Элексир князя Собакина - Ольга Лукас

— Еще бы не намучился, — заметил Паша, оглядываясь на варана. — С таким-то соседом. Он же тут жил, как Жозефина с Вованом в своей коммуналке.

— Бедненький! Надо тебя поскорее выпустить. Мсье Заяц, вы меня сможете провожать за ворота?

— Могу, да!

— Вера, погоди секунду, — сказал Петр Алексеевич. — Надо мэру записку написать.

Он достал блокнот и ручку, быстро набросал что-то, вырвал листок и засунул его поросенку за ошейник.

— Вот теперь идите. Будь здоров, Коленька!

Поросенок благодарно хрюкнул, прощаясь со своими спасителями, и Вера вслед за Зайцем вышла из барака.

— А может, мы тоже пойдем? — спросил Паша у Башлыка, снова оглядываясь на варана. — Там наш друг, наверное, уже всю траву скосил.

— Вы идите, а мне надо еще с главным духом поговорить, — ответил мальчик.

— С каким главным духом? Я тоже хочу!

— Ну, тогда смотрите.

Он подвел гостей к самому большому вольеру в конце коридора. Здесь был устроен небольшой искусственный пруд, который окружали растения в глиняных горшках. На берегу пруда возвышалось бархатное кресло с гнутыми ножками, перенесенное, видимо, из гостиной замка. Под креслом стояла старинная фарфоровая супница. Однако никаких заключенных в этой королевской темнице видно не было.

Башлык подошел вплотную к стеклу, сложил руки перед грудью и низко поклонился.

— Оп курый! — громко воскликнул он.

Ровная поверхность пруда дрогнула, и из воды показалась голова большой черной жабы.

Вид у нее был очень серьезный, выражение лица суровое. Жаба вылезла на берег и замерла, раздувая горло.

— Оба-на! Надо же! — Паша даже хлопнул себя по коленям. — царевна-лягушка! Красавица! Лягушка-лягушка, поцелуй меня в сахарные уста! Я неженатый!

Как ни странно, обитательница клетки отреагировала на эти слова. Она прыгнула поближе и стрельнула языком.

Башлык, увидев это, хлопнул Пашу по плечу.

— Ты хороший парень! Видишь, как она на тебя посмотрела?

Живой почесал в затылке:

— Да я вообще-то пошутил... Мне жениться рано.

— С ней нельзя шутить, — осуждающе покачал головой Башлык.

Он подошел к клетке, несколько раз поклонился и произнес длинную фразу на своем языке, часто повторяя слово «карапака».

Когда он закончил, Петр Алексеевич спросил:

— А что ты ей сказал, если не секрет?

— Это я спасибо говорю, что она Лиходумова сюда не пускает. Она здесь самый сильный дух, она нашей хозяйке... как это... двоюродная внучка.

— А кто ваша хозяйка?

— Мы зовем ее Карапака. Она с самого начала мира была. Мира еще не было, а она была. А потом Кудай пришел, бог то есть. А она его огонь добывать научила, на охоту ходить научила, кашу варить научила. А потом икру метать стала. Метнула икринку — Земля получилась. Метнула еще — звезды получились, планеты...

— Значит, земля — это икринка. Понятно. А в головастика она не превратится? — насмешливо спросил Живой.

— Правильно понимаешь, — серьезно ответил Башлык. — Когда Эра Головастика наступит, мы все другие станем. Друзьями будем, товарищами и братьями.

— А когда все это будет?

— Об этом только кам знает. Папа мой.

— Значит, жаба для вас — главное священное животное? — спросил Савицкий.

— Она не животное. От нее наш род идет. Поэтому мы самые главные, — гордо ответил мальчик.

— Да как же можно верить во всю эту ерунду? — не выдержал Живой.

Башлык не обиделся, а улыбнулся так, словно услышал речь неразумного ребенка.

— Вот когда тебе совсем плохо станет, попроси Карапаку помочь — тогда увидишь, что ерунда, а что не ерунда.

— Обязательно попросим, — пообещал Петр Алексеевич.

Почтительно поклонившись двоюродной внучке основательницы рода ненемцев, Савицкий и Паша в сопровождении странного мальчика вернулись в столовую.

Там они обнаружили Бабста. Научный консультант экспедиции сидел возле камина на тугом, тщательно завязанном мешке и от нечего делать тихонько наигрывал на гитаре. Перед ним на стуле стоял менделеевский аппарат. Машинка бодро тикала, а из крана в подставленный стакан исправно стекали прозрачные капли. Ненемцы поглядывали на Костю уважительно, а на его мешок косились со страхом.

— Ты, я вижу, времени даром не терял, — сказал Петр Алексеевич.

— Ага. Через полчаса начинаем эксперимент. А Вера где?

— Свинью выпускает. Да вот же она!

В комнату влетела радостная княжна.

— Вы представляете, он меня поцеловал на прощанье! Хрюкнул и ткнулся мордочкой! А потом побежал к ограде так быстро, как олимпийский чемпион!

— Ну, слава богу, — сказал Петр Алексеевич. — Значит, можно считать, что все дела мы сделали. Теперь давайте думать, как отсюда выбраться.

— А чего тут думать? — пожал плечами Живой. — Свинью мы спасли, значит, Шрек нас с распростертыми объятьями примет. Сейчас академик примет сто грамм, а потом берем мешок и идем к воротам. Вот и все.

Савицкий и Бабст переглянулись.

— Нет, не пойдет, — сказал глава экспедиции. — Мы не можем оставить здесь ребят. Если мы уйдем, Лиходумов начнет штурм.

— Правильно! — горячо поддержала Вера. — Мы же правозащитники. Мы должны спасать ненемцев!

— Ну так давайте уговорим их сдаться! — заволновался Паша. — Мы же это мэру и обещали!

— Ничего мы не обещали!

Услышав их разговор, Башлык негромко, но твердо сказал:

— Мы сдаваться не хотим.

— Это правильно, — поддержал его Бабст. — От Михи вам пощады не будет. Дело сошьет обязательно. А у нас он, кстати, траву отберет. Вы об этом подумали?

Все замолчали.

— Сколько времени осталось? — спросила Вера.

Петр Алексеевич поглядел на часы.

— Лиходумов давал три часа, значит, остается час двадцать.

— Еще можно что-то успеть. Думайте.

Все снова замолчали и стали размышлять.

Ненемцы тоже притихли.

— Если бы тут малая юрта была, — задумчиво сказал Заяц, — мы бы в дымоход улетели. А в большой юрте летать нельзя.

— Нет, нельзя, — покачали головами остальные.

Снова наступила тишина. Было отчетливо слышно, как тикает менделеевский аппарат.

Паша ходил из угла в угол, держась за голову.

— Блин, что делать-то, а? Что делать? — повторял он.

— Не создавай нам нервоз! — строго сказала княжна.

— Нервоз... А если этот упырь бомбить начнет? Или газ пустит? А ты что сидишь? — накинулся Живой на Башлыка. — Делай что-нибудь! Ты же говорил, что когда совсем плохо, надо жабу просить! Так давай, проси!

Лицо мальчика просветлело.

— Ты молодец! — сказал он Паше. — Не зря она на тебя так посмотрела. Эй, становитесь все в ряд, вместе просить будем! А ты, — обратился он к Зайцу, — переводи им давай. Пускай они по-русски тоже просят.

Он поднялся со своей подушечки и как-то сразу изменился: взгляд его стал строгим, движения — властными. Не поворачивая головы, он приказал Зайцу:

— Койон, пюрюк кам мага бер!

Заяц сбегал в соседнюю комнату и притащил меховую шапку с длинной рыжей косичкой и совиными перьями.

— Кам курчак мага бер!

Повар подал ему шаманский пояс.

Участники экспедиции молча наблюдали за приготовлениями к камланию. Паша криво улыбался, но тем не менее, когда ненемцы и правозащитники выстроились в шеренгу, встал вместе со всеми.

Башлык взял кочергу, стоявшую у камина, и, подняв ее над головой, громко крикнул:

— Оп курый!

— Оп курый! — хором повторили ненемцы.

— Алтбатты кижи амадан калди!

— С просьбой к тебе пришли, говорит... — тихонько перевел Заяц.

— Куштух канат бер!

— Орлиные крылья, говорит, нам дай... Да вы повторяйте!

— Орлиные крылья нам дай! — вразнобой повторили участники экспедиции.

— Ак пулутка шидэлзин!

— Пусть упираются в белые облака!

— Канди яман нэмэ табылбазын!

— Пусть не случится ничего плохого!

В этот момент в кармане у Веры зазвонил мобильный телефон. Она быстро вышла на лестницу.

Звонил Тяпов.

— Ну, что там у вас? Лиходумов козлить перестал?

— Находимся на месте, трава у нас.

— Много взяли?

— Целый мешок. Уже раствор делаем.

— Проблемы есть?

— Проблема одна: как отсюда выбраться. Если выйти через ворота, то Лиходумов, скорее всего, отберет траву и остальные ингредиенты. А через забор тут не перелезть.

— Ясно. Вертолет там есть где посадить?

— Тут отличная площадка во дворе. Но нас много. Нам надо вывезти двенадцать человек рабочих, иначе они расскажут Лиходумову, зачем мы сюда приходили. Ну, и другие последствия будут, долго перечислять...

— Значит, пришлю большой вертолет. Через час будет. Ждите.

— Поскорей бы, Иван Ильич! Он обещал штурм начать, если мы не выйдем.

— Жди, сказал. И не переживай. Вернешься — тебе повышение будет.

— Спасибо Вам, Иван Ильич!

Тяпов отключился, и Мурка вернулась в столовую. На пороге она вздрогнула: как раз в этот секунду Башлык вдруг замер, по его телу прошла судорога, а потом он произнес низким, грудным, совсем не детским голосом: