Забытые крылья - Наталья Лирник

одежды, такой, где есть и кожа, и меха, и разные ткани, и там все потрогать, примерить. Чем разнообразнее фактуры и цвета, тем лучше. Можно даже в ресторан, но ты у меня не гурман, так что…

– Ты можешь объяснить? – осторожно спросила Надя.

– Да, конечно, – спохватилась Марина. – Это все работает на включение чувственности. Смысл в том, чтобы вернуть контакт с телом, с твоими чувствами, отвлечься от спешки, избавиться от ощущения того, что нужно что-то сделать к сроку, понимаешь?

– Расслабиться и получить удовольствие? – хмыкнула Надя.

– Ну примерно, – хихикнула Марина. – Я не буду тебе советовать тащить мужа в постель, с этим ты без меня разберешься. Главное – вот это направление. Помнишь, я тебе рассказывала про колокол? После долгого молчания его надо раззванивать. Потихоньку, потихоньку…

– Мам, ну вот как раз потихоньку сейчас – не вариант. Мне надо нарисовать быстро, понимаешь?

– Понимаю. Но если цветочек тянуть из земли руками, он не вырастет быстрее. Сначала тебе нужно заново научиться чувствовать себя. Услышать голос, говорящий изнутри – о том, какая ты, что несешь в себе, к чему тебя тянет, от чего тебе хорошо… И тогда появится голос для внешнего мира.

– Звучит, прямо скажем, необычно, – со скептической обреченностью произнесла Надя. – То есть ты предлагаешь…

Марина подождала секунду и продолжила за дочь:

– Я предлагаю идти и нагружать свои органы чувств самыми разнообразными и тонкими впечатлениями. Не спешить, смаковать, вдумываться в свои ощущения…

– Думаешь, сработает?

– Ну а что ты теряешь? Просто попробуй.

– Спасибо, мам. Действительно… что я теряю. Попробую.

– Эй, не клади трубку, скажи, как там у вас дела? Ты здорова?

– Да нормально в целом. Я здорова, как бык, не волнуйся. У Вадима тоже все хорошо. Только вот Леша беспокоит. Он расстался со своей Машей… – Надя помедлила, но мать, словно почувствовав незаконченность мысли, ждала. – И положил глаз на Свету.

– Ну что ж, у него хороший вкус, – легко рассмеялась Марина.

– Мам, ты с ума сошла, что ли? – мгновенно вскипела Надя, и Марина ответила уже совсем иначе, серьезно и веско:

– Надя, поверь мне. Маша простовата и грубовата. А Света – совсем другое дело. И хорошо, что это она, а не любая другая взрослая женщина.

– В смысле?

– В смысле, что Света с ним разберется и наставит на путь истинный. А другая могла бы воспользоваться…

Надя недоверчиво хмыкнула.

– А ты думаешь, Света… – И она оборвала себя. – Ой, не знаю, мам. Я беспокоюсь.

– Не думай об этом сейчас. Самое главное – это твоя живопись. Твой голос, который нужно вернуть. Все получится, обязательно, слышишь меня?

Как много лет в Надиной жизни не было никого, кто бы верил в нее так – полно, абсолютно, убежденно. За что бы она ни взялась.

«Мама», – тихо сказала Надя и улыбнулась замолчавшему телефону.

* * *

Мобильный зазвонил, когда Надя уже перестала различать запахи духов, которые ей давала «послушать» консультант с ярко-красной помадой на губах. На Надин вкус, ароматы были какие-то простоватые и слишком похожие, но озвучить это свое мнение она не решилась: эксперт из нее никакой.

Много лет Надя забегала в пахнущие помадой и пудрой, ярко освещенные огромные магазины только для того, чтобы купить крем одной и той же марки. Набор теней служил ей уже десятый год, а тушь и помаду она, конечно, меняла, но никогда не могла толком ответить на простой вопрос: «Какая вам нравится?» Она просто не помнила и каждый раз брала наугад: тушь коричневую, помаду неброскую. А духи использовала одни и те же, уже много-много лет, Issey Miyake. Вадим впервые подарил их ей еще во время беременности – и с тех пор она так и не смогла им изменить.

– Ой, простите, – Надя смущенно кивнула консультанту и ответила на вызов.

– Надежда, здравствуйте, это Павел Прохоров беспокоит.

– Здравствуйте, я вас слушаю. Что-то произошло?

– Нет, – слегка удивился он. – Вы мне звонили по поводу визитки Воронцова, я обещал перезвонить, и вот… Скажите, мы можем увидеться?

– Вы меня вызываете? – медленно, севшим голосом уточнила Надя.

– Нет, конечно. Вы в Кратове?

– Нет. – Надя по-прежнему была в замешательстве и почему-то никак не могла сосредоточиться на том, что он говорит. – Я на «Киевской», в торговом центре.

– Отлично. Давайте посидим там в кафе. Если я приеду через полчаса, вам будет удобно?

Положив трубку, Надя без раздумий сказала консультанту, которая терпеливо ждала окончания разговора:

– Знаете, это все не то. Какое-то оно все типовое. А я хотела бы… удивиться.

Девушка с уважением наклонила голову и сказала:

– Тогда лучше пройти к селективной парфюмерии. – И, видя Надино недоумение, махнула рукой в сторону: – Вот там у нас нишевые ароматы, среди них есть очень оригинальные.

Надя жестом отказалась от дальнейшей помощи консультанта и прошла к стенду, где красовались строгие флаконы с неизвестными ей названиями: Le Labo, Killian, Serge Lutens. Рука потянулась к флакону с надписью Louve, одно движение пальца – и в воздухе повисло облачко с ярким миндальным ароматом.

«Миндаль, и ваниль, и еще какие-то фрукты».

Надя уже брызнула на запястье и теперь глубоко втягивала в себя непривычно плотный запах. Таких духов у нее никогда не было. Стояла, покачиваясь и вникая в аромат, который завораживал с каждой минутой все больше, – и вдруг спохватилась. Пора в кафе. Она не удержалась и брызнула из флакона еще раз, теперь на шею. Достала телефон и сфотографировала этикетку. Интересно, что значит название? «Волчица», – подсказал гугл-переводчик. Волчица с запахом марципана… Консультант не обманула, действительно оригинально.

Надя успела заказать облепиховый чай и какое-то пирожное, когда появился Прохоров. Вошел в отгороженное от холла пространство кофейни – высокий, широкоплечий, с короткой светлой стрижкой, – и сразу за несколькими столиками задвигались, перетекая в наиболее выигрышные позы, молодые дамы всех мастей. Надя тихо улыбнулась, заметив эту волну интереса, и с неожиданным удовольствием смотрела, как он идет к ней по проходу.

– Вы позволите? – Он слегка улыбался, но вид у него был усталый. Под глазами залегли тени, а складка рта выглядела жесткой.

«Я не замечала, что у него глаза такого же цвета, как мои», – вдруг подумала Надя и, чтобы не выдать внезапного смущения, сделала большой глоток кисловатой оранжевой жидкости.

– Я пью облепиховый чай, если хотите, присоединяйтесь, – предложила она, видя, как Прохоров задумчиво уставился в меню.

– Спасибо, но я предпочитаю черный. У меня простые вкусы, – ответил он.

И, сделав заказ, положил на скатерть массивную ладонь, словно помечая территорию.

– У вас появилась новая информация о Воронцове? – спросила Надя, не дождавшись, пока он заговорит.

– А? Да…

Он явно очень устал.