Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз

— Папа?

— Папа.

— Это твой?

— Мой.

— Что он тут делает?

— Да так, зашел.

— Что ж он сразу не сказал?! Я чуть не спятил от страха.

— Ты его не поцелуешь? Пуффи дернулся.

— Не шути так, — попросил он и прибавил, глядя на крестника с большой дистанции. — А я еще думал жениться!

— И правильно, — одобрил Бинго. — Жениться очень хорошо.

— До определенной меры, — сказал Пуффи. — Ты подумай, какой риск!

— А что такое?

— То есть как — что?! — проговорил Пуффи тихим, дрожащим голосом. — Как — что? Да если бы не ты, это могло быть у меня! Честное слово, я собирался сделать ей предложение. Слава Богу, ты помешал.[82] — Он испустил глубокий вздох. — Бинго, старик, ты вроде просил пятерку?

— Десятку.

Пуффи покачал головой.

— Этого мало. Пятьдесят, а?

— Пятьдесят?

— Ты не против?

— Нет-нет, что ты!

— Хорошо, — сказал Пуффи.

— Замечательно, — сказал Бинго.

— Простите, сэр, — сказал Коркер, появляясь в дверях, швейцар сообщил, что миссис Литтл ждет вас у входа.

— Скажите, я сейчас, — отвечал Бинго.

ГРОЗА МИНОВАЛА

Хрустящий рогалик, словно мусор, пролетел мимо Трутня, угощавшего пожилого родича, и ударился об стену. Заметив, что гость поднялся в воздух на восемнадцать дюймов, Трутень попросил его не беспокоиться.

— Знак внимания, — объяснил он. — Мне, конечно. Откуда оно летело?

— Кажется, от того столика.

Трутень посмотрел на столик, где сидели два других трутня.

— Высокий, в очках, исключается, — сказал он. — Это Хорес Давенпорт, наш чемпион по дротикам. Если б он метил, он бы попал. Значит, Бинго Литтл. Еще сыру?

— Нет, спасибо.

— Тогда пойдем, выпьем кофе?

— Да, все ж безопасней.

— Не сердись на Бинго, — сказал Трутень, когда они уселись. — До недавней поры над ним бушевала гроза. Дом его мог рухнуть. Гроза миновала, он не совсем в себе. Под грозой я разумею няню.

— У него есть дети?

— Есть, сын. Бинго женился на Рози М. Бэнкс, знаменитой писательнице, — и вот, пожалуйста! Конечно, в основном трудилась она, но ты меня понимаешь. Ребенку нужна няня. Они ее пригласили.

— А что же тут страшного?

— То, что когда-то она пестовала Бинго. Жена его, как многие писательницы, необычайно чувствительна. Когда ее фотография в газете с подписью «Рози М. Бэнкс (миссис Ричард Литтл)» приманила няню Сару, пожелавшую узнать, не тот ли это мистер Ричард, она (Рози) убедила ее (няню) выйти из затвора и положить руку на плуг.

— Твоему другу это не понравилось?

— Еще бы!

Когда Бинго вернулся со службы (сказал Трутень), он узнал печальную новость. Сару Байлс он запомнил великаншей с повадками пиратского шкипера, а потому испугался за сына.

— Царица моей души, — сказал он жене, — ну за что же это, а? Когда я служил под ее знаменами, самые кроткие дети тряслись при имени «Сара».

— Мой дорогой, — возразила Рози, — она просто прелесть. Такая трогательная!

— Что ж, дело твое, — откликнулся Бинго. — Может, выдохлась… Бывает, бывает.

Однако он заглянул к сыну, дал ему шоколадку и пожал руку, словно мягкосердечный менеджер, посылающий новичка на бой с чемпионом.

Представим, как он удивился, когда пришла няня. Она заметно сжалась, глаза ее лишились стального блеска, облик стал куда мягче, манера — сдержанней. Словом, когда она обняла его и спросила, как животик, он тоже ее обнял, сообщив, что животик — в порядке.

Жена его спелась с няней, будто обе они входили в любительский квартет. Бинго благосклонно на них глядел. Что же до Алджернона Обри, он искренне к ней привязался. День-другой царили мир и согласие.

Повторяю: день-другой. На закате третьего дня, читая в гостиной детектив, Бинго услышал, что Рози засмеялась над пасьянсом. Посмеяться он любил и осведомился, в чем дело.

— Так, вспомнила, — сказала она. — Когда мы купали Алджи, няня… ну, рассказала одну историю.

— Неприличную? — спросил Бинго. — Ты не можешь повторить?

— Нет-нет. Как ты приколол куклу к дядиным фалдам, когда он шел во французское посольство.

Бинго заморгал. Он помнил и этот эпизод, и следующий, в котором, кроме них с дядей, участвовала подошва домашней туфли. Физически боль прошла, и все же было бы лучше не ворошить прошлого.

— Ха-ха, — сумрачно сказал он. — Смотри-ка, помнит!

— У нее замечательная память, — признала жена.

Бинго вернулся к детективу, Рози положила десятку пик на валета червей. Казалось бы, все. Но приключения инспектора Кина, искавшего убийцу сэра Ролло Мергатройда, как-то утратили свою прелесть. До сих пор союз с няней вроде бы угрожал ее новому питомцу; счастливый отец и не думал, что сам он — в опасности. Детство его изобиловало прискорбными эпизодами. Неужели няня выступит в жанре «Как сейчас помню»?

Словом, он боялся, и на следующий же день опасения его оправдались. Когда он брал вторую порцию омлета, жена заметила:

— Дорогой, может быть — не надо?

— Э? — сказал Бинго.

— Желудок, — объяснила жена. Бинго удивился.

— Какой желудок? Вроде не жалуюсь. Спроси наших трутней, все удивляются.

— А помнишь, что было на Рождество, у Вилкинсонов? Бинго густо покраснел.

— Она тебе рассказала?

— Конечно. Она говорит, ты всегда объедался. Она говорит, ты ел, и ел, и ел. Выйдешь ненадолго — и опять…

Дня через два стало еще хуже. Вернувшись со службы, Бинго заметил, что жена немного суховата.

— Скажи, — спросила она, — ты знаешь такую Валерию Твистлтон?

— Конечно. Мартышкина сестра, выходит за Хореса Давенпорта.[83]

— Да? — Рози стала помягче. — Вы с ней часто видитесь?

— Нет, не особенно. А что?

— Няня говорит, ты от нее не отходил. Она говорит, тогда, на Рождество, ты целовал ее под омелой. Она говорит, ты вообще всех целовал.

Бинго покачнулся.

— Она меня с кем-то спутала, — хрипло выговорил он. — Я славился своей воздержанностью. По-моему, эта няня выживает из ума. Опасно доверять ей ребенка.

— Ты предпочитаешь молодых нянь?

Кто-кто, а Бинго — не дурак.

— Нет, — отвечал он, — разумных. Разумных женщин среднего возраста. Твоей няне лет сто с лишним.

— Пятьдесят!

— Это она говорит, ты больше слушай.

— Как хочешь, я ею довольна.

— Дело твое. Только не вини меня, когда будет поздно.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, — ответил Бинго. — Что угодно.

Как ни печально, в семье и без всяких нянь назревал серьезный кризис.

Каждый месяц, первого числа, Бинго получал жалованье и, несмотря на пожелания жены, часто ставил его на многообещающую лошадь; а лошади эти, как известно, склонны отвлекаться от дела, чтобы поесть маргариток. Случилось это и теперь. Доверие к Сарсапарилле лишило его всех денег, мало того — прибавило десять фунтов долга.

Бинго испробовал все, даже просил аванс у издателя, но тот сурово заметил, что авансов не дает. Все шло к тому, чтобы взять денег у жены, а это означало, что упреки кончатся к вечеру их золотой свадьбы, и никак не раньше.

Пытался он использовать и состязания в клубе, но вытянул пустой номер. Все было бы хорошо, если бы нужный билетик не перехватил Пуффи Проссер. Только он сунул руку в шляпу — хвать, Пуффи! Оказалось, что тому выпал Хорес Давенпорт, абсолютный чемпион. Ну скажите, зачем такому богачу еще денег? Чистое преступление.

Как ни странно, так думал и Пуффи. Накануне состязаний тот подошел к нему, явно о чем-то размышляя. Вообще, определить нелегко, прыщи мешают, но вроде бы — размышлял.

— Привет, Бинго, — сказал Пуффи.

— Привет, Пуффи, — сказал Бинго.

— Ты смотри, — продолжал Пуффи, — как сложна жизнь. Не замечал?

Бинго согласился, что жизнь — это не фунт изюма, а Пуффи развил мысль, заметив, что все идет вкривь и вкось.

— Совершенно вкось, — сказал Пуффи. — Вот возьмем эти дротики. Сколько бы дал бедный человек за Хореса Давенпорта! А кто его вытянул? Я. Хорес выиграет, я получу 33 фунта 10 шиллингов. Что мне 33 фунта? Лучше я не буду говорить, сколько получаю в год, тебе станет плохо. Где же правда? Где справедливость? Их нет. Билетик я кому-нибудь отдам. Может, тебе?

Бинго подпрыгнул, как форель в брачную пору, и Пуффи сказал, что подумает.

— А это тебя не унизит? — проверил он.

— Ничего, ничего, — ответил Бинго. Пуффи подумал еще.

— Нет, — заключил он. — Я не могу так унижать друга. Лучше ты мне заплати. Отдам по номиналу, за пятерку.

Бинго взвыл. У него было 4 шиллинга и 6 пенсов, еле-еле перекусить. Тут ему пришла мысль.

— Подождешь часика два?

— Конечно. Я здесь буду до четверти второго.

Мысль была такая: дома лежат запонки с алмазиками, последний подарок жены. Пять фунтов дадут в любом ломбарде. Риска нет. В конце концов получит-то он 33 фунта 10 шиллингов!