Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики - Сидней Боундс

— Спокойно, — прервал его Мюллер, — ты говоришь так быстро, что я не все понимаю. Можешь снять башмаки?

— То, что от них осталось.

— Да. Сними, и мы сейчас осмотрим ноги. На Лемносе хватает заразы. Насколько мне известно, и простейших, и водорослей и трипаносов, и черт знает еще чего.

— Поможешь мне? Я не…

— Будет плохо, если я подойду чуть ближе, — предупредил Мюллер.

— Ерунда!

Мюллер пожал плечами. Приблизился к Роулингу и принялся возиться с изломанными и разодранными замками-молниями его ботинок. Металл был выщерблен маленькими зубками так же, как и кожа самих ботинок и краг. Через минуту Роулинг уже с обнаженными ногами лежал на полу, морщился и пытался держаться героем. Он страдал, хотя ни одно из ранений не было серьезным, только сильно болело. Мюллер приготовил диагностат. Лампы прибора загорелись, в щелке рецептора блеснул сигнал.

— Это какая-то старая модель, — заметил Роулинг. — Я не знаю, как с ней обращаться.

— Вытяни ноги перед анализатором.

Роулинг повернулся. Голубой свет падал на его ранки. В диагностате все бурлило и щелкало. Вот высунулась ловкая суставчатая ручка с тампоном, которым она промыла левую ногу почти до бедра. Диагностат проглотил окровавленный тампон и принялся разбирать его на кусочки, а тем временем вторая суставчатая ручка проехала тампоном по правой ноге. Юноша прикусил губу. Тампоны свое дело сделали, а коагулятор прекратил кровотечение. Теперь кровь была смыта, и все ранки и царапины были ясно видны. «А выглядит это не так весело, — подумал Роулинг, — хотя и не так грустно, как прежде».

Из диагностата появилась ультразвуковая игла и впрыснула в ягодицу Роулинга какой-то золотистый раствор. «Болеутоляющее средство», — догадался Мюллер. Второй укол, темно-янтарный, был, видимо, универсальным антибиотиком, противоинфекционным. Роулинг явственно успокаивался. Вскоре из диагностата выскочило множество манипуляторов, чтобы внимательно исследовать все ранки и выяснить, что заживить. Раздалось жужжание, что-то три раза громко треснуло. Диагностат занялся исцелением.

— Лежи спокойно, — сказал Мюллер, — через пару минут все пройдет.

— Да не надо бы всего этого, — простонал Роулинг. — У нас есть медицинское оборудование в лагере. А тебе, наверное, уже недостает разных нужных лекарств. Дал бы этому роботу забрать меня назад, в лагерь, а…

— Я не хочу, чтобы тут шлялись автоматы. Мой диагностат укомплектован по меньшей мере лет на полсотни. Я редко болею. И потом этот аппарат может сам синтезировать большинство лекарств, наиболее необходимых. Только время от времени заряжай его протоплазмой, а дальше он сделает все сам.

— Позволь хотя бы передать тебе более редкие лекарства.

— Обойдусь. Не надо мне никакого милосердия! Ну, уже! Диагностат тебя обработал. Вероятно, и шрамов не останется.

Аппаратура освободила Роулинга. Он отшатнулся и взглянул на Мюллера. Глаза парня обретали осмысленность. Мюллер встал, опираясь спиной на стенку, в одном из углов шестиугольной комнаты.

— Если бы я знал, что они нападут, — сказал Мюллер, — то не оставил бы тебя так надолго. Оружие есть?

— Нет.

— Животные, которые питаются падалью, не нападают на живых Что их привлекло к тебе?

— Клетка, — ответил Роулинг. — Она выделяет запах гнилого мяса. Приманивает. И ни с того, ни с сего множество этих тварей принялись залезать в середину. Я думал, заживо сожрут.

Мюллер усмехнулся.

— Интересно, — сказал он. — А ведь эта клетка — тоже ловушка. Благодаря твоему не очень приятному приключению мы добыли новую информацию. Даже выразить не могу, как сильно меня интересовали эти клетки. Как и каждая частичка этого безумного сооружения. Акведук. Столбы-календари. Механизмы-чистильщики. Я благодарен тебе, что ты помог углубить мои знания о лабиринте.

— Я знаю еще кое-кого с таким же подходом. Для него неважен риск, не важно, как дорого надо заплатить, чтобы добыть побольше данных. Боуд…

Энергичным жестом Мюллер прервал Роулинга:

— Кто?

— Бордони, — сказал Роулинг, — Эмилио Бордони. Мой профессор эпистимологии в университете. Преподавал поразительно. По сути дела, только герменевтика…

— Эвристика, — поправил Мюллер.

— Ты уверен? Я готов поклясться, что…

— Ошибаешься. Ты имеешь дело с экспертом. Герменевтика — это филологическая дисциплина, занимающаяся толкованием Святого Письма, но в настоящее время она нашла широкое применение в связи. Твой отец это прекрасно знал. Собственно говоря, моя миссия у гидранов и была экспериментом в области герменетики отношений. Не удалась.

— Эвристика. Герменевтика… — Роулинг фыркнул. — Во всяком случае, я доволен, что помог тебе узнать что-то новое об этих клетках. Мой подарок эвристике. Но на будущее, я предпочту, избегать подобных экспериментов.

— Я думаю, — сказал Мюллер. Он почувствовал странный прилив доброжелательности. А ведь он уже почти позабыл, как приятно помочь человеку. И так же приятно, как вести такую свободную беседу? Он спросил: — Ты пьешь?

— Алкоголь?

— Именно его я имел в виду.

— В разумных пределах.

— Вот наш местный напиток, — сказал Мюллер. — Изготовлен какими-то гномами в недрах планеты. — Он вытащил причудливую плоскую флягу и два широких бокала.

Аккуратно налил в каждый бокал не более двадцати граммов.

— Добываю в секторе Ц, — пояснил, подавая один бокал Роулингу. — Там этот напиток бьет фонтаном. К нему еще полагалась бы этикетка «Пей меня!».

Роулинг осторожно пригубил.

— Крепкое!

— Около шестидесяти процентов алкоголя. Вот именно. Я понятия не имею, что в нем еще и как выдерживалось, и прочее. Попросту, он мне нравится. Одновременно сладкое и выдержанное. Очень одурманивающее. Предполагаю, что это еще одна ловушка. Можно чудно упиться… а остальное довершит лабиринт. — Мюллер поднял бокал: — Твое здоровье!

Оба улыбнулись этому архаическому тосту и выпили.

«Осторожно, Дик, — напомнил себе Мюллер, — ты начинаешь брататься с этим парнем. Не забывай, где ты. И для чего. Ну ты же и чудовище, Дик!»

— Можно мне взят немного этого напитка в лагерь? — спросил Роулинг.

— Будь любезен. Для кого?

— Кое для кого, кто это очень даже оценит. Он знаток. Путешествует с целым запасом всевозможнейших напитков. Их у него около сотни видов, я думаю, с сотни различных планет. Мне даже трудно припомнить все названия.

— Есть там что-нибудь с Мардука? — спросил Мюллер. — Ас планет Денеба? С Ригеля?

— Точно не знаю. Я, разумеется, люблю выпить, но в сортах не разбираюсь.