Куколка - Генри Олди

– Живой?

Рядом плюхнулся Гив.

– Вроде бы…

– С почином! – осклабился барабанщик. – Тебя шлем от МОРСа спас. Аккурат в него угодило. Не зря капитан велел тебе шлем прихватить – как чувствовал…

– Уходим!

Укрывшись за стойкой, Заль методично садил из разрядника в дальний угол зала ожидания, не давая противнику высунуться из-за багажного транспортера. Батарею в «Пульсаре» гитарист берёг.

– Я прикрою! – крикнул он.

Беглецы кинулись прочь. По эскалатору им навстречу спешил человек в знакомом кафтане, с восьмилучевой звездой на груди. Блюститель порядка вскинул оружие, но опоздал. Бижан просто снес его с ног, упав сверху, ударил локтем под ухо – раз, другой – и вскочил, оставив несчастного лежать в конце эскалатора.

За спиной громыхнул топот. Помня, что он должен обеспечивать тыл, Лючано обернулся, выискивая цель стволом. Но это был догнавший их гитарист. Вместе они вылетели из терминала на взлетное поле. Снег прекратился, ветер стих. До кургузого спасбота оставалось метров четыреста.

– Бегом!

Расчищенную дорожку успело засыпать. Но все равно лучше было бежать по ней, чем утопать в окрестных сугробах. Сердце колотилось о ребра, воздух со свистом вырывался из легких. Лючано вспотел, несмотря на зиму, царящую вокруг. Или это на Тамире лето такое? А-а, какая разница?! Бежать, не отставать! Недавно он удирал от разъяренных аборигенов на чужой планете, куда помпилианцы явились собирать «ботву». Сейчас все иначе. Он свободен, вооружен, рядом – боевые товарищи…

«Товарищи?!» – поперхнулся вдалеке маэстро Карл.

Тарталья послал маэстро в черную дыру и прибавил ходу.

Впереди начали стрелять. Заль отвечал из «Пульсара», больше не экономя боекомплект. Снег от выстрелов лучевика вскипал, обращаясь в пар. Поскользнувшись, Лючано грохнулся навзничь, больно отбив плечо и локоть. Ворочаясь, он увидел: через сугробы, пригибаясь, к ним спешат двое.

– Сзади!

«Тарантул» с треском разразился синеватой вспышкой. Разряд попал в цель, один из тамирцев споткнулся и осел в сугроб. А Лючано, не помня себя, все жал и жал на спуск, всадив в жертву, как минимум, еще два разряда. Захлопали карабины, второй тамирец покатился в сторону.

– Молодец! – похвалил гитарист. – Снайпер!

Возгордиться Лючано не успел. Рявкнул Бижан, помянув «хромых черепах», и пришлось снова бежать, оскальзываясь, падая, стреляя… В безумстве забега выпало из памяти, куда они несутся и зачем. Тарталья даже удивился, обнаружив в десяти шагах от себя громаду спасбота со спущенным трапом. По трапу шел конопатый – он шумно недоумевал по поводу безобразия, творящегося на космодроме.

Конопатого не успели предупредить, или он был просто туп от природы.

– Пошел вон! – заорал на него Лючано, паля из разрядника в воздух. Это возымело действие: конопатый спрыгнул с трапа, перемахнул через ограду и был таков.

Трап.

Ступеньки.

Дальше счастливого «капрала» волокли за шиворот.

ЭПИЛОГ

«Если вы приходите к учителю, и он вам говорит, что его система самая правильная, в отличие от прочих шарлатанств – уходите. Уходите немедленно, не теряя ни минуты. Он лжет. Нет единственно правильных систем. И нельзя возвыситься, оскорбляя других.

Но что делать, если вам говорят: «Вы живете в лучшем из миров!»? Как поступить, услышав: «Сейчас ваше дело плохо, но потом, при жизни или после смерти, вы обретете наилучший уголок во Вселенной!»?

Куда бежать?»

Звезды – удивительные существа.

Особенно когда они спускаются на землю.

В тумане, окружившем лужайку, где ждали трое человек, вспыхнул рой искорок. Словно беженцы-созвездия, толпой упавшие с небес, они моргали тысячей изумленных глаз. Синяя бирюза с прожилками. Зеленые разводы малахита. Кровавый рубин. Дымчатый топаз. Желто-оранжевый сердолик с темными вкраплениями. Опалесцирующий жемчуг. Сирень, тюльпаны, фиалки. Водопад красок пролился с вышины на захолустную планету, чтобы, укрывшись в тумане, доказать радуге, какая она, в сущности, блеклая замарашка.

От каждого глаза разбегались лучики. Кобальт, охра, кармин вплелись в млечные пряди, превращая туман в праздник. Хор ночных птиц в роще затянул торжественную кантату, прославляя каждую минуту бытия. Запах ночных орхидей усилился. Окрашиваясь, туман редел, исчезал и наконец сгинул, как не бывало.

Вместе с ним сгинуло наваждение.

Сразу стало ясно, что настоящие звезды – над головой, вольно разлетелись по темно-фиолетовому куполу. А вот и две луны: Розетта и Сунандари, два желтка великанской глазуньи. Взмыв над озером, спутники планеты висели над плантациями томатов, не стесняясь демонстрировать миру пятна и рытвины на своих дивных мордашках.

Громко хрюкал тапирчик.

От страха? Нет, пожалуй, просто от возбуждения.

– Красиво, – сказал седой, дымя самокруткой. Диковатые черты его лица смягчились и разгладились. – Клянусь ступней Махала Макакаако, я никогда не видел такой красоты.

Он почесал в затылке и поправился:

– Не считая миграций рыбок боро-оборо.

Лысый щеголь ухмыльнулся, словно фейерверк в тумане был его личной заслугой.

– Я нарочно не предупредил тебя заранее. К чему портить первое впечатление? Ученые, кстати, до сих пор спорят о причинах явления. Интерференция каких-то слоев атмосферы, влияние света двух лун, расщепление спектра… Угол падения равен углу отражения, и прочая чушь. Красота не требует объяснений. Любуемся и молчим в тряпочку.

Теперь настало время лысому с грустью чесать в затылке.

– Я надеялся, мы станем любоваться всей компанией. Ну ничего, тот, кто опоздает, будет вынужден слушать рассказ двух старых сумасбродов. Гишер, ты что-то говорил о миграциях?

Окутавшись клубами дыма, седой некоторое время молчал. Его не торопили. Лысый, сунув руки в карманы шортов, бродил по веранде. Хозяйка, разделавшись с овощами, колдовала над очередным маринадом. Пара лун качалась над гладью озера, планета неслась по орбите вокруг светила, галактики разбегались прочь, и ночь была великолепна.

– Прожорливые твари эти рыбки, – наконец прозвучало из дымовой завесы. – Маленькие, неказистые, только жрать и горазды. И вдруг, в один прекрасный момент, стаи боро-оборо покидают обжитый водоем. Это не связано с нерестом. Это не связано с сезонными изменениями погоды. Это вообще ни с чем не связано. Пищи хватает, условия прежние. А они срываются и плывут не пойми куда.

Женщина подняла взгляд от миски. Можно было биться об заклад: она видит неисчислимые тьмы странных рыбок, которым приспичило уплыть из родного дома. Опершись о край стола, хозяйка слушала седого, а думала о своем.

– Боро-оборо плывут. Случается, против течения. Дохнут с голодухи, а плывут. Их чешуя на время миграции меняет цвет. К тусклому серебру примешиваются кровяные прожилки и пятна зелени. Ученые лишь разводят руками. Река сверкает под солнцем, когда они плывут. И что самое интересное: боро-оборо перестают быть хищниками. Раньше они за минуту обглодали бы бегемота. А в пути не едят ничего, кроме растительной дряни. Зато их едят все, кому не лень. Хохлатые цапли раздуваются от обжорства. Водяные змеи превращаются в бурдюки. А гроза водоемов все плывет за мечтой. Наверное, мечта стоит жертв.

Дым развеялся. Не торопясь сделать очередную затяжку, рассказчик подвел итог:

– Потом они приплывают на новое место. Мечта воплощается в реальность. И их опять боятся все. Блеклых, юрких боро-оборо, утративших красоту, зато вернувших острые зубы и дурной характер.

– Ты философ, мой друг, – тихо сказал лысый.

– Профессия обязывает, – хмыкнул седой.

– Карл, налей и мне рюмочку, – добавила женщина.

Лысый изобразил душевное потрясение. Получилось неплохо: брови птицами летят на лоб, рот приоткрыт, от глаз разбегаются хитрые морщинки.

– Фелиция, душенька! Я сейчас принесу вина. В баре есть «Дар лозы». Или тебе сухого?

Женщина взялась за нож.

– Мне тутовой. И никаких комментариев по поводу. Хорошо?

«Какие комментарии? – читалось на лице щеголя, когда он наполнял третий стаканчик. – Никаких комментариев. Дама хочет водки. Обычное дело. И лишь невежа или, допустим, самоубийца рискнет…»

– Не волнуйтесь, Фелиция, – повторил седой, когда женщина отхлебнула глоток и зарумянилась. – Он обещал, значит, прилетит.

Хозяйка кивнула. Отпив еще глоточек, она жестом указала лысому, что делать. Щеголь чуть ли не бегом принес ей троицу марионеток – ансамбль вехденов на общей ваге, которым лысый раньше забавлялся сам.

– Неужели! – патетически воскликнул щеголь.

И заткнулся, чтобы не спугнуть надежду.

В руках Фелиции тройняшки начали творить чудеса. Приплясывая на свободном пространстве стола, вехдены заиграли – слаженно и бурно. Гитарист бренчал на струнах, барабанщик избил барабан до полусмерти, а трубач поднес инструмент к губам, запрокинул голову и стал раскачиваться в такт мелодии.