Забытые крылья - Наталья Лирник

взгляд. Тупая боль в голове и в груди, от которой каждый вдох давался с трудом, казалось, не закончится никогда. На руках саднила содранная кожа. Похоже, на них была кровь – но в темноте разглядеть не получалось. Упав в погреб, она сильно ушиблась спиной и головой, а грязь была всюду – на руках, на лице, во рту.

Какое-то время сверху раздавался топот и неравномерный стук, что-то роняли, бросали, тащили. Потом все стихло. Сколько времени прошло с тех пор, она не знала.

Люк, к которому была приставлена короткая струганая лестница, по-видимому, завалили чем-то тяжелым: скорчившись на верхней ступеньке, она толкала его руками, упиралась спиной, пыталась даже ногами – но он был как заговоренный, не пошевелить. Электричества в погребе не было никогда, и сейчас Света об этом жалела. Хотя – что бы ей дало электричество? Разве что повеситься на проводе, чтобы не подыхать вот так ужасно, медленно и грязно.

Скорчившись на засыпанном толстым слоем песка полу, она пыталась придумать, что ей теперь делать. По идее, стресс обостряет все реакции. Инстинкт самосохранения должен был включиться и подсказать выход – но она не чувствовала ничего, кроме боли, усталости и тупого отчаяния. А еще очень хотелось пить.

Прораб предлагал ей сделать «нормальный подвал» – с электричеством, аккуратно оштукатуренными стенами и бетонным полом. Но деньги на ремонт к тому времени уже почти закончились, и Света махнула рукой: дом и так огромный, наличие подвала ничего не прибавит. Только чистоту наведите, и достаточно. Навели. Теперь здесь были только песок, щербатые стены из кирпича и камней и пустой стеллаж, который рабочие сколотили из остатков досок «на всякий случай».

Проклиная свою страсть к порядку, она зачем-то несколько раз остервенело обшарила полки. Во времена Лидочки, с ее-то крестьянской основательностью, погреб никогда не стоял пустым. Какие-нибудь огурцы, компот, варенье – хоть что-то из старых припасов дало бы ей шанс на спасение. Сколько она протянет? Без пищи, возможно, неделю или даже месяц. Но без воды… И хоть бы еще какую-нибудь шмотку сюда, хоть тряпку, чтобы накрыться и победить этот проклятый озноб.

Она сидела, дрожа, в грязной футболке и широких штанах, и мечтала только об одном: чтобы ее нашли. И дали попить.

* * *

Надя пыталась представить, каково это – жить одному. Она такого опыта не имела совсем: с детства никогда не бывала одна, если не считать времени за рулем, в движущейся металлической капсуле, которая перемещала ее от дома до работы, от семьи к коллегам, от магазина к тому, кто ждет покупок. Жизнь с мамой сменилась собственной семьей, и Надя не представляла себя без ощущения, что рядом есть кто-то живой: дышит, ходит, думает, чувствует. Она никогда не ездила одна, например, на отдых, и самыми одинокими ее занятиями были работа и шопинг, во время которых ее, впрочем, тоже окружали люди. Но Надя не особенно страдала от отсутствия уединения. Ей было достаточно иногда закрыть за собой дверь в спальню, рабочий кабинет или в ванную.

А Прохоров живет один. И когда он закрывает за собой дверь, за ней никого нет.

«Сколько ему лет? Наверно, чуть за сорок, как мне. Как это может быть… Не урод, не пьяница, с нормальной работой… И в Москве, где невесты на каждом шагу. Вон та же Ленка – сколько лет выбивается из сил, ищет мужика. А этот ходит на свободе, – Надины мысли текли сами собой, в ритме неторопливых шагов по остывшему, гулкому сухому тротуару. В таком темпе ей идти до дома примерно полчаса. – Даже жалко его. Непросто ему было решиться на этот разговор».

Вдруг откуда-то справа раздался громкий писк. Надя пригляделась, но в сумерках ничего не увидела. Она шагнула на газон и через пару шагов заметила в черной траве ушастый комок с глазами, который громко и отчаянно вопил, не умея пока выговаривать даже короткое «мяу».

– Ах ты мурзик маленький, – заговорила Надя, протягивая руку к малышу.

Какой худой, позвонки можно пальцами пересчитать. Шейка тоненькая, глаза и уши огромные, а хвост совсем слабенький и дрожит…

«Продолжаем упражнения на развитие чувственности?» – спросила себя Надя, поглаживая маленькое грязное создание.

У нее никогда в жизни не было домашних животных, вполне хватало котиков в интернете. А этот даже не красивый. Кот как кот. Или кошка?

– А ну иди сюда. – Она взяла на руки жалобно плачущий комок. – Ну вот, я уже тебя грею, чего кричишь?

* * *

Полчаса спустя Надя открыла свою дверь, держа на руке с ключом тяжелый пакет из магазина для животных, а другой прижимая к груди найденыша.

– Я дома! – по привычке объявила она в глубину коридора, но сразу поняла, что в квартире никого нет.

Надя опустила котенка на пол, сняла плащ и задумчиво уставилась на малыша, который довольно бодро принялся обнюхивать пакет с покупками, потом углы банкетки – и через пару минут уже затрусил, слегка забирая вбок, по направлению к кухне.

– Нормальное дворовое воспитание, – отметила Надя. – Робкие не выживают. Может, назвать тебя Волчица, в честь сегодняшних духов?

Пол котенка ей помогли определить в магазине, куда она завернула по пути. Все приданое – миски, туалет, лежанку, игрушки – ей собрали мгновенно, и Надя удивилась, сколько веселой нежности было в этом несложном процессе. Ради этого, что ли, люди заводят себе питомцев?

Она как раз засунула Волчицу в тазик с пеной из специального шампуня для короткошерстных кошек, когда зазвонил мобильный. Одной рукой придерживая вопящего котенка в тазу, другой Надя нажала на зеленую трубку на экране и прижала телефон плечом к уху:

– Михаил Степанович?

– Надюша, здравствуй, – раздался звучный голос Светкиного отца. – Скажи, пожалуйста, ты в Кратове?

– Нет, Михаил Степанович, я дома. А что?

– Понимаю. – Он слегка помялся, а Волчица тем временем рвалась из таза, всеми четырьмя лапами подгребая под себя теплую воду. – Дело в том, что я не могу дозвониться до Светланы. Ты не знаешь, что с ней?

– К сожалению, не знаю, но Света часто громко включает музыку – может, она просто не слышит звонка? Ах ты черт! – громко вскрикнула Надя, потому что котенок наконец нашел путь к спасению и решительно полез вверх по руке, впиваясь в кожу тонкими, как иголки, коготками. – Простите, мне неудобно сейчас разговаривать…

– Да-да, конечно, Надюша, я понимаю, – смешался воспитанный академик. – Всего тебе хорошего! Я думаю, дозвонюсь.

– Конечно, дозвонитесь. Или она сама вам наберет, когда увидит ваш вызов. Всего доброго! Передавайте привет Альбине.

– Непременно.

И Надя, с облегчением нажав на отбой, отодрала Волчицу от своего промокшего плеча и завернула