Ледяное озеро - Эдмондсон Элизабет

Он остался на ленч и вместе со всеми украшал рождественскую елку. Удивительно, как возможно такое изменение в укладе жизни? В отсутствие леди Ричардсон пятичасовой чай в гостиной пропустили, а вместо этого кухарка прислала им снизу тающие во рту крохотные пирожки с мясом из легчайшего теста и сладкие кексы. Сэр Генри вышел из своего кабинета, чтобы проследить за приготовлением глинтвейна: «Конечно, это перевод хорошего вина, и вкус как у микстуры от кашля. Но девочкам понравится, да и в такое время года это правильно».

Пригодился и рост Хэла, когда дело дошло до украшения верхних ветвей, а когда Утрате надоело обтягивать фонариками колючие еловые лапы, она отправилась в гостиную и, оставив дверь открытой, сыграла на фортепьяно рождественские гимны.

Впервые с момента возвращения в Уэстморленд Хэл почувствовал себя дома, счастливым. Сейчас он не хотел бы быть ни в каком другом месте и ни с кем другим. Внезапно он осознал, что уже сколько дней не думает о Марго. На Рождество она должна приехать в Нью-Йорк, как делал и он последние два года. В Нью-Йорк, где все шикарнее, чем здесь, но не так весело, подумал Хэл, чертыхнувшись, потому что разбитой елочной игрушкой порезал себе палец.

Он слез с приставной лестницы, чтобы полюбоваться на свою работу.

— Хорошо выглядит. Можно было бы добавить стеклянных шаров с другой стороны, но больше нету.

Аликс предстояло в качестве заключительного штриха накинуть на ветки серебряную канитель.

— Был бы перебор! — откликнулась она.

Потом они сидели бок о бок на диване у камина, а Труди сновала туда-сюда, подбирая иголки и кусочки мишуры. Мыслями она была далеко — вероятно, беспокоилась о матери. Что ж, пусть он нарушит тишину там, где, согласно пословице, пролетел тихий ангел.

— Труди! — позвал он ее с другого конца комнаты. — Из какой части Америки была родом Хелена? Я никогда ее не спрашивал. В те дни Америка являлась для меня чужим континентом.

Аликс устремила на них настороженный взгляд.

— Да, я тоже этого не знаю, тетя Труди. Когда сегодня утром мы украшали цветами мемориал, я сказала Хэлу, что мама и Изабел похоронены в Америке, и решила, что когда-нибудь поеду и навещу их могилы, а потом подумала, что даже не знаю, где они.

— В Америку? — рассеянно отозвалась Труди. — Навестить могилы? О, Аликс, из этого ничего не выйдет, поверь мне, не стоит.

— Почему?

— Лучше не надо. Нездоровое любопытство. Жизнь, а не смерть — вот что имеет значение. — И прибавила со свойственным ей внезапным проблеском логики: — К тому же я не знаю, где это. Айдахо… По-моему, она была родом из Айдахо. Или из Орегона? О нет, кажется, Огайо.

— Тетя Труди, если ты не знаешь, тогда кто? Нет, не говори мне. Конечно, бабушка. Много ли будет проку, если я стану ее спрашивать? А дяде Солу неизвестно? Или тете Джейн?

— Что ж, ты можешь их спросить. Например Джейн, она была такой близкой подругой… Америка очень большая страна.

— Дедушка, — обратилась Аликс к сэру Генри, который вошел в холл посмотреть, как они себя чувствуют. — Из какой части Америки была родом мама?

— Откуда-то со Среднего Запада, по-моему. Или с Дикого Запада? Видишь ли, Хелена познакомилась с твоим отцом, когда гостила у друзей в горах, а Невилл был там в альпинистской экспедиции. Когда они поженились, ее отец удалился от дел и родители переехали обратно в его родной штат. Я не могу толком вспомнить, в какой именно. Твоя бабушка безусловно знает.

Хэл видел на лице Аликс разочарование. Дело не только в том, что она страстно желала выяснить как можно больше о своей матери. Хэл сообразил: ей не нравится, что сэр Генри не помнит и, похоже, даже не считает это важным.

— Как была девичья фамилия Хелены? — спросил он.

— Браун, — ответила Аликс.

Безнадежно. Хэл подозревал, что Брауны из Айдахо, Орегона, Огайо, Дикого и Среднего Запада окажутся многочисленным племенем.

— Неужели вы никогда не встречались со своей американской родней? — спросил он у Аликс. — Разве у вас нет дядюшек, тетушек, кузенов? Они не поддерживают с вами связь?

Она покачала головой.

— Мама была единственным ребенком. А ее родители уже умерли.

— Вы тоже должны были поехать в Америку тем летом, — неожиданно произнесла Труди. — Вы собирались отправиться всей семьей. Но вышло так, что Невилл оказался в Южной Америке, а Изабел… была нездорова, и Хелена взяла лишь ее.

— Мы с Эдвином? Мы тоже должны были ехать в Америку? — Аликс не верила своим ушам.

— Да, — подтвердила Труди.

— Никто не говорил мне об этом.

— Ваша мама не хотела сообщать заранее. На всех забронировали места. На трансатлантический пароход «Королева Мария». Но все сложилось иначе. Они с Изабел поплыли на французском судне «Нормандия».

— А мы с Эдвином остались дома и никогда уже не воссоединились с семьей.

— Нет, к несчастью.

— Ты абсолютно уверена, что не знаешь, где похоронены мама и Изабел?

— Какое-то место, с буквой «о». Онтарио? Хотя нет: это в Канаде. Ну и, конечно, штат — это очень большое место, американские штаты ведь большие, не так ли, Хэл? А это небольшой городок. Хелена говорила, что она девушка из маленького городка. Потому-то ей и нравился Лоуфелл.

Аликс осенила новая мысль. В руках у нее была нитка мишуры, и Хэл наблюдал, как она неистово скручивает ее в цепочку узлов.

— А каким образом Утрата прибыла в Англию? Кто ее привез?

— Это было так давно… Она была малюткой.

Мишура с треском лопнула в руках у Аликс, и фонтан серебряных кусочков посыпался на пол. Труди растерянно взглянула на них, словно удивляясь, откуда они взялись.

— Простите, я на минутку, Хэл, — промолвила она, выходя из комнаты. — Не хочу, чтобы собаки укололи об это лапы.

Роукби призвал горничную, чтобы та собрала с пола остатки мишуры. Стоя возле дивана и руководя производимой работой, он издал легкое покашливание.

— Вы спрашивали о мисс Утрате, о том, каким образом она попала домой, будучи младенцем, — тихо произнес он. — Ее привезла в Англию моя сестра. Моя сестра Мэвис.

Глава сорок четвертая

Сердце у Аликс оборвалось, когда, спустившись к завтраку рождественским утром, она увидела, что бабушка сидит за столом, на своем обычном месте. Повинуясь обязанности, она приблизилась к ней и почтительно поцеловала, а затем, уже с энтузиазмом, поцеловала дедушку, после чего взяла себе тарелку овсянки. Появились Утрата и Урсула, взъерошенные, с блестящими глазами, неся вынутые из-под елки празднично упакованные свертки.

— Сначала завтрак, затем подарки, — сказала бабушка, но Урсула уже вручала дедушке сверток, а Утрата, покосившись на бабушку, потянулась за одним из своих.

Дед подарил Аликс белую фарфоровую сову с золотой макушкой, известной венгерской фирмы «Херенд». Он знал, что она любит сов.

— И еще я послал пожертвование тому твоему приюту. Я знал, что ты не захочешь принять от меня чек.

Аликс встала и порывисто обняла его. Речь шла о маленьком приюте для сирот в восточном Лондоне, питомцами которого являлись большей частью отпрыски заезжих моряков и девушек из доков. Расположенная к милосердию подруга привлекла Алекс к участию в благотворительной распродаже подержанных вещей, чтобы собрать денег для приюта. С тех пор Аликс, испытывая что-то вроде корпоративного сочувствия ко всем сиротам и пораженная несоответствием между положением этих беспризорных детей и своим собственным, стала посещать их. Посылала деньги и одежду, заставляла друзей и родственников делать пожертвования.

Утрата подарила ей другую сову, в виде шерстяного вязаного чехла для грелки.

— Я связала сама, на уроках рукоделия, — с гордостью сообщила она.

Тетя Труди тоже отослала деньги в приют, а кроме того, раздобыла томик стихов Джорджа Герберта, издания восемнадцатого века, в переплете из выцветшей кожи; она помнила об увлечении племянницы поэтами-метафизиками.

Эдвин собрал для нее альбом фотографий с видами замерзшего озера, в ультрасовременном переплете, а вошедшая чуть позже тетя Джейн преподнесла изящно упакованный сверток, в котором обнаружились соли для ванны с божественным ароматом.