Как люди открывали свою землю - Анатолий Томилин

Это были огромные по тем временам деньги. И немудрено, что за решение проблемы сразу же взялись многие. Но время шло, а ни один из проектов не давал положительного результата. Вслед за Англией назначили свои премии Франция и Россия. Но только в конце XVIII века английский часовщик Джон Гаррисон сконструировал часы высокой точности, названные хронометром, и после множества хлопот получил все-таки премию парламента. Когда дело дошло до выплаты, английские власти оказались весьма прижимистыми.

Хронометр Гаррисона с точным временем по Гринвичской обсерватории устанавливали на корабле. Никто не имел права к нему прикасаться. Его можно было только заводить. И в течение всего плавания хронометр «хранил» гринвичское время. После многих испытаний прибор Джона Гаррисона был признан, а сам изобретатель получил прозвище Долгота.

И все-таки способ этот был не очень надежным. Как бы тщательно ни был изготовлен механизм часов, он не застрахован от случайностей. Осторожные капитаны стали возить по два хронометра. Дескать, один испортится — второй останется. Надежность увеличилась. Кто-то додумался взять с собой три прибора, четыре… Тут уж повышалась не только надежность, но и точность определения времени. Один хронометр чуть вперед убежит, другой, может быть, чуть-чуть отстанет, третий и четвертый тоже разное время покажут, а среднее время останется точным.

В середине прошлого века астрономы для увеличения точности результатов при определении долготы своих обсерваторий перевозили с места на место хронометры дюжинами.

Например, во время определения разности долгот Пулковской обсерватории и Гринвичской было совершено 8 рейсов. Во время каждого из них туда и обратно одновременно перевозилось сначала 68, а потом 42 хронометра. Целый «мешок» этих приборов ездил с той же целью на телеге из Петербурга в Москву. Англичане несколько раз возили свои хронометры на судне и в почтовых каретах между Гринвичем и Парижем.

Нужно отдать справедливость ученым прошлого: их измерения всего чуть-чуть отличаются от самых современных, осуществленных с помощью самых-самых точных часов.

На английских морских картах Гринвичский меридиан чаще всего британские картографы обозначали нулевым. И к востоку от него и к западу вели моряки отсчет долготы во время плаваний. Приняли этот вид отсчета от Гринвича и моряки других стран.

Вы вправе возразить: «А почему именно от Гринвичского, в чем его преимущество перед остальными меридианами Земли?»

Ни в чем! Никакого преимущества у Гринвичского меридиана нет. Что же тогда определило его выбор — неужели случайность?

И случайности тоже не было. Всем понятно, что какое-то единое начало для составления всех карт должно существовать. Между тем древнегреческий астроном Гиппарх за начало отсчета принимал меридиан, проходивший через остров Родос в Средиземном море, на котором жил и работал. А два века спустя другой географ и астроном Клавдий Птолемей обозначил нулевым меридианом границу, проходившую через острова Фортуны (ныне Канарские) у берегов Африки в Атлантическом океане. Во времена Птолемея они считались самыми западными клочками суши в океане. Дальше земли не знали.

В эпоху великих географических открытий, когда Испания (тогда она называлась Кастилией) никак не могла договориться с Португалией, какие из открытых земель считать своими, римский папа Александр Пятнадцатый поделил сферы влияния обоих государств. Официальной буллой от 4 мая 1493 года он отдал в вечное владение кастильским королям «все острова и материки… открытые и те, которые будут открыты к западу и югу от линии, проведенной и установленной от арктического полюса до антарктического полюса… Названная линия должна отстоять на расстояние ста лиг к западу от любого из островов, обычно называемых Азорскими и Зеленого мыса».

Папские кардиналы и сам папа скверно знали географию. Писать об островах и материках к югу от меридиана могли лишь совсем безграмотные люди. В то время уже даже самый плохонький мореход знал, что Азорские острова лежат в Атлантическом океане западнее островов Зеленого Мыса. И все-таки именно с тех пор острова Зеленого Мыса на некоторых картах стали также использовать в качестве границы для нулевого меридиана.

Вы считаете, сколько уже «начал» мы нанесли на карты? А ведь еще далеко не все перечислено. В XVI веке испанский король Филипп II приказал своим картографам отсчитывать долготы только от Толедо — тогдашней испанской столицы. Еще полвека спустя французский кардинал Ришелье созвал известных европейских математиков и астрономов, чтобы решить вопрос о выборе единого нулевого меридиана для всех государств. Ученые вроде бы согласились принять старое предложение Клавдия Птолемея — меридиан островов Фортуны. При этом уточнили: считать нулевым меридиан, проходящий через западный берег самого западного из островов, называемого Ферро… Но единства во взглядах на этой конференции достигнуто не было.

Сто лет назад, уже в конце XIX века, неразбериха в картах была полная. В Австрии, например, на материковых картах меридианы отсчитывали от острова Ферро, а на морских — от Гринвича. В Бельгии пользовались брюссельским меридианом для сухопутных карт и Гринвичским для морских. Во Франции считали долготу только от Парижа. А в России — и от Парижа, и от Пулкова, и от Варшавы, и от острова Ферро, и от Гринвича… Чтобы избавиться от такого разнообразия, созывались международные конгрессы, которые порождали лишь новые дискуссии. Каждая страна считала меридиан своей столицы главным.

Лишь в октябре 1884 года на Международной меридианной конференции в Вашингтоне, куда съехались представители 25 стран, большинством голосов в качестве нулевого был все-таки выбран Гринвичский меридиан. Дело во многом решило то обстоятельство, что большинство штурманов международного коммерческого флота к тому времени пользовались английскими картами…

Вот как, оказывается, нелегко бывает отказаться от какого-то привычного взгляда и прийти к общему соглашению. Даже если этот вопрос обсуждается среди ученых людей…

Как корабли учились разговаривать

Многое могло случиться в море с кораблями. Хоть и широки морские дороги, а сколько в истории мореплавания случаев столкновений! В темноте и в тумане суда налетали друг на друга… Подводные скалы, рифы и коварные мели поджидали мореходов в океанских просторах, болезни, нехватка воды и припасов… Что и говорить, много находилось причин, по которым могли понадобиться морским судам сигналы, средство переговоров друг с другом.

В глубокой древности, во времена греко-персидских войн (449 год до нашей эры), сошлись у острова Саламин в Средиземном море два больших флота. Персидским флотом командовал царь Ксеркс, и у него было около 800 кораблей, собранных со всего побережья Малой Азии у союзников. У греков было всего 380 триер. Так назывались в ту пору легкие суда, приводимые в движение веслами гребцов. Силы, конечно, неравные, но позиция у греков была лучше. И залогом победы в узком проливе могло бы стать дружное начало битвы… Но как добиться одновременного начала атаки? Особого согласия среди греков тоже не наблюдалось. Каждый город-полис, город-государство прислал свои корабли и претендовал на главную роль. И тогда афинский стратег Фемистокл придумал: он приказал поднять свой щит на мачту корабля. Все греки поняли этот сигнал как призыв к атаке и кинулись на врага.

Легкие триеры таранили тяжелые персидские корабли, брали их на абордаж. С обеих сторон — с флангов — греков охраняли опасные мели, непроходимые для персидского флота.

Победа греков была полной. 200 кораблей потеряли персы и только 40 — греческий флот.

Позже римские и карфагенские флотоводцы ввели у себя на флоте сигнализацию флагами. Разноцветные полотнища, поднятые в разных местах на флагманских кораблях, говорили остальным капитанам о намерениях адмиралов. Конечно, сигналы флагами разного цвета и различной формы могли подаваться только днем и на небольшом расстоянии. И то их приходилось рассматривать в подзорные трубы.

В русском военном флоте были приняты флаги прямоугольные, прямоугольные с вырезом — с косичками, треугольные и вымпелы — длинные и узкие треугольные флаги. Цвета же их — красный, синий, белый и желтый. При этом каждому флагу соответствовали свои буквы, а сочетание двух или трех флагов обозначало слово или целую фразу, записанную в сигнальной книге. Я думаю, вам должно быть понятно, что у каждого государства имелись свои военные сигнальные своды и они составляли его тайну.

А вот коммерческий сигнальный свод был общим для всех торговых судов.

На дальних расстояниях цвет флага различить трудно, и потому на мачтах поднимали прямоугольный флаг, вымпел и большой шар в различных сочетаниях. Каждое сочетание обозначало цифру. Она являлась номером сигнала по сигнальному своду.