Гобелен - Карен Рэнни

— Итак, леди Уэстон, — проговорил он голосом, наводившим страх на многих его собеседников, — чего вы от меня хотите?

— Ничего, кроме того, что удается вам больше всего и, надеюсь, приносит радость, — я взываю к вашему таланту оратора, сэр.

— Это Шекспир?

— Нет, Уэстон, — ответила она улыбаясь.

Питт что— то хмыкнул в ответ -он любил ставить в тупик собеседников, но не привык, чтобы подобное проделывали с ним. Леди Уэстон, хитрая бестия, продолжала улыбаться как ни в чем не бывало. Интересно, она когда-нибудь предложит ему сесть?

— Хорошо, леди Уэстон, — капитулировал Питт. — Я помогу вам собрать деньги для ваших приютов. И постараюсь осуществить реформу. Постараюсь — большего обещать не могу.

— Слово Питта — о большем и просить нельзя, — сказала леди Уэстон, глядя на гостя своими огромными зелеными глазами.

— И все же, леди Уэстон, ваш муж знает, что вы меня шантажируете?

Черт, как она смеет так ухмыляться!

— О каком шантаже вы говорите, сэр?

— Вы собираетесь отдавать мне письма? — Поднимаясь по ступеням, он с трудом переставлял ноги. Черт, зачем делать такие крутые ступени перед входом и зачем в таком количестве?

— Они давно сожжены, сэр, — с улыбкой ответила Лаура.

— Вы прирожденная шпионка, леди Уэстон, — проворчал Питт.

Лаура взяла старика за локоть. Уильям Питт, хоть и не становился крепче с годами, ум свой отнюдь не растерял — глаза смотрели все так же цепко и зорко из-под кустистых бровей.

— Позвольте мне проводить вас в ваши покои, — сказала Лаура, помогая Питту подняться по ступеням.

Она по— прежнему улыбалась, но ее улыбка не могла его обмануть. Питт подозревал, что письма все же существуют -ждут своего часа. Да, с этой графиней следует быть начеку…

Диксон Александр Уэстон качал на коленях маленького сына, в то время как двое других, постарше, требовали от него еще одну историю про морские приключения.

Поскольку Лауры нигде не было видно, он решил угостить их сказкой, чтобы уснули побыстрее. У него на этот вечер были свои планы, которым дети только помешали бы.

Маленький Алекс прижался к его груди, засыпая, и отец ласково погладил его по темной головке. Отец смотрел на сына с гордостью и любовью.

Пусть и не от его семени были зачаты эти дети, он был настоящим отцом всем десятерым, как Лаура была им настоящей матерью, будто всех их рожала в муках.

История близилась к развязке, когда Лаура застала их на месте преступления.

— Но, Алекс, — проговорила она с упреком, — зачем рассказывать детям такое перед сном? Чтобы им кошмары снились?

Он выглядел не просто виноватым, он был напуган, как показалось Лауре. Словно дурной сон детей мог как-то нарушить его планы. Лаура не могла удержаться от улыбки. Они с мужем обменялись многозначительными взглядами.

Она уже знала, что ужин велели подать в спальню и няням отдали распоряжение уложить детей пораньше. Да и дядя Бевил как-то загадочно улыбался, будто знал, что у Алекса на уме. Он уже год излучал самодовольство, словно в воскрешении Алекса из мертвых была лишь его заслуга.

Бевил относился к детям с той же заботой, что и родители, — настоящий любящий дядюшка. Хеддон-Холл звенел от детского смеха, хотя старшие порой ворчали, когда их загоняли в дом на уроки.

Блейкмор совершенно преобразился: там, где когда-то жила лишь маленькая девочка, теперь обитали десятки детей. Блейкмор находился под попечительством дяди Персиваля, недавно вернувшегося туда в сопровождении жены — Долли.

Дети неохотно повиновались матери, не так часто им удавалось посидеть с отцом. Фонд, созданный для финансирования приютов, отнимал у Лауры Уэстон уйму времени, хотя и Уильям Питт уделял ему немало времени и сил.

Лаура с гордостью смотрела на мужа — на человека, которому удалось склонить на свою сторону парламент, на спикера палаты лордов, на советника министра. Да, он был все так же покрыт шрамами, но для нее красивее его не было на свете.

Лауре оставалось лишь молиться о том, чтобы жизнь всегда была такой же чудесной, как сейчас. Как раз сегодня Алекс собрал вокруг себя детей и, показав им статуи на башне, рассказал легенду о трех музах, исполнительницах желаний.

Она продолжала навещать склеп и приносить розы на мраморную плиту. Однажды Алекс застал ее там, и они вместе плакали. Но всякий раз, когда ей удавалось спасти от смерти лондонского ребенка, она словно воскрешала маленького Диксона.

Жизнь была полна забот, и найти время для романтического ужина вдвоем удавалось нечасто. Редкая ночь проходила без того, чтобы кто-то из малышей не требовал присутствия родителей, и временами Лауре очень хотелось уединиться с мужем где-нибудь в саду.

Но если возможность представлялась, то они ее не упускали.

Алекс с улыбкой посмотрел на жену; он знал, о чем она думает.

Он подмигнул ей, и Лаура, взяв малыша на руки, понесла его в детскую. Дети постарше последовали за ней.

Скажи ему кто-нибудь год назад, что жизнь его будет такой полной и богатой, как сейчас, он благословил бы этого человека, но едва ли поверил бы, что такое возможно.

Единственный эпизод омрачил безоблачное течение этого года — Элайн Уэстон была найдена в тюремной камере с перерезанным горлом. Убийцу не нашли; стражи, сколько им ни платили, так ничего и не сказали.

Алекс не мог найти в себе достаточно христианского милосердия, чтобы скорбеть о ее смерти.

Мэгги и Сэмюел уплыли в Америку. Их мечта о независимой жизни фермеров осуществилась благодаря подарку дяди Бевила. Конечно, подвиг Мэгги не вознаградишь никакими деньгами, и все же деньги — неплохое подспорье для начала самостоятельной жизни.

Алекс вернулся в их с Лаурой покои, принял ванну и, накинув парчовый халат, вошел в спальню. До возвращения Лауры оставалось всего несколько минут — и тогда он скинет халат.

Иногда, когда они вместе выезжали куда-нибудь, он прикрывал глазницу повязкой, но дома представал перед близкими и слугами таким, какой был. Дети нисколько не боялись его, они любили отца так же крепко, как мать, и внешность для них не имела значения.

Алекс обвел взглядом накрытый круглый стол, цветы, зажженные свечи. Прекрасная Лаура в прекрасном окружении.

Но почему она так долго не идет? Малыши, должно быть, выпросили у нее сказку — не такую страшную, как те, что рассказывал им он, наоборот, очень добрую, с хорошим концом. И все же, рассказывая детям сказку, она все равно думает о нем, о том, что уготовил им сегодняшний вечер.

Она вошла очень тихо и обняла его сзади. Затем, чуть отстранившись, сказала:

— Я должна принять ванну.

Он повернулся к жене лицом и обнял ее. Она улыбнулась, и в улыбке ее было столько любви и нежности, что к глазам его подступили слезы. Он накрыл ладонями ее груди и даже сквозь ткань почувствовал, как отвердели соски.