Борьба за власть на Украине с апреля 1917 года до немецкой оккупации - Евгения Богдановна Бош

отступить ближе к вокзалу. Через полчаса разведка возвратилась с подтверждением сообщений первой. Даем распоряжение войскам спешно подтянуться к вокзалу. Но слух об обходе уже успел проникнуть в ряды наших войск и вызвал громадную тревогу. Отряды стали спешно грузиться в вагоны, и к 8 часам вечера эшелон за эшелоном начали подходить к вокзалу. Только артиллеристы продолжали держаться, посылая ответные снаряды противнику, метко бравшему на прицел полустанки и эшелоны. Командиры отрядов, в большинстве свои же товарищи, стали требовать немедленного отступления, указывая, что задержка бессмысленна, что при создающемся настроении в отрядах никакое сопротивление невозможно, что необходимо отступить, чтобы создать уверенность в войсках, что удара противника с тыла не может быть. Приняв меры к срочному отходу наших орудий, начали отправлять эшелоны в ближайший тыл. Сами, со своим так называемым штабным поездом – он по существу был и поездом снабжения и вооружения – остались на вокзале поджидать артиллерию, так как по горькому опыту знали, что, если «штабной» поезд двинется с места, – все моментально разбегутся.

Около 9 час. вечера неожиданно на вокзальном здании зажигается большой электрический фонарь, находящийся под самой крышей выступа. Старшие служащие с вокзала исчезают неизвестно куда, и никак не удается выяснить, зачем и по чьему распоряжению фонарь зажжен. И не проходит после этого, казалось бы, незначительного эпизода и 1 часа, как из-за железнодорожных зданий выбегает немецкий отряд, человек в 600 и с криками «Huura» бросается на штабной поезд. Крики, свист пуль, звон разбиваемых стекол… Поезд окружают. Слышится настойчивая команда немецкого офицера – «на площадки». Но солдаты колеблются и приказу не подчиняются… Отстреливаемся, кое-чем… Охрана поезда – человек 15–25… И в тот момент, когда немецкие солдаты бросаются к входам в вагоны, наш поезд сразу срывается с места и полным ходом уходит в тыл… Выручил товарищ машинист – увидав, что поезд окружают немецкие солдаты, он бросился к паровозу и, не ожидая распоряжения, на свой страх пустил поезд. В нашем поезде оказалось несколько человек раненых и один убитый. Противник захватил 3 орудия и небольшое количество снарядов; все артиллеристы и оставшиеся на вокзале одиночки бежали[119].

В ночь 25/III получили сообщение из Лохвицы, что наши, часов в 6 вечера, 24/III оставили Ромодан и отступили к Полтаве. Из главного штаба ни сведений, ни директив. Выгрузить отряды из эшелонов в Лохвице после того, как войска узнали, что Ромодан сдан еще вечером, не представлялось никакой возможности. То обстоятельство, что наш штаб задерживал войска в Ромнах в то время, как Ромодан был уже сдан, вызвало громадное недовольство штабом. И часть эшелонов, не ожидая распоряжения, уехала в Гадяч. Дали распоряжение – все поезда отправлять в Гадяч – железнодорожный тупик, надеясь, что там уже, в силу необходимости, все должны будут выгрузиться из эшелонов. Отряды Примакова и Ауссема, находившиеся у Лохвицы, стали отступать пешим порядком. Часам к пяти 25/IIІ наш штабной поезд подошел к Гадячу и остановился в версте от станции, так как Гадячский вокзал отказывался нас принять, заявляя, что все пути заняты. Действительно, все пути были забиты тесно стоявшими один возле другого поездами. Большинство вагонов были открыты, и из них женщины и подростки, торопясь, вытаскивали плотно набитые мешки, с которыми, скрываясь между вагонами, убегали, кто куда. Между поездами валялись груды грязного, изодранного обмундирования, и все пути и платформы были густо усеяны исписанными листами бумаги, рваными сапогами, пустыми коробками от консервов, грязными тряпками и всякими ломаными и битыми вещами. По всем путям, под вагонами и в проходах шмыгали детишки, торопливо набивая свои корзинки и мешки. По пути мы не встретили ни единого человека из наших отрядов и никого из железнодорожной администрации. Но в помещении вокзала нашли всю железнодорожную администрацию, которая предупредительно доложила, что все прибывшие за день войска спешно выгрузились и ушли, куда – им неизвестно, что Исполком Совета дня два тому назад эвакуировался, передав власть Земской Управе. Не прошло и 2 часов, как к нам на вокзал явился председатель Земской Управы (петлюровец) с докладом, что в городе – полный порядок, что им было предпринято все, чтобы удовлетворить требование советских войск в спешном предоставлении им подвод и что он ждет от штаба дальнейших распоряжений. К этому времени путь освободили, и наш поезд подошел к вокзалу. Мы предложили председателю посидеть у нас в вагоне, дав распоряжение караульному не выпускать его, и подождать наших распоряжений. В город отправили трех товарищей для выяснения положения, мобилизовали все свои и железнодорожные силы и принялись наводить порядок у станции. При осмотре поездов среди пустых вагонов нашли несколько запломбированных, в которых оказались вооружение и обмундирование. Когда и откуда прибыли эти вагоны, выяснить не представлялось возможным, предполагали, что они оказались в одном из составов, прибывших из Ромодан в момент отступления. Но ни в одном из составов не нашли мы обещанных нам Харьковом средств для пешего продвижения. Ни передков, ни кухонь, ни обоза. И если бы мы не потеряли своих 3 орудий в Ромнах, их пришлось бы бросить в Гадяче, так как снять их с площадок не представлялось возможности.

К вечеру прибыл тов. Ауссем со своим отрядом. Но ни у него, ни у нас – никаких сведений о месте нахождения противника. Попытки связаться с главным штабом не приводили ни к чему положительному. А к ночи поползли слухи о продвижении бронепоезда противника. И оставшиеся отряды начали настойчиво требовать отступления. Начальники отрядов поддерживали это требование, указывая на отсутствие у нас артиллерии. С оставшимися силами, говорили они, даже с незначительным численно противником мы стычки не выдержим. Необходимо было подождать прихода отряда Примакова, и отступление отложили. Но на утро мы уже не досчитались нескольких десятков людей – воспользовавшись ночью, они ушли. К 12 часам подошел Примаков со своим отрядом. Несмотря на успокоительную информацию, что противник нигде им не обнаружен, настроение отрядов не улучшалось. Железнодорожный тупик, отсутствие средств передвижения, отсутствие своей власти в городе и неизвестность, где противник, – создали крайне нервное настроение, и каждый час промедления грозил полным распадом нашей группы войск. Решили отступить к Зенькову. Но обоза в нашем распоряжении никакого не было. А все попытки достать подводы в городе не увенчались успехом – город оказался без лошадей и повозок. Петлюровские власти божились, что все забрано ранее проходившими советскими войсками. Приходилось верить этим клятвам, так как мы были бессильны что-либо предпринять, и рассылать людей в ближайшие села для добывания подвод, которых требовалось немало, так как нужно было выгрузить винтовки и патроны,