Печать богини Нюйвы - Екатерина Рысь

– Слезайте-ка добром, добрая моя госпожа, – увещевал Сунь Бин. – Не бойтесь, если что, я вас поймаю прям на лету.

Упираться девушка не стала. Старый солдат все правильно говорил. Случись с ней что нехорошее, никого из присутствующих бешеный Сян Юн не пощадит. И только когда небесная дева со всеми возможными предосторожностями была спущена на землю, народ выдохнул свободнее.

– Я больше не буду, дядюшка Сунь Бин, – пообещала Таня, прикидываясь кроткой, как голубица. – Только генералу не рассказывайте, хорошо?

Чусец смущенно поскреб жидкую бородку, словно заранее извиняясь.

– Да мне и не придется. Вся армия вас видела. На вершине холма… И одежки больно приметные, других таких ярких шелков нет здесь ни у кого. Что твое знамя. Уже, поди, донесли генералу.

И как в воду смотрел дядюшка Сунь Бин.

Люси

Первая ночь в лагере Пэй-гуна Люсе запомнилась, но в основном потому, что девушка долго не могла заснуть, вертясь на шикарной тигриной шкуре и прислушиваясь к шагам, кашлю, вздохам, разговорам, звяканью, скрипу, треску и прочим звукам, которые в изобилие издавал отряд мятежника Лю. Ей все время казалось, что кто-то либо крадется мимо, либо и вовсе стоит и дышит почти беззвучно совсем рядом с полотняной стенкой, выжидая момент, чтобы прирезать «приносящую несчастья хулидзын». Лично она точно попыталась бы, окажись вдруг на месте соратников Лю Дзы. Баба в военном лагере – сплошная морока, верно? Даже если она – женщина командира.

Кстати, о предводителе этих доисторических пролетариев и представителей трудового крестьянства. Сам Лю Дзы в свой шатер что-то не торопился, и Люся, уже отчаянно зевая, все боролась и боролась со сном, не желая пропустить момент, когда мужчина появится. А ну как теперь, когда он всему войску объявил, что небесная лиса – это его собственная лиса, Пэй-гун решит… мм… утвердить право собственности? Но она ждала и ждала, а он все не шел и не шел, и девушка, лежа в кромешной темноте палатки, уже и сама не знала, чего ей хотеть, а чего – бояться. Чтобы пришел? Или чтобы остался где-нибудь снаружи? В сене ведь на дворе у даоса ночевали чуть ли не в обнимку – и ничего! Отчего же сейчас ей и страшно, и стыдно, и жарко, и вообще – неуютно?

Люся заснула, не дождавшись. А проснулась уже поутру, одна-одинешенька, и даже не поняла сразу, ночевал Пэй-гун в палатке или нет. Только заметив второе одеяло, которым ее, разметавшуюся во сне, кто-то заботливо укрыл, догадалась – ночевал. И, устыдившись собственных ночных страхов, девушка сердито ущипнула себя за ляжку. А чтоб неповадно было по всяким ханьцам вздыхать!

Лагерь мятежников быстро, но без спешки, деловито так сворачивался. Бойцы Пэй-гуна гасили костры, всадники седлали коней, а безлошадное большинство, распихав немногочисленные пожитки по заплечным мешкам и сумкам, строилось довольно-таки ровными шеренгами по пять человек в ряд. Никаких доспехов у этих пехотинцев не было, да и всадники щеголяли всего лишь легкой кожаной броней, больше похожей на сшитые из кусочков рубахи. Но несмотря на откровенно бедную амуницию, воинство мятежника Лю вид имело бодрый и боевой; то тут то там раздавались смешки и шутки, немудреное оружие выглядело ухоженным и грозным, а над всей этой людской кутерьмой гордо развевался красный стяг.

«Ну чисто партизаны!» – подумалось Люсе. Непрошенные ассоциации с пережитыми среди родных осин ужасами породили неприятный холодок, словно в спину снова подуло стылым ветром, а в затылок уперся вороненый ствол нагана… Девушка тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Нет, нет, это другой век, другая страна и, похоже, совсем другой мир. Красное знамя Пэй-гуна должно внушать страх другим, а вовсе не ей. Кстати, о знаменах… Люся вдруг припомнила собственное «пророчество», изреченное перед чуским князем и его дядюшкой, и неуверенно усмехнулась. Что это было тогда? Случайная и удачная ложь? Или читанные когда-то папенькины труды вдруг всплыли из глубин памяти, как дохлые рыбы? Белый император, Красный император, война на Небесах… Так-так, а ведь была какая-то древняя китайская байка насчет белых и красных. Что-то там про змею и рыдающую тетку…

Но тут ее заметили. Лю, раздававший указания своим офицерам, приветливо махнул рукой и крикнул:

– Эй, Люй Ши! Иди прислужить госпоже!

Люся кивнула в ответ и благосклонно позволила запыхавшемуся мальчишке себе «прислужить». Спустя несколько минут, умытая и посвежевшая, она сидела на чурбачке, жевала лепешку и пыталась выловить из сплошного потока болтовни китайчонка максимум полезной информации.

– …а Фэн нам сейчас никак не взять, там циньцы засели, а градоначальник, урод такой, к ним переметнулся. Но ничего, дайте срок, небесная госпожа, вот возьмем мы теперича Дан да наберем побольше народу в войско, и уж тогда…

– Значит, мы теперь идем Дан брать? А Фэн никак не взять? – Люся переспрашивала больше для того, чтобы самой запомнить названия древних городов. Ей-то что Дан был, что Фэн – один пес…

– Вот именно что так! – Ординарец, видать, приятно поразился смышлености небесной женщины-лисы. – Дан возьмем, тогда и Фэн сможем!

– А силенок у нас хватит на этот Дан?

Люй Ши, сноровисто складывавший тем временем палатку, из которой он уже успел выгрести все вещи, отчаянно замахал руками.

– Да хватит-хватит, как не хватить? Там же ж, окромя циньского гарнизона, и воевать-то не с кем! Нам же только начать, а там уж циньцам наши сторонники – бац! – и в спину ударят прям изнутри стен.

– А если другой отряд Цинь подойдет на выручку?

– Не, им не до того. – Люй Ши помотал лохматой головой. – Они с генералом Сян Юном у Се схлестнулись, аккурат поутру голубь прилетел с письмишком. Там столько ванов собралось – ужас! И из Ци, и из Вэй, и даже из Чжао!

У Люси от обилия названий уже в ушах звенело, поэтому она потрясла головой, как лошадь, и подняла ладонь, останавливая словесный поток:

– Так. Стой. Сян Юн с войском сейчас у города…

– Се, госпожа.

– …у Се. А мы идем брать Дан.

– Именно так, госпожа. Вы такая понятливая! Прям удивительно! Интересно почему…

– Потому что госпожа Лю Си – небесная лиса, она прожила тысячу лет праведной жизнью на Земле, а лишь потом была призвана на Небеса, – веско напомнил неслышно подкравшийся конфуцианец. – Не забывай об этом, юный Люй. А теперь иди-ка, тебя командир зовет.

Люся подождала, пока мальчонка ускачет, и лишь потом поинтересовалась:

– Чем обязана столь щедрым вниманием, мудрый Цзи Синь? Или лучше – благородный?

Стратег посмотрел так, словно она до сих пор не прожевала лепешку и бубнила теперь с набитым ртом.

– Лучше – мудрый, – отрезал он. – А касательно вас, госпожа…

– Или вы решили приобщиться к тайнам Земли и Небес, которые мне ведомы? – невежливо перебила его девушка прежде, чем конфуцианец изречет что-нибудь непоправимо-уничижительное. Что-то, после чего между ними не сможет быть даже доброй ссоры, не говоря уж о худом мире. А вот ссориться с побратимами Пэй-гуна Людмиле было совсем не с руки. Добром такое противостояние все равно не кончится, а потом – она же рано или поздно уйдет, а ему с друзьями и соратниками еще жить и жить. И империю завоевывать, между прочим.

– Отчасти, – выгнул бровь Цзи Синь и задумчиво пошелестел веером. – Если они вам ведомы. Но вы, госпожа, не кажетесь мне существом, действительно прожившим тысячу лет.

«Умный какой, чертяка! – сердито подумала Люся. – Зараза, дернуло же меня напялить тогда эти хвостатые тряпки и назваться лисой! И как теперь выкручиваться?»

– В садах госпожи Западного Неба время течет иначе, чем на земле, – извернулась она. – И всякий, кто попадает туда, вновь обретает юность. Но давайте начистоту, уважаемый Цзи Синь. Вас тревожит, что рядом с вашим другом и командиром крутится лиса, поэтому вы опасаетесь за… э… падение его жизненной силы? Уверяю, с ян у Пэй-гуна ничего не случится. Не упадет ян, клянусь.

Гладкие щеки братца Синя мгновенно окатило румянцем, а веер затрепетал в его руке, будто осенний листик. И сразу стало ясно, что мудрый конфуцианец очень и очень молод.

– Э… дело не в ян… э… дело в том, что мораль… – Тряхнув головой, стратег взял себя в руки и отчеканил: – Присутствие в войске лисы роняет моральный дух воинов!

– Как уронили, так и поднимем, – фыркнула Люся, ничуть не смущаясь некоторой фривольности своих речей. Хулидзын ведь лисы, им положено быть бесстыжими, так? – Если я придумаю, как воодушевить воинов, вы станете более снисходительным ко мне?

Цзи Синь помолчал. Видимо, откровенно грубить женщине командира он все-таки не решался, но и к перемирию был не готов.

– Пока что, – наконец изрек он, – я вижу перед собой всего лишь хитрую женщину, которая ведет себя совершенно неподобающе и бесстыдно вмешивается в дела мужчин, да еще и морочит голову моему побратиму своими чарами. Госпожа Тьян Ню действительно приносила пользу, а от вас можно ждать только беды и подлости. Поэтому я не стану доверять такому низкому существу, как вы, и не надейтесь соблазнить меня вашим коварством!