В лучшем виде! Вечно так говорит, а потом… потом — тьфу, бестолковщина одна! Да вот еще кстати: на рукаве четыре пуговицы. Четыре! Ясно вам, Мардзони, что значит четыре пуговицы? Да никаких фальшивых петель, все четыре чтоб расстегивались, как полагается. Запишите себе: четыре пуговицы. А то выйдет, как в тот раз, когда вы…

Пьеро Скарабатти, крестьянин, стоя на краю компостной ямы, сгружает туда вилами соломенную подстилку из стойла. Дело под вечер, в этот час дон Ансельмо, священник местной церкви, совершает свой обычный моцион. Он остановился и с ласковой улыбкой наблюдает праведные труды своего прихожанина.

— Ай да молодец, Пьеро! — хвалит дон Ансельмо. — Большая сила у тебя в руках.

— А вы разве прежде не знали, дон Ансельмо? Я ведь знаменит через это.

— Через что? — не понял дон Ансельмо.

— Да вот через это самое, — заулыбался Пьеро. — Сами поглядите — почитай, три пуда зараз на вилы насаживаю. Ровно спагетти на вилке. Оп-ля — видали как? Четыре пуда за один взмах — не худо, верно? А вы про меня и не слыхали ничего? Неужто не слыхали? У нас в округе никто так не умеет, между стариками и то таких не сыщешь, чтоб могли зараз три пуда.

Гульельмо Какопардо, профессор, специалист по административному законодательству, читает вместе с коллегой верстку нового журнала «Вопросы общественного права».

— Вот хоть ты скажи, Джарратана, объективно скажи, на что все это похоже? Вот именно, что ни на что. Да слыханное ли дело, чтобы заслуженных людей печатали рядом со всякими там желторотыми приват-доцентиками, которые преподают-то без году неделя? В алфавитном, видите ли, порядке! А что у нас стаж тридцать лет — им на это наплевать. В алфавитном порядке! Хоть бы уж выделили, на худой конец, наши фамилии каким-нибудь там особым шрифтом, что ли, черт его знает… Так ведь нет же, всех в одну кучу, всех навалом, всех без разбору. Да они это нарочно сделали, видит Бог, нарочно, знаю я эту публику, этих выскочек, полузнаек! Я ведь не о себе пекусь — тут дело принципа, здесь, ежели угодно, честь затронута, не моя честь — университета. И потом, справедливость, где элементарная справедливость? Сегодня, сегодня же вечером я напишу им, что снимаю, решительно снимаю свою фамилию. Мне лично плевать на эту чепуху, но есть, в конце концов, честь университета, ты согласен со мной, Джарратана?

Несси Смидерле, 59 лет (компания «Смидерле & Кунц» — черные металлы), пошла осветлить волосы. Она с нетерпением глядела на себя в зеркало, покуда парикмахер заканчивал работу.

— Изумительные волосы, синьора, — льстил парикмахер. — Обрабатываются просто бесподобно!

— А вам не кажется, Флавио, что вышло светловато? Мне думается, с платиновым отливом было б лучше.

— Да вы шутите, синьора! — словно бы даже испугался Флавио. — Я вам сделал точка в точку цвет «аркадия», в кафе «Сосайэти» сейчас все так красятся. А у вас головка под Марлона Брандо, так что это ваш оттенок, решительно ваш.

— А если добавить чуть-чуть кирпичного… как это… цвета обожженного кирпича? Может, вышло бы, так сказать, более по-молодежному, а? Как вы думаете, Флавио?

— Нет и нет, уважаемая синьора! Если прическа под Жанну д'Арк — тогда, на крайний случай, можно, но у вас, у вас совершенно другое дело. Да вы взгляните, вы только взгляните на себя, дражайшая синьора! Ведь это мальчишка, положительно мальчишка, мальчишка из Сен-Жермен-де-Пре!

— Правда, Флавио? — изумленно выдохнула Несси.

— О, синьора!..

Воскресным вечером в кафе, где обыкновенно собираются спортсмены, вдруг воцарилась тишина. Толпа почтительно расступилась перед сухоньким прихрамывающим мужичонкой. Посетители во все глаза смотрели на вошедшего.

— Кто это? Кто это? — шушукались в толпе.

— Кто, кто! Будто не знаешь! Да это же Беппино Страцци. Он с самим Аттаванти в приятелях.

Ввиду короткого знакомства с Мауро Аттаванти, знаменитым центральным нападающим, Страцци пользовался в этих кругах всемыслимыми почестями. За столом, который считался «его», сидели четверо респектабельного вида субъектов, облаченных в светлые верблюжьи пальто. При виде знаменитости все четверо проворно вскочили, любезно осклабясь. Мужичонка опустился на стул, даже не поблагодарив. Он был в бешенстве. Человек двадцать поднялись с мест, окружив знаменитость в ожидании сенсации. В гуле вопрошающих голосов выделялся резкий голос Страцци:

— Нет, ребята, так дело не пойдет! Ишь, чего надумали! — (Три часа назад Аттаванти дисквалифицировали за действия против судьи.) — Да он его и пальцем не тронул. Все видели своими глазами. Господи, духота тут у вас какая! А ну, отодвиньтесь немножко, и так дышать нечем.

Мужичонка распалялся все сильнее, опьяненный собственной популярностью. Сквозь толпу, лавируя, пробирался официант с подносом.

— Позвольте… извините… Пунш для кавалера Страцци.

В толпе тотчас образовался проход.

— Вот удружил, Джакомо! — поощрил официанта Страцци, заканчивая спектакль. — Хоть одна душа вспомнила о бедолаге Беппино.

— Однако! — хмыкнул кто-то в толпе.

Потом послышался хриплый голос:

— Мауро мне сказал… Мауро знает… Если бы он меня тогда послушался… Мауро мне слово давал…

— А знаешь, Джозефа, с кем я познакомилась на Прочиде? С графиней Лизой Скварча. Это ведь твоя кузина, верно?

Красавица Джозефа Скварча вмиг превратилась в змею, которой наступили на хвост.

— Лиза Скварча — моя кузина?!

— Но ты ведь знаешь ее?

— Может, видела раз. Мы всегда старались держаться подальше от этих голодранцев.

— Но все-таки она тебе родня или нет?

— Да никакая не родня! Разве что седьмая вода на киселе, по какой-нибудь боковой линии. И притом никакая она не графиня.

— Но там все ее звали графиней. А у мужа ее вышита корона, на этом, как его…

— Ради Бога! Графский титул во всей родне только у нас. Массимо хорошо знает нашу родословную.

— И все же, Джозефа, я тебе клянусь…

— Извини, пожалуйста, Лаура, за прямоту, но мне не по нутру, когда всякая шваль пользуется тем, что они наши однофамильцы! Лиза — графиня! Держите меня! — Джозефа истерически захохотала.

— Извини, ради Бога, — смутилась подруга. — Я не думала…

— Ты меня извини, — успокоилась Джозефа. — Меня всегда зло берет, когда разные там графья…

Мэр города отправился посмотреть новое оборудование, установленное в отделе учета населения. Начальник отдела Клаудио Вичедомини разъяснял начальству, какие воистину сказочные возможности открывает новая электронная установка, заведенная в мэрии совсем недавно.

— Эта машина, — повествовал начальник отдела, — выполняет за три секунды работу, на которую прежде уходил целый рабочий день у одиннадцати служащих. — Он широким жестом указал на огромный щит, весь в каких-то кнопочках и рычажках. — Вот, к примеру, господин мэр, вы можете выбрать любой, ну совершенно любой день в прошлом и за три секунды получить полную демографическую картину нашего города на это число.

— Ну, положим… — задумался мэр, — положим, шестнадцатое июня… тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.