Лезвие бритвы (илл.: Н. Гришин) - Иван Ефремов

— Собственно говоря, интересуюсь-то не я, черта мне в древних рудниках, это дело рудных поисковиков да еще археологов. Как раз тут объявился приезжий археолог, не то немец, не то турок из Анкарского археологического института. Был, между прочим, и у меня, откуда-то узнал, что я был учеником Максимилиана Федоровича. Помнится, твой отец описывал рудники трехтысячелетней давности где-то на границе с Афганистаном и с Ираном. Так этот профессор Вильфрид Дерагази…

— Как, как?

— Вильфрид Дерагази. Звучная такая фамилия, легко запоминается. Он рассказал мне о дравидийской культуре, распространившейся четыре тысячи лет назад из Индии в Западный Китай и в нашу Среднюю Азию. Есть такая культура Анау — названа по кишлаку близ Ашхабада, чем-то сверхзамечательная, но якобы у нас мало раскопанная, как сетовал турецкий профессор. Эта культура служит мостом между Индией и Критом, а тот, в свою очередь, с Северной Африкой. Ее признаки обнаружены в пустыне Сахара. Найдены удивительные по красоте маленькие скульптуры, рисунки, керамика. Институт хочет применить современные научные методы для прослеживания дальних связей и путей расселения — спектроскопические изотопные анализы металлов и минералов в украшениях и других предметах. Требуется всего по грамму от каждого образца. Профессор и собирает их по тем местам, где, предполагается, проходили древние связи. Интересно и дельно!

— Интересно-то интересно,— энергично раскуривая папиросу, заметил Ивернев,— но почему-то Тата… моя невеста, которая только что ушла от меня, очень интересовалась личным архивом отца.

— Что-о? Для какой цели? И кто она, собственно?

— Дочь одного из таежных спутников отца, был такой Павел Черных.

— Точно был?

— Не знаю. В голову не приходило проверить. Да и как это сделать?

— Попытаемся. Хотя… почему бы ему и не быть?

— Вы хотите сказать, что Тата… может быть, вовсе не Черных?

— Как я могу такое предположить? Тут уж ты сам должен определить, в чем дело. И что же интересовало твою Тату?

— Просто личность моего отца, его маршруты, детали, рисующие облик моего и ее отца.

— М-м… И давно она… гм… ушла?

— Несколько дней. Я был в Москве, когда мама мне телеграфировала.

— Кто знает, может, случайное совпадение? Скорее всего. Ну, пойдем пить чай, слышишь: Екатерина Алексеевна звякает чашками.

Ивернев продолжал сидеть в напряженном раздумье. Андреев встал, положил руку на его плечо.

— Пошли!

Ивернев поднялся, затем жестом остановил профессора:

— А на кого он похож, этот заграничный археолог?

— Красивый, довольно молодой. Мрачно красивый, что-то от киногероя, демоническое, сильное. Словом, примечательный человек. Он у меня ужинал и всех очаровал. Ритка повела его в Большой на балет и прямо в восторге от такого кавалера. Говорит, все девчонки глаза пялили на этого Дерагази.

— На каком языке говорит?

— С нами на любых трех, у нас принятых: английском, французском, немецком. Немного знает по-русски. Говорит, что владеет еще несколькими языками!

— Счастливый человек!

— Ну, ты изучил два, и куда лучше, чем я. Не способен есмь.— Профессор задумался и добавил: — А как одет этот турок! И еще мне бросилось в глаза у него кольцо с интересным камнем. Пожалуй, только геолог и может оценить выдумку. Представь себе, кристалл хиастолита разрезан поперек главной оптической оси, так что на свету дает…

— Серый крест!

— Ну, разумеется. Бог мой, ты побледнел как стена! Что это с тобой творится? Сядь!

Ивернев нетерпеливо топнул ногой:

— Леонид Кириллович, что же это такое? Тата, она… она постоянно носила такое же кольцо!

— Хо-хо!..— Андреев сразу посуровел и даже взял папиросу из портсигара Ивернева. Закурил, подумал, поискал что-то в записной книжке и снял телефонную трубку.— Совпадение или не совпадение, посмотрим. Мало ли что! Это профессор Андреев, геолог, мне надо посоветоваться по срочному делу,— продолжал он в трубку.— Нет, пусть лучше кто-нибудь от вас придет ко мне на дом или в институт. А я вам говорю, что лучше, у меня есть и своя голова на плечах! Хорошо, соедините меня с кем-нибудь постарше. Смотрите, будете отвечать! Так-то лучше!

Ивернев слушал отрывистый односторонний разговор, а в голове вертелись жалящие мысли: «Тата, Тата! Неужели?.. Дар Алтая… Зачем?»

— Товарищ подполковник,— продолжал Леонид Кириллович и вкратце рассказал о Дерагази и Тате.— Да, он еще здесь, приехал в научную командировку. Конечно, может быть, чистая случайность.— Леонид Кириллович облегченно и негромко рассмеялся.— Мой ученик? Здесь, да. Сейчас у меня. Через час будете? Очень хорошо, прямо к чаю.

Профессор повесил трубку и пристально посмотрел в лицо своему ученику.

— Понимаешь, Мстислав, это мы должны сообразить, зачем нужны сведения о твоем отце и какие сведения. Иначе кто же поймет? Как это хорошо получается в шпионских книжках: премудрый детектив садится, размышляет и ловит нить мотива. Да ведь сила врага в том и заключается, что ему уже все ясно с начала, а нам невдомек. Если есть вообще враг, а не выдумка от начала до конца, построенная на случайном совпадении.

— Совпадений-то два,— тихо и морщась, точно от боли, возразил Ивернев.

— Как так?

— Первое: два человека — обоих интересуют какие-то данные из неопубликованных, не маршрутных, а личных дневников отца. Второе: оба носят совершенно одинаковые кольца, каких мы ранее ни на ком другом не видели.

— Ишь ты! В самом деле! Так ты думаешь, что твоя Тата…

— Ничего я не думаю и не хочу думать! — резко воскликнул Ивернев.

— Думать придется,— со вздохом ответил Андреев.— Смерть как не люблю таких дел. Разом вспоминаешь, что, кроме земной коры, пустынь, лесов и гор, есть всякая гадость заугольная и подпольная. Ощущение, что ходишь по полу, а пол-то стоит на болоте и под ним что-то копошится.

— Ну, это вы уж чересчур, Леонид Кириллович.— Горькие морщины выдавали внутреннюю борьбу Ивернева.

— А вот и Каточек! — преувеличенно громко приветствовал Андреев входившую жену.

— Курил опять? — подозрительно спросила та.— А где же клятвы и решения?

— Да вот, понимаешь, Каточек, тут разволновался насчет Индии. Едет вот,— он кивнул на Ивернева.

— Ну и что? Мстислав — в Индию, Финогенов — в Африку, завтра еще кто-нибудь из твоих учеников отправится в Афганистан или Ирак. Тебе не придется папиросы из зубов выпускать…

— Нет, нет, согрешу разок и больше не буду! Как там насчет чаю? Сейчас придет один геолог, с Дальнего Востока.

— Кто такой?

— Ты не знаешь. Он геолог-эксплуатационник.

— Да, этих совсем не знаю. По-моему, скучный народ.

— Бывает, бывает. А где Ритка?

— Укатила в театр. С твоим турком. Он ей ответное приглашение сделал. И мне это не нравится, чертить крылом вокруг нее принялся. А Рита, знаешь, девчонка горячая, шальноватая, вся в отца!

— Благодарю вас! — Андреев низко поклонился.— Но вообще-то… конечно…

— Может, изъяснишься понятнее?

— Потом. Чуть-чуть повременим с чаем. Эксплуатационник будет с минуты на минуту.

После ухода «геолога с Дальнего Востока» Ивернев и Андреев еще посовещались в кабинете, но так ни к чему и не пришли.

— Останешься ночевать! — геолог поднялся.— Проветри как следует, накурил. Пойдем принесем постель.

— Не засну я, Леонид Кириллович!

— Постарайся! Впрочем, как знаешь. А мне надо выспаться, с утра важный совет. Значит, договорились. Дерагази приглашу, пока ты еще здесь, а «геолог» будет наведываться. Только как кольцо увидишь, чтоб ни сном, ни духом, а то он прав — спугнем. А Ритка пусть повертится у него под носом, может, он и с ней заведет разговор на ту же тему.

— А вы не боитесь за Риту?

— Девчонка она очень открытая. Я с ней поговорю, она мать не так слушает, как меня! Рискнем немного.

«Вот эта железная лестница, и она знак радости. И этот вечер самая хорошая и светлая радость»,— думал Гирин, поднимаясь к Симе.

Сима встретила его в черном свитере и широкой серой юбке. Гирин стал расспрашивать о работе, о спорте. Сима вдруг разоткровенничалась и рассказала ему все о «халифе Гарун-аль-Рашиде» и его «великом визире». Удивительно наивную и добрую попытку найти свою собственную справедливость увидел Гирин в бесхитростном рассказе Симы. Она сидела против него, слегка смущенная, выпрямившись и положив на колени сцепленные руки, а ее громадные серые, широко открытые глаза смотрели прямо в лицо Гирину с доверчивой надеждой на одобрение. Нестерпимая, подступающая к горлу нежность проснулась в нем.

— Когда я слушаю вас, мне хочется стать верным телохранителем халифа,— вдруг сказал он.

Сима внезапно покраснела, вскочила и прошлась по комнате.