Приют для бездомных кактусов - Сухбат Афлатуни

к Никите. – Говорят, еще поездят, поснимают.

– Скоро же темно будет… – Никита снова понюхал ладонь, пахшую травой.

Тишина засасывала его. Только далекое пение какой-то птицы и поскрипывание бутылок в мешках.

– Красиво у вас.

– Не жалуемся.

На Рахиме уже не было маски, и теперь всё удлиненное и уставшее лицо его было видно полностью. Они вошли в ворота.

– Телевизор, – говорил Суннат, показывая комнату. – Кондиционер, если ночью холодно будет.

Никита сидел на ковре и разглядывал сделанные снимки:

– Блин, не то… как будто другое место. Завтра надо там снова поснимать, у входа.

Суннат глянул, проходя с постельным бельем, на мелькавшие кадры и вышел. И вернулся… Нет, не он – в дверях стоял Рахим.

– Женщины там пока остались, – сказал, заходя.

Никита кивнул.

Рахим включил кондиционер.

– Там праздник у них был, попросили, чтобы остались, помогли.

Никита отложил камеру:

– Праздник?

– Ну, тарелки помыть…

– А как они вообще выглядят?

– Кто? А… Как мы. Фотографии видел?

– На них нечетко. И вообще, знаю, как сейчас фотографии делают.

– Выглядят как мы, – повторил Рахим. – А как в действительности… Главное, что между нами мир. Видел, сколько они нам с праздника с собой надавали? Три мешка.

– Бутылки, что ли?

– Это сейчас бутылки, – сказал Рахим.

Никита кивнул. Теплая струя из кондиционера щекотала лицо.

Рахим печально глядел на него.

– Штаны снять можешь?

– Зачем?

– Потом поймешь. Сними.

Никита дернул плечами. Глупость, конечно… Стал снимать.

– Трусы тоже.

– Медосмотр? – кашлянул Никита.

Неохотно подцепил резинку и потянул вниз.

– Необрезанный, – вздохнул Рахим.

– Можно было русским языком спросить, – сказал Никита, застегиваясь.

На «русский язык» Рахим чуть улыбнулся.

– Разные тут люди бывают. С одним туда ходили, тоже с камерой приехал, едем, тормозят. «Снимай штаны». А он, как ты: зачем, почему, туда, сюда… как маленький.

– Ну?

– Необрезанный… Права отняли. Ладно, пошли. Ужин готов уже.

Суннат поставил перед ним тарелку с лагманом.

– А туда что, только мусульман пускают? – спросил Никита.

Он всё думал о том. Даже голод куда-то ушел.

– Всех пускают, не всех выпускают, – ответил Сурат, он уже приступил к лагману.

– Зачем гостя пугаешь? – строго сказал Рахим.

Сурат промолчал и стал с шелестом втягивать лагманную лапшу.

– Просто там свои порядки.

– А крестик сойдет? – спросил Никита и запустил пальцы в горловину.

– Да ты ешь, ешь, остывает, – сказал Рахим.

Рядом на курпачу присел Суннат и тоже занялся лагманом. Вкусный лагман.

– Я вот так понимаю, – говорил Рахим, водя пиалой по клеенке, – обрезание – это что? Это боль. Когда очень больно. Правильно?

Сурат уже откинулся к стене, и на лице его ничего, кроме пищеварения, происходившего внутри его, не отражалось. Суннат мыл во дворе посуду.

– Мужчина должен пройти через боль. Именно там, где больнее всего. С этого становится мужчиной. С этого идет его путь… Спать уже будешь?

– Наших подожду.

– Да работают сейчас твои «наши», говорю. Ездят, снимают.

– Ночью?

– Не волнуйся, не пропадут. У нас тут не Бермудский треугольник. Наоборот…

– Мой папа там остался, – быстро сказал Суннат. Он уже вернулся и лежал чуть подальше, со смартфоном.

– Сам захотел потому что, – нахмурился Рахим. – Зато сколько тебе подарков присылает. Покажешь гостю альбом?

Взяв пиалу Никиты, помотал и выплеснул остатки остывшего чая. Налил горячего.

– Говорю, там всё как у нас. Небо, земля, законы природы. Просто – не наши.

– А государство? – спросил Никита.

– Что – государство?

– Ну… оно как на это смотрит? Оно же у вас – ого! – сжал кулак.

– У вас тоже – ого, – подал голос Сурат и тоже сжал кулак без пальца. – Я вон, когда в Мытищах на стройке работал…

– В советское время овраг мусором засыпали, стеклом, – сказал Рахим. – Потом через полгода сами всё вычистили.

– Зачем? – поднял брови Никита.

– Они же только днем – государство. А ночью спят, как все.

– Лет десять назад проволокой перегородили, – сказал Сурат. – Посты поставили. А люди всё равно ходили.

Никита смотрел на Сунната. Тот сидел неподвижно.

Комната была на втором этаже. Никита выключил кондиционер и снял брюки. От непривычной пищи потягивало в животе, голова была тяжелой и чужой.

Для чего он сюда приехал? Он не знал. Думал, что найдет ответ здесь.

Постоял в ванной у зеркала, разглядывая голову, рот, зубы. Включил воду, протер ладонью скользкое лицо.

Вернувшись в комнату, достал из рюкзака местный сладковатый коньяк, повертел бутылку.

Сделал пару глубоких вязких глотков.

Лег и неожиданно быстро заснул. И всё повторилось.

«Спрашивай».

«Я потерял женщину. Ищу и не могу найти. Что мне делать, учитель?»

«Если ты потерял какую-то вещь, оставь поиски. Ищи то, что поможет тебе ее забыть».

Проходит время.

Лицо Никиты покрывается бородкой, бородка снова исчезает, над переносицей возникают морщины.

«Спрашивай».

«Мне казалось, я нашел женщину, которая помогла мне забыть первую. Но я ее тоже потерял. Что мне делать?»

«Если ты теряешь две вещи, и первую, и вторую, оставь поиски. Ищи самого себя».

Проходит время.

Лицо Никиты тяжелеет, волосы становятся реже, морщины глубже.

«Спрашивай».

«Я не могу найти себя, что мне делать?»

«Если ты не можешь найти себя, оставь поиски. Возможно, тебя просто нет».

«Но я есть, учитель!.. Я ем, сплю, я думаю, мне плохо, в конце концов!»

«Если ты так уверен, что ты есть, – ищи другого учителя».

Он разлепил веки, было темно, он потянулся за смартфоном.

Выдохнул, лег на бок. Еще двенадцати нет, и сна тоже нет. Нащупал брюки и майку, вышел. Может, во двор спуститься? Да, во двор. Его мелко трясло, первая жена называла это внутренним землетрясением. Нужно выйти, постоять, походить между деревьями, погладить их ладонью, на звезды поглядеть. Да, поглядеть на звезды, как его учили.

Слабый свет пробивался из-под двери, мимо которой он шел.

Суннат лежал в комнате один, быстро спрятал что-то под одеяло.

– Здравствуйте.

Суннат сидел на кровати и спокойно смотрел на него. Как будто даже ждал. Никита сел рядом:

– Играешь?

– Не, – Суннат вынул из-под одеяла смартфон. – Картину смотрю.

Никита наклонился.

– Что это?

– Картина.

– Пятна какие-то.

– Облака, – Суннат потер пальцем, уменьшая масштаб.

Да, теперь облака…

– А теперь? – Суннат еще потер.

– «Сикстинская мадонна», – узнал Никита.

Суннат снова увеличил, экран заволокло желтовато-серым туманом.

– Странный способ, – сказал Никита.

Суннат поднял стриженую голову.

– Один гость научил. Говорит, вот так нужно. Скачать дал, в хорошем разрешении. Надо только долго смотреть.

– Зачем?

– Он потом там остался, этот гость. Камень там нашел. Сидит и только на него глядит, каждую трещинку, каждое всё. Придет сюда, поест, поспит, и снова к своему камню.

– А что он его сюда не?..