Белый князь - Юзеф Игнаций Крашевский

что Бусько любил его, жалел его, а в него и в характер мужа не верил. Она учила его говорить, общаться с людьми, каждый день она повторяла, что он должен был сделать, как появиться, – князь, правда, слушал её, но это не достало из него искры жизни.

Он садился или ложился, положив руки под голову, велел ему петь, пустословить – его забавляли легкомысленные шутки – говорил о невозможном будущем, о сокровищах, о королевствах, о величии – а ничего сделать не мог, чтобы воплотить сны в реальность.

Когда его беспристанно подбадривали, он неистово бросался и терял силы.

С этими мыслями о человеке, к которому её былая любовь остыла, Фрида бродила по пустому замку.

Будущее ей казалось страшным, потому что на него полагаться не могла. Говорила себе со слезами на глазах: «Пойду в монастырь, закроюсь где-нибудь в стенах и умру».

После ухода значительнейшей части гарнизона и слуг, которые переполняли замок, сделалось пусто, тихо, могильно. Издалека доносилось только мерный стук рабочих Ханки на берегу реки и иногда их голоса.

Дразга, чувствуя себя в замке слабым и боясь нападения, был настороже. По целым дням он обходил стены, взбирался на башни, осматривал стражу, заглядывал к воротам. Всех наравне с Фридой охватывало беспокойство. Бусько пил, плакал и сидел, свернувшись в клубок, прислушиваясь к малейшему шороху.

Фрида, которая беспокоилась больше всех, имела заверение, что гонцы будут давать ей знать, что станет с походом.

Однако несколько дней прошли без всякой новости. В замке никто не появился. Только Ханко под каким-то предлогом выскользнул из Золоторыи, исчез. Потом вернулся и отправил зятя. Оба ходили удручённые, беспокойные, и так мало заботились о доверенной им работе, словно совсем что-то другое имели в голове.

Челядники постоянно что-то обтёсывали, но и число их уменьшалось, и строительство шло всё ленивей. На это мало кто обращал внимания, потому что все думали только о том, что происходит с князем и его людьми. О них было глухо…

Фрида ложилась в кровать с горячкой, сон бежал от неё – вставала больная. На мгновение задремав, она видела во сне страшнейшие картины. Так однажды утром, не в состоянии сомкнуть глаз, она вскочила с постели, отворила окно и устремила глаза в туманный осенний пейзаж. Вдалеке поднимался пар с пойменных лугов, как покрывало, река текла вздувшаяся и мутная… Около строившихся кораблей начинали собираться люди, которые не спешили браться за работу.

Вдруг на разлившихся водах показалась большая лодка, которая поспешно мчалась и направлялась будто к замку. Несколько гребцов, налегая на большие вёсла, с помощью которых она мчалась, оглядывались беспокойно вокруг. Какой-то мужчина, укутанный в епанчу, стоял посередине, его окружала группа людей.

Фрида, увидев барку, не похожую на другие, которые она видела каждый день, вздрогнула от беспокойства и некоего предчувствия. Чем ближе от берега была барка, тем упорней её глаза в человеке, стоящем с опущенной головой, хотели разглядеть сходство с князем.

Но мог ли это быть он?

Один, на лодке, без войска… без свиты…

Фрида, не в состоянии выдержать, накинула на плечи плащ и тыльной лестницей вышла из замка к реке. На тропинке, которая к ней вела, она заметила идущего прямо к ней князя.

Достаточно было взглянуть на него, чтобы угадать, что случилось. Этот храбрый рыцарь, будущий завоеватель, шёл, качаясь на ногах, бледный, а его пожелтевшее, внезапно похудевшее лицо, впалые глаза, синие губы делали его похожим на того, кто встал после болезни, возвращался от ворот смерти.

Фрида остановилась, закрыв глаза; не смела его спросить. Он чуть задержался, посмотрел вокруг блуждающим взглядом, вздохнул и, ничего не говоря, направился к замку. За ним плелись три оборванных, порубленных, испуганных человека…

Не сказав ничего, Фрида повернула назад. Они шли за ней. Князь спешил в свою комнату, вошёл в неё, едва взглянув на Фриду, отпоясал меч и рваные ножны, отстегнул доспехи и – бросился на кровать. Бусько уже лежал у его ног, Фрида в головах встала на колени.

Он тихим голосом потребовал напиток. Бусько побежал за вином… Фрида не осмеливалась его допрашивать. Со двора доносились до неё выкрики слуг, которые вернулись с князем, описывающих какой-то страшный погром. Но разве нужно было ещё что-то, чем вид этого беглеца, чтобы догадаться, что он был на голову разбит?

После долгого тревожного ожидания Белый, высушив кубок вина, который ему подал Бусько, поднялся на руке, поглядел вокруг безумными глазами и воскликнул:

– Под Гневковом, под самым моим замком, была битва… Ясько Кмита и этот негодяй Бартек из Вицбурга напали на меня. У них были преобладающие силы… Мы храбро бились… я сам… все… Ласота… только этот разбойник Былица, предатель, преждевременно бежал со своими… Потом лежали трупы… все рассеялись… я сам насилу вырвался, когда меня уже брали в плен. Около Нешавы пал конь, к счастью, лодка нашлась… она спасла мне жизнь…

Он упал на кровать и застонал.

Бледная, как мрамор, Фрида с дрожью слушала; взглянула на отчаявшегося князя и медленно начала подниматься, встала, лицо снова облил румянец.

– Всё-таки не всё ещё потеряно, – воскликнула она дрожащим голосом. – Золоторыя осталась вам… Неизвестно, взяли ли они Гневков… Ведь вы начинали с малого… Разве можно из-за одного поражения терять храбрость и надежду? Только, небось, люди разбежались… начнут собираться снова… Пал Ласота?

– Не в курсе, – промурлыкал князь. – Былица, не защищая меня, сбежал в лес.

Видя, что от опешевшего князя, которому изменил голос, ничего не добьётся, Фрида вышла из комнаты. В прихожей стояли те, что вернулись с князем. Один из них, Ясек Зруб, плакал, рассказывая и разглядывая отрезанные пальцы руки, которые были завязаны в кровавую тряпку.

Фрида подошла к нему.

– Много пало? – спросила она его.

– А! Поле боя усеяно трупами, – крикнул Ясек. – Кровь лилась страшно. Мы едва прорубились через толпу… Кто бы справился с такими солдатами, окованными в железо, когда наши и щитов не имели? Что мы рядом с ними стоили? Бросившись на нас, они сразу нас разбили. Никто до них не добрался.

– Ласота? – спросила Фрида, видно, возлагая на него надежду.

– О! Этот бился, – сказал Ясек, – и порубили его… я видел, как он упал. Не знаю, поднялся ли…

В замке поднялась ужасная тревога. Горстку гарнизона охватил страх, как бы Кмита с Бартошем не пришли сразу под Золоторыю. Тем временем вместо них, через несколько часов начали прибегать по одному и кучками беглецы из погрома под Гневковом. Всё чаще нужно было поднимать решётку в замке и впускать их,