Волшебная ночь - Мэри Бэлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец-то, подумала Шерон, зажимая дрожащей рукой рот, когда над поселком пронесся первый крик «бешеных быков». Она почувствовала почти облегчение. Начинается. Дрожь в руках внезапно отпустила, хотя они и оставались ледяными, и Шерон ощутила удивительное спокойствие. Она села на край кровати и, опершись локтями о колени, стала ждать. Она слышала, как дедушка спустился на кухню, увидела свет, проникший в щель Под дверью. Значит, они зажгли лампу.
Пребывая в этом странном состоянии спокойствия и отрешенного ожидания, Шерон вдруг подумала о том, что лучше бы «бешеные» не ревели с холмов, лучше бы не предупреждали о своем приходе. Теперь им нужно время, чтобы спуститься с холмов и добраться до поселка. Может быть, не так уж и много — минут десять или пятнадцать. Но для нее эти минуты тянулись как долгие часы. Ей хотелось, чтобы они наконец пришли и взревели у дома, и вышибли дверь, и потребовали ее.
Это ожидание было самой немилосердной частью наказания. Ее сердце так колотилось, что она слышала его стук в горле и в ушах.
Раз, два, три, медленно считала она, закрыв глаза. Раз, два, три. Раз, два, три. В первые три счета она вдыхала, во вторые — выдыхала. Вдыхала через нос, выдыхала через рот, крепко держась за спинку кровати.
А может, они уйдут, если она сейчас пообещает им никогда больше не ходить в замок? Если попросит пощады, будет плакать и пресмыкаться перед ними? Может, они уйдут? Или уже слишком поздно?
Раз, два, три… через нос. Раз, два, три… через рот.
А потом она ухватилась за край кровати и сложилась вдвое, так что ее лоб ударился о колени. Прозвучал второй крик, и дверь внизу распахнулась, выбитая мощным ударом. У Шерон перехватило дыхание.
Она должна просить у них пощады. Она должна. Должна пообещать им что-нибудь. Все, что они потребуют.
Раз, два, три. Раз, два, три.
Она медленно поднялась на ноги.
Спускаясь по лестнице, она видела, что дедушка и Эмрис стоят с закатанными рукавами, а бабушка держит в руках веник. Видела, что в кухне стоят четверо «бешеных», все с мешками на головах. И еще несколько толпятся за дверью. Дедушка костерил незваных гостей на чем свет стоит.
— Я думаю, — произнесла Шерон, сама удивляясь, как твердо и уверенно звучит ее голос, — что вы пришли за мной.
— Именно так, Шерон Джонс, — ответил один из «бешеных» грубым, хриплым голосом.
— Я готова, — сказала она, вздергивая подбородок.
Но у ее родственников были совсем другие планы на этот счет. Шерон молча стояла и с каким-то странным спокойствием смотрела, как четверо «бешеных» схватили дедушку и Эмриса и привязали их веревками к стульям. Похоже, веревки были специально принесены для этого. Потом она услышала хруст метлы, сломанной о чье-то колено.
— Не нужно тащить меня, — сказала она, почувствовав, как крепкие руки хватают ее под локти и волокут к двери. — Я пойду сама.
До чего же они довели деда, отстраненно подумала какая-то другая Шерон, с любопытством наблюдающая за всем, что происходит вокруг. Разве можно услышать такую ругань из уст богобоязненного человека? И сколько узлов они накрутили на его руках? Бабушке потребуется немало времени, чтобы освободить его от этих узлов.
«Бешеные», не обращая внимания на ее слова, волокли ее под руки, их поступь была куда шире, чем ее, и Шерон была вынуждена почти бежать, спотыкаясь о невидимые в темноте неровности почвы. Дождь перестал, но сырой воздух пробирал до костей; трава и поросли вереска под ногами были мокрыми и скользкими. Вся группа в молчании устремлялась вверх, в горы. Шерон так и не смогла сообразить, сколько их было. Она была не в состоянии сосчитать. Все, что она могла понять, — это были здоровые, крепкие мужчины, и их много.
«Господи, спаси и сохрани! — молилась она про себя. — Господи, не допусти». Одна мысль вдруг осенила ее. Странно, что она не явилась к ней раньше. Судя по всему, она первая женщина, привлекшая внимание «бешеных быков». Что, если в качестве наказания ее ждет изнасилование? Ей никогда не приходило это в голову, она не задумывалась об этом до сегодняшнего дня, пока не оказалась одна в горах против десятка здоровенных мужчин, лица которых были надежно скрыты колпаками.
«Господи, не допусти, — повторяла она про себя. — Господи, спаси и сохрани».
Она уже давно не понимала, где они находятся. Сознание ее было не способно улавливать, куда они идут, не в состоянии узнавать и запоминать путь. Единственное, в чем она отдавала себе отчет, так это в том, что они неуклонно движутся вверх. Наконец они остановились. Мужчины отпустили ее руки, и она увидела четыре колышка, заранее вбитых в землю.
Шерон подняла голову, но не смогла оторвать глаз от земли.
— Шерон Джонс, — обратился к ней один из «бешеных», стараясь говорить хриплым голосом, но Шерон узнала его. — Ты обвиняешься в том, что донесла графу Крэйлу на людей Кембрана. Ты не подчинилась нашему требованию и не оставила работу в замке. Ты приговариваешься к двадцати ударам плетью.
Двадцать ударов! О Боже! У нее чуть не подломились колени. Но теперь, когда настал этот страшный час, Шерон неожиданно ощутила в себе какое-то странное спокойствие и упрямство. Она не пала на колени, она продолжала стоять, глядя вниз на вбитые в землю колья.
Кто-то оказался рядом с ней, за ее спиной, но она не обернулась. Он взялся за верх ее платья. Он не стал расстегивать пуговиц — он просто резко рванул его в стороны, и Шерон почувствовала, как оно с треском разошлось от плеч до поясницы. Мгновением позже с треском была порвана сорочка, и холодный ночной воздух обжег ей кожу.
А потом ее бросили на холодную сырую землю лицом вниз, и она почувствовала, как крепкие мужские руки привязывают ее руки и ноги к кольям. Мужчины работали вчетвером и быстро справились со своей задачей. Потом кто-то взялся за разодранные края ее одежды и оголил ее спину от плеч до самых бедер.
Шерон прижалась к земле щекой и крепко ухватилась за колья. Ах, зачем они так сильно затянули узлы на запястьях, совсем некстати подумала она. На левой руке наверняка появится синяк, и она занемеет, и ей потом придется долго растирать ее. Было в этой мысли что-то нереальное.
— Она женщина, — услышала она чей-то голос. — Она не выдержит двадцати ударов. Хватит и десяти.
— Она предала нас всех, — прохрипел первый. — Пусть скажет спасибо, что двадцать, а не двадцать пять.
— Десять, — настаивал на своем второй.
— Нет, двадцать, — не уступал первый. — И смотрите у меня, я прослежу, чтобы никто не бил вполсилы.
— Пятнадцать, — раздался третий громкий голос. — Ни нашим, ни вашим. Пусть будет пятнадцать ударов, но с оттяжкой. Мокрыми плетками. Пятнадцать ударов мокрой плеткой будут не хуже двадцати пяти.