Костер для инквизитора - Александр Мазин

– Ремешок пристегни,– сказал бритый затылок.– Быстро поедем.

И поехали. Нет, скорее, полетели. Бритый затылок вел так, словно его машина была единственной в городе, а под колесами мелькал не ухабистый, тронутый ледком питерский асфальт, а западноевропейский хайвэй. Но вел классно, вписывался с точностью до миллиметра, даже на поворотах не сбрасывал ниже восьмидесяти, тут же прыгая на сто двадцать. Заносы игнорировал, не пропускал никого. По счастью, встречные-поперечные всей душой почитали трехконечную звездочку. И ни один гаишник не проявился. Должно быть, у них еще не начался рабочий день. Ровно через тридцать семь минут «мерс» вкатился в распахнутые ворота. Ласковин успел поймать глазом зрачки телекамер наверху и будочку привратника. Пустую. «Мерс» прокатился еще метров двести и остановился.

– Прибыли,– констатировал бритый затылок.

– Хорошо водишь,– искренне одобрил Ласковин.– Раллист?

– Угу,– водила ухмыльнулся.

Ласковин выбрался из машины. Впереди возвышался трехэтажный особняк. Или скорее дворец, если оценивать по обилию архитектурно-скульптурных наворотов. Снежок с мраморной лестницы аккуратно сметен.

– Не бывал здесь? – спросил водила-раллист.

Ласковин покачал головой.

– Пошли провожу, а то заблудишься.

В просторном вестибюле их встретили двое в брониках с автоматами под мышками. В шикарную дворцовую обстановку они вписывались. С учетом нынешнего времени. А вот труп в луже подсохшей крови на мраморном полу даже с учетом новых времен, не вполне соответствовал интерьеру.

– Здорово, Спортсмен!

Одним из автоматчиков оказался Шест.

– Здорово. Что у вас тут?

– Это тебе пусть босс скажет,– Шест мотнул головой, указывая наверх.

Вслед за раллистом Ласковин поднялся по лестнице. Так, еще один труп. Интересные дела.

– Сюда,– сказал бритозатылочный и остановился.

Из-за дверей доносились знакомые голоса.

Ласковин вошел.

Ба, сколько знакомых лиц. Абрек, разумеется. Еще один мужик, имеющий с ним явное портретное сходство. Брат, надо полагать. «Шлемные» ребята: Дед с автоматом на пузе; друг Митяй, тоже с автоматом. Неизвестный золотозубый мужик в черном костюмчике и с перстеньками на пальцах. Опять неизвестный, внушительная фигура, мясистая, слегка испуганная рожа. Этот явно из другой команды. Из той, чьи игроки испачкали кровью мозаику и паркет. И, наконец, тот, кого Ласковин менее всего рассчитывал здесь увидеть. Вошь. Собственной персоной.

– А,– сказал Абрек.– Прибыл. Знакомься, мой брательник. Это Короед,– кивок на золотозубого мужика.– А этого ты, может, и сам знаешь, как?

– Догадался,– буркнул Ласковин.

На удобном стуле с неудобно прихваченными за спиной руками восседал не кто иной, как господин Гришавин, крестный папа тобольской группировки.

– Поздравляю,– проворчал Андрей.– Ты теперь – большой босс. А за каким хреном понадобилось меня будить?

– Отоспишься, успеешь,– успокоил Абрек.– А насчет босса – пролет. Это не я. И понадобился ты тоже не мне.

– А кому? – удивился Ласковин.

Опасности он не чувствовал. Кроме Короеда и Митяева брата, все свои. Гришавин не в счет. У него на лбу написано: «Покойник».

– Мне,– сказал Вошь.

Вот это ход!

Времени на переваривание событий Ласковину не предоставили.

– Короче, все в сборе,– подытожил Абрек.– Лишних нет. Можно и побазарить. Ну, Гриша, умел в три горла жрать…

Пок!

Стул, к которому был привязан Гришавин, опрокинулся. Бывший партработник дрыгнул ногами и затих. Вошь неторопливо отвинтил глушитель и положил на стол. А пистолет убрал в карман.

– Он нам уже не нужен,– уронил Вошь.– Так, Андрей?

Ласковин молча смотрел в серые глаза своего прежнего напарника. Такие знакомые глаза.

– Нет,– произнес Андрей после паузы.– Не так.

В глазах Воша мелькнуло что-то совсем знакомое. Мелькнуло и исчезло, как клочок фотографии, втянутый водоворотом. Но в это мгновение Вошь быстро сказал:

– Ты можешь меня убить.

Абрек захохотал. Слова Воша показались ему очень забавной шуткой. Через секунду к Абреку присоединились другие: заухал Митяй, сухо хехекнул Дед, фыркнул Абреков брательник. Даже Короед осторожно поддержал.

Серьезными остались только Вошь, Андрей и покойник Гришавин.

«Ты можешь меня убить…»

«Где твой брат?»

Оборотень, глядящий из ременной сетки серыми глазами двойника…

И наконец сам он, двойник…

…Потемневшее лицо, рот, скривившийся, как от боли.

– Добро,– тихо сказал он.– Помогу. Только и ты не забудь…

– Что? – спросил тогда Ласковин.

И двойник молча раздавил зажатую в пальцах вошь.

Андрей выбросил правую руку. Вампиров трехлезвийный кинжал раскрылся и легко, как в масло, вошел в грудь Воша. Тот вздохнул, легко, будто не его, а кого-то другого пронзил тройной клинок; вздохнул, улыбнулся Ласковину, сжал запястье поразившей его руки.

– Теперь так,– прошептал Вошь.

Тут лицо его внезапно исказилось, кровь хлынула изо рта.

Ласковин выдернул кинжал, быстро шагнул назад, а Вошь рухнул навзничь, рядом с застреленным минуту назад Гришавиным.

Ласковин обвел глазами присутствующих. Никто больше не смеялся.

– Это было обязательно? – тихим незнакомым голосом спросил Абрек.

Ласковин кивнул. В груди – пусто и холодно.

– Твой ход, Абрек,– сказал он.– Теперь главный – ты. Так?

Абрек покачал головой.

– Нет,– возразил он.– Не я. Ты.

«Вчера в Петербурге произошло еще одно убийство не из тех, что остаются незамеченными. Застрелен генеральный директор АО „Территория“, видный общественный деятель Гришавин. Убийцей оказался некий Гоблин (подлинное имя установить не удалось), на совести которого уже более двадцати трупов. Охрана генерального директора сумела обезвредить преступника, но жизнь господину Гришавину уже не вернешь…»

«Новогодним подарком петербуржцам можно считать войну, развязанную накануне праздника преступными группировками. Как нам сообщили, имеется достаточно жертв с обеих сторон, но самой крупной можно считать лидера так называемых „тобольцев“ Антона Гришавина. Его застрелили в собственном доме на глазах у многочисленной охраны. Это еще раз доказывает, что жизнь человека, даже такого, стоит не так уж много…»

«Мы уже неоднократно рассказывали нашим читателям о человеке, взявшем на себя право, как сейчас принято говорить, убивать убийц. Одеваясь в рабочую одежду, он бросал вызов хозяевам „мерседесов“, и когда они пытались втоптать его в асфальт, вышибал мозги из плоских затылков. Его называли преступником, его преследовали органы закона. Его травили, как бешеного зверя, хотя он ни разу не поднял руку на простого человека. Будь у нас побольше таких, как он, ни один бандит не рискнул бы плюнуть на рабочего человека только потому, что прежде обокрал его. И вот неравная борьба между государством и мафией с одной стороны, и честным человеком, не желающим кланяться ворам и преступникам, с другой, закончилась. Наш мститель убит, застрелен бандитами из преступной „тобольской“ группировки. Правда, он сумел недешево продать свою жизнь, но его жизнь, жизнь честного рабочего человека, уставшего терпеть, мы не обменяли бы и на тысячу бандитских. Потому что это человек, которой в одиночку пытался сделать то, что обязаны, но не желают сделать коррумпированные государственные службы, человек, которого без преувеличения можно назвать героем нашего времени…»