Дом корней и руин - Эрин А. Крейг

Жюлиан поднял голову от своих бумаг и смерил меня испепеляющим взглядом:

– Что ты там бормочешь?

– Просто читаю.

– Давайте будем читать про себя.

Виктор оторвался от своего дневника и скорчил мне рожу, а затем вскочил со стула, поскольку не мог долго усидеть на месте. Прихватив стакан Жюлиана, он облокотился на спинку моего кресла, чтобы посмотреть, что я читаю.

– Пылающее сердце Арины! – воскликнул Виктор, выронив дневник, который упал прямо мне на ногу.

Виктор выхватил лист из моих рук и положил перед Жюлианом:

– Посмотри на это.

Жюлиан присмотрелся к изображению:

– Давай все остальное.

Прежде чем я успела возразить, Виктор схватил папку и швырнул ее на стол, рассыпав листы. Жюлиан принялся лихорадочно изучать их, пробегая глазами записи и изображения. Наконец он тяжело вздохнул.

– Ты можешь это прочитать? – спросила я.

Он оскорбленно фыркнул:

– Конечно.

– А там написано, что это за растения? Что он намерен с ними делать?

Жюлиан медленно поднял голову и посмотрел на меня как на полную дуру.

– Это не растения. Это анатомические рисунки.

Я взглянула на изображения еще раз, все еще не понимая, какие органы на них изображены.

– Женская репродуктивная система, – пояснил Жюлиан, переворачивая лист, как будто это должно было помочь.

Но я все равно видела цветок.

– А что в записях?

– Судя по всему, это списки опытов, – рассеянно предположил Жюлиан, настолько погрузившись в чтение, что в одно мгновение пугающе напомнил мне Жерара. – Используемые образцы, соотношения и дозировки. Лекарства, экстракты, – продолжил он, листая страницы. – Здесь он перечисляет всех женщин… Кажется, я нашел твою Констанс. – Он откашлялся. – Констанс Деврё. Двадцать лет. Светлые волосы, карие глаза. Биологический отец – Аукера. Без особых способностей.

– Поясни, пожалуйста, – попросил Виктор, проводя кончиком пальца по ободку стакана. Его глаза приобрели стеклянный блеск. – Не все обладают такими энциклопедическими знаниями.

Жюлиан поднял голову:

– Аукера. Повелитель веселья и бог удачи. Один из сыновей Вайпани.

– Констанс – дочь бога? – ошеломленно спросила я.

– Отец придерживался такого мнения. – Жюлиан просмотрел еще несколько записей. – Эта испытуемая была внучкой Акасии… – Он запнулся, словно пытаясь вспомнить, что олицетворяла эта богиня.

– Дочь Понта, – подсказала я, с удовлетворением отметив, что знаю что-то, чего не знает он. – Она управляет волнами и водяными смерчами.

Жюлиан кивнул:

– Отец ввел комбинацию гидрофитов прямо в материнскую утробу. Дети родились с жабрами.

Я судорожно вздохнула:

– Он ставил эксперименты на женщинах, имеющих божественное происхождение?

Нахмурившись, Жюлиан вернулся к бумагам:

– Похоже на то, хотя я не понимаю, какого результата он хотел добиться. Он брал женщин, происходящих от самых разных богов: Зеланда, Оберонина, Ариуса, Вирсайи. Есть даже слабая линия, идущая от самого Вайпани. Шесть женщин. Шесть богов.

Меня охватило тревожное чувство, будто я уже слышала нечто похожее. Эта история была мне знакома. И тут я вспомнила. Когда я только приехала в Шонтилаль, Алекс сказал, что Дофина предположительно несет в себе божественную частицу, потому что является прямым потомком Арины. Как и двое близнецов. И Алекс. В их жилах течет божественная кровь. Я хотела поделиться этой мыслью, но Жюлиан снова заговорил:

– Вот список используемых лекарств… – Он присвистнул. – То есть ядов. Сальвия, мескалин, гиосцин… Он измельчал орехи бетеля, добывал экстракт опиумного мака…

Я оцепенела, вспомнив о цветущем чае, который дал мне Жерар.

– Он даже смазывал свечи в женских комнатах маслом бругмансии. – Жюлиан бросил на меня короткий взгляд, словно не сомневался, что я ничего не пойму. – Это цветок, похожий по форме на трубу. Очень ядовитый.

– Свечи… – чуть слышно повторила я. – Он подсыпал яд в свечи?

Жюлиан кивнул.

– А эти цветы… какого они цвета?

– Они бывают разных оттенков, – ответил Жюлиан. – Желтые, белые, даже оранжевые. Но самые ядовитые – насыщенно-розового цвета, как вон те свечи. – Поморщившись, он указал на ряд незажженных свечей в серванте. – Даже не думай зажигать их, Виктор.

Они были того же оттенка, что и розовые свечи в той страшной детской комнате. И в коридоре перед моими апартаментами. И на моей прикроватной тумбочке. Кто знает, как долго я вдыхала их яд? Жерар одурманивал меня с тех самых пор, как я приехала сюда, усыпляя мою бдительность и превращая меня в послушную куклу. Убаюкивал мой разум, чтобы я не замечала странностей, которые происходили в поместье и могли вызвать подозрения.

Виктор задумчиво цокнул языком, не обращая внимания на мое смятение:

– Но зачем он давал детям галлюциногены?

Жюлиан поджал губы, напряженно о чем-то размышляя.

– Наверное, для того, чтобы они с самого рождения и на протяжении всей жизни видели… всякое.

– Призраков? – с надеждой прошептала я.

– Богов.

По спине пробежал холодок. Виктор сел на край стола, его второй стакан был почти пуст.

– Боги повсюду. Зачем прибегать к таким сложным способам общения с ними?

Жюлиан отложил бумаги и задумался:

– Многие боги больше не путешествуют между мирами. Они обитают в глубинах Святилища, позабытые всеми.

Когда я была маленькой, муж Аннали, Кассиус, любил пугать меня рассказами о павших божествах. Преданные длительному забвению, они лишились прежней формы и разрослись, превратившись в громоздких, вечно голодных глиняных чудовищ.

– Не представляю, зачем кому-либо с ними разговаривать.

Виктор закусил щеку:

– Может, отец хочет услышать, что скажут они.

Жюлиан обратил взгляд к Виктору:

– А в дневнике про это есть?

Вспомнив, что дневник упал под кресло, я потянулась вниз и достала его.

– Вер, не надо! – предупредил Виктор и потянулся за блокнотом, но под воздействием абсента его движения стали медлительными и неточными.

Я открыла дневник и уже просматривала страницы. В отличие от записей в папках дневник велся на арканнском языке, поэтому мне все было понятно.

– Ой!

Мелким почерком Жерара, его любимыми темно-зелеными чернилами было нацарапано мое имя. Трижды. В трех комбинациях. Снова число три. Все это время во мне еще теплилась наивная надежда на то, что теории Жюлиана ошибочны и что я оказалась здесь, в этой семье и ситуации, в результате ужасной и несчастной случайности. Но сейчас я своими глазами видела неопровержимое доказательство обратного. Жерар специально пригласил меня сюда; выбрал меня и срежиссировал каждый момент моего нахождения здесь, как хорошо поставленный танец.

«Александр и Верити» – гласила первая запись. За ней следовала серия пометок в виде символов, заканчивающаяся его окончательным вердиктом: «Выигрышно». Эта запись была обведена кружком в знак одобрения.

– «Жюлиан и Верити», – прочитала я вслух, пропуская непонятные мне фрагменты. – «Потенциально благоприятно».

Жюлиан пренебрежительно фыркнул, и я не поняла, стоит мне обидеться или считать себя польщенной.

– «Виктор и Верити», – прочитала я вслух последний абзац. Весь текст был решительно перечеркнут, из-за чего я с трудом различила заключение Жерара. – «Слишком непредсказуемо».

Виктор покачал головой, допивая последний стакан.

– Как будто он вообще что-то знает о нас, Жюль, – сказал он, крепко обняв брата за плечи, но мне показалось, что он сам искал утешения.

Жюлиан лишь раздраженно отмахнулся:

– Похоже, он знает гораздо больше, чем мы думаем. Мне начинает казаться, что о нас вовсе не забыли, братец. Нас просто… пересадили.

– И мы все равно оставляем желать лучшего, – буркнул Виктор, снова хватая дневник.

Внезапно в