Дом корней и руин - Эрин А. Крейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно хотя бы предупреждать, – сквозь зубы процедил Жюлиан и открыл следующую папку, не обращая внимания на нарастающую ярость брата.
– Что за человек! – фыркнул Виктор, листая дневник. Огни газовых ламп вдоль стены пугающе затрепетали. – Видите ли, нас «больше нельзя оставлять в этом поместье». Мы сочтены недостойными называться его сыновьями, но «нельзя же просто взять и бросить то, над чем столько работал». «Интеллектуальный потенциал Жюлиана поражает день ото дня», – c издевкой усмехнулся он. – «Каждое новое письмо Шеффилда превосходит мои самые смелые ожидания по его поводу». Поздравляю, Жюль. Тебе по-прежнему не рады на семейном ужине, но тебе удалось произвести впечатление на отца.
Жюлиан поджал губы. Я не могла назвать это улыбкой, но ему явно было приятно.
– Виктор… – начал читать Виктор и тут же замолк.
Немного помедлив, он вырвал страницу из дневника и смял в кулаке. Когда он разжал пальцы, в ладони осталась лишь горстка пепла.
– А про Александра есть что-нибудь? – спросила я в надежде немного отвлечь Виктора. К тому же мне было любопытно узнать, что Жерар ожидал от моего союза с его младшим сыном. Я никогда не замечала за Алексом ничего похожего на то, что делали его братья. Но если Жерар приложил определенные усилия для того, чтобы завлечь меня – с моими талантами – в Шонтилаль, вероятно, он рассчитывал добиться какого-то конкретного результата.
– Много страниц, – угрюмо ответил Виктор, продолжая листать дневник с перекошенным от ярости лицом. – Десятки и сотни страниц. Целые главы о жизни «золотого ребенка». И знаешь, что там написано?
Я покачала головой, не решаясь предположить.
– Ничего! Ничегошеньки! – Он швырнул стакан в камин, и толстое стекло разлетелось на осколки. – Нет ничего, что делало бы нашего братца особенным. Ни-че-го. Он абсолютно нормальный. Совершенно бесполезный. Полная противоположность тому, чего пытался добиться отец. Он не такой, как я. Или Жюль. Но избавились почему-то от нас. Просто вышвырнули из дома. Нас… – Не договорив, Виктор зарычал от злости.
У него тряслись руки, и я не сразу заметила, что дневник начал дымиться.
– Прекрати! – Я отобрала у него дневник и помахала им из стороны в сторону. По краям виднелись подпалины и черные следы от рук Виктора, но дневник уцелел.
Виктор снова подошел к барной тележке и, бормоча себе что-то под нос, ловким движением ухватил бутылку абсента. Затем он снова бухнулся в кресло, перекинул ноги через подлокотник и отпил прямо из бутылки.
– Так и будешь сидеть тут и хлестать абсент?
Виктор окинул меня усталым взглядом:
– У тебя есть предложение получше?
– Оставьте его в покое, мисс Фавмант, – спокойно произнес Жюлиан, по-прежнему не поднимая носа от бумаг. – В таком настроении он может сжечь половину поместья.
Кивнув Жюлиану, Виктор поднял бутылку и сделал еще один глоток. Я с отвращением вздохнула и вернулась к чтению дневника.
Первая запись была размещена двадцать лет назад. Дофина только что сообщила о беременности. Далее следовало несколько списков кореньев и экстрактов. Похоже, вначале Жерар начал давать ей специальные чаи. В течение нескольких дней он записывал, сколько унций она выпила и какие побочные эффекты испытывала. Через неделю он стал добавлять в пищу порошки. Позже наносил мази и лосьоны прямо на ее растущий живот. И наконец, перешел к уколам. Когда я представила, как в меня вонзается толстая игла, у меня сжался живот.
В дневнике отмечалось, что она страдала от ужасной тошноты и часто теряла сознание после процедур, а потом безудержно рыдала во сне. Жерар писал, что она проводила целые дни в постели, разговаривая с существами, которых он не мог видеть. Ее живот увеличивался, а вместе с ним росло и количество лекарств, которые он ей вводил. Вероятно, в какой-то момент Дофина поняла, что эти процедуры не совсем обычны. Но как же она согласилась на это? Может, Жерар сказал ей, что с малышами что-то не так? Что он пытается им помочь? Мне отчаянно хотелось верить, что она поддалась его безумным замыслам не по своей воле.
Я с омерзением захлопнула дневник и швырнула его на ближайшую полку, не желая больше прикасаться к записям подобного содержания. Когда дневник с глухим звуком приземлился, книжный шкаф заходил ходуном. Я моргнула, не сомневаясь, что это лишь обман зрения в тускло освещенной комнате. Но нет. Книжный шкаф раскачивался взад-вперед, как будто… Как будто это был вовсе не шкаф.
Я бросила беглый взгляд на юношей, чтобы проверить, заметили ли они то, что увидела я. Жюлиан увлеченно изучал новую записную книжку, Виктор прикрыл глаза, откинув голову на спинку кресла; еще чуть-чуть – и бутылка абсента могла бы выпасть из его расслабленной руки. С любопытством и страхом я слегка надавила на полки и ахнула, когда вся эта махина сдвинулась влево. Прямо над собой я заметила рельс, замаскированный под отделку. Книжный стеллаж был лишь ложным фасадом, за которым на самом видном месте скрывался тайник.
Приложив усилие, я отодвинула книжный шкаф в сторону и обнаружила за ним еще один ряд полок. Только на этих полках не было книг. Здесь стояли банки. Много-много больших стеклянных банок. Емкости с образцами. У Арти была небольшая коллекция таких банок. Он постоянно приносил домой умерших животных, выброшенных на берег после прилива. Он любил рассматривать их и помещал в банки с формальдегидом. Темная жидкость консервировала животных, препятствуя разложению.
От мысли о том, чтó Жерар мог хранить в таких банках, стало трудно дышать. Я наклонилась, чтобы осмотреть ближайшую полку, расположенную на уровне моих глаз, и повернула одну банку. На первый взгляд это было какое-то животное. Бледное, давно погибшее, со странной упругой кожей, словно покрытой воском. Удлиненные конечности были выгнуты назад и помещались в банку только в скрученном и сжатом виде.
Насчитав восемь конечностей, я предположила, что это пара животных. Они слегка покачивались в формальдегиде, словно вращаясь вокруг невидимой оси. Внезапно я отчетливо разглядела голову и невольно ахнула. Точнее, головы. И тут я поняла, что Жерар всегда держал кабинет под замком вовсе не из-за тайника с бумагами, а из-за этих предметов в банках.
Это были маленькие тельца, точнее, тело, мысленно поправила я себя, заметив, что три головы соединялись в районе груди. Очевидно, они родились недоношенными. Их черты, расплывчатые и уплощенные в жидкой взвеси, не выглядели законченными и напоминали кусок глины, брошенный скульптором, внезапно потерявшим интерес к работе. Но одно было совершенно ясно: эти лица сильно отличались от нормы.
У плода с левой стороны была идеально круглая голова без ушей и зияющий круглый рот, напомнивший
