Николай II - Марк Ферро

Безусловно, новые руководители правительства сопротивлялись идее «мира без аннексий и контрибуций», провозглашенной Петроградским Советом. Однако чем обернулись происшедшие события для командования штаба армии? Они вступили в заговор, чтобы свергнуть царя и предотвратить сговор с Германией, а также наладить руководство военными действиями, но стоило Николаю II отречься, как уже заговорили о мире… Апрельские события, за которыми последовала отставка Гучкова и Милюкова, показали, насколько бурно развивались революционные события. Особенно под воздействием большевистской пропаганды, разоблачавшей аннексионистские притязания Временного правительства, выдаваемые за уважение заключенных соглашений, при распространении братания на фронте, возникшей возможности отмены планируемого наступления, не говоря уж о новых требованиях, выдвигаемых рабочими, или о деятельности крестьянских комитетов. Стабилизировать создавшееся положение новый глава правительства Керенский оказался не в силах. Ибо весной 1917 года свободные граждане отбрасывали как пережиток царизма всех тех, кто представлял государство. И в первую очередь Временное правительство, к которому относились с подозрением, как к органу, зародившемуся в известной степени в недрах Думы. Правительству противопоставляли Петроградский Совет, несмотря на то что руководители Совета — социалисты в апреле 1917 года стали министрами. Каждый город противопоставлял свой собственный Совет Совету столицы: раз они уравнены в правах, отчего бы им самим не управлять своими делами? И, в свою очередь, каждый коллектив — комитеты заводов, комитеты кварталов и т. д. противопоставляли себя основному составу Советов депутатов. Создавались различные органы в виде оппозиции политике исполнительных комитетов, и представительная власть действительно вызывала недоверие, ибо революция воспринималась как установление непосредственного правления. Любое делегирование власти осуждалось, любые представители власти отвергались. Государственная структура разваливалась, и этому процессу способствовала пропаганда большевиков и анархистов.

Крупная буржуазия и военная верхушка считали, что Россия идет к своей гибели, что она агонизирует. Поэтому следует покончить с двоевластием, избавиться от Советов, арестовать большевиков, расстрелять их руководителей. Им, естественно, приходит на ум мысль призвать к власти русского Кавеньяка, и эта мысль находит распространение среди офицерских организаций, образовавшихся в мае.

Разрабатывается контрреволюционная модель, сходная с фашистской, создаваемой в это время в Италии, а именно: оборонительные действия против социальной революции; совместная деятельность военных и церкви; отказ от классовой борьбы; призыв к мужской боевой солидарности; использование особых групп действия, напоминающих командос; появление новых людей, нередко бывших революционеров, примкнувших к сторонникам защиты отечества, как, например, Б. Савинков; антисемитизм; подрывная деятельность против государства; применение насилия против демократических организаций; разоблачение слабости руководителей; поддержка со стороны союзных правительств и их активная интервенция.

Речь не шла ни о монархии, ни тем более о Романовых, однако за шесть месяцев произошла такая эволюция в умах, что те, кто группировался вместе для восстановления некоего царизма без царя, назвали свою организацию «Республиканский центр».

Керенский сместил с поста вначале генерала Алексеева, слишком связанного со старым режимом, затем генерала Брусилова, который хотя и был склонен к реформам, однако потерял доверие военных. На его место был назначен «республиканский» генерал Корнилов.

Этот республиканец только и думал, как отделаться от Советов, и «Республиканский центр» выдвинул его своим кандидатом на пост диктатора.

«Я очень надеюсь, что он сумеет добиться своей цели», — сказала Александра мужу, когда узнала через Анну Вырубову и монархистские круги о том, что планируется. «Я тоже», — произнес Николай.

В начале лета 1917 года Корнилов сделал попытку взять в свои руки армию и для восстановления дисциплины на фронте снова ввел смертную казнь; правда, она ни разу не была применена.

«Лишь бы принятие этой меры не было запоздалым», — прокомментировал бывший государь.

Воспрянувшие духом монархисты пытались в течение нескольких недель подготовить операцию по спасению бывшего царя и его жены. «Пусть благословит Святую икону, если он согласен, чтобы империя снова возродилась», — передал Н. Марков через Анну Вырубову. В ответ Александра и Николай послали ему икону святого Николая Чудотворца. Однако тот ничего не смог сделать, так же как и С. Марков, связанный с «Республиканским центром» и как будто бы готовивший заговор для освобождения Николая. Эта группа искала поддержки за границей, в частности в Лондоне, где смогла связаться с одним из убийц Распутина — Дмитрием Павловичем, что позволяло отнестись с известным доверием к ее планам. Она обращалась также в Мадрид, Ниццу и Лозанну, где были опубликованы первые призывы к возвращению Николая. В Крыму вдовствующая императрица и великие князья Николай и Михаил также смогли организовать в этих целях группу, состоявшую из графини Келлер, барона Корфа и отца Анны Вырубовой сенатора Танеева. Так в Ялте появились листовки «Вперед за царя и Святую Русь».

После июльского восстания, которое было направлено на свержение правительства Львова — Керенского, но не удалось большевикам, возросла угроза, нависшая над императорской семьей. Обвинения, выдвинутые против Ленина и большевиков как агентов, подкупленных Германией, отвернули от них часть солдат, подавивших восстание. Керенский, единственный, кто удерживал в своих руках власть, считает, что надо уберечь императорскую семью от новой вспышки народного негодования, такой же непредвиденной, как в июле. Нельзя также исключать, полагает он, и монархического переворота. Эти причины побуждают принять решение о более отдаленной ссылке, но не в Крым, ибо общественное мнение с трудом допустило бы, чтобы бывший царь вновь поселился в своем дворце, где ненадежный военно-морской флот может либо казнить, либо освободить его, а в Западную Сибирь, например в Тобольск, подальше от опасности, исходящей от революции или реакции. Советский историк Г. Иоффе обнаружил телеграмму, сообщавшую о дате отъезда всей семьи в отдаленную ссылку.

«Экстренный поезд известного вам назначения выбывает 31 июля и прибудет 3-го [в] Тюмень. [К] тому же дню приготовьте пароход и соответственно помещение [в] Тобольске».