Правила игры в человека - Яна Листьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, он нашелся, на ближайшем же пустыре. На этой улице должен же был быть пустырь, какой-нибудь такой поросший сухими колючками, заваленный по краям мусором, с дикими кустами помидоров, проросших из брошенного огрызка, с отдельными известняковыми камнями. Сара устроилась на одном из таких камней под тенью стены, расставила рядом с собой баночки и совсем уже было нацелилась на пейзаж, но тут же поняла, что пейзаж в ее голове иссяк, а легче не стало. Наоборот, начала накатывать злость за весь этот самодельный апокалипсис из простуды и паранойи, за все эти закрытые границы и намордники. Открыла банку с черной краской и решительно провела поперек картонки изломанную черту. Потом еще несколько, как трещины, разбегающиеся по миру. Потом, параллельно, вторую – белую. Когда в голове эмоциональная каша, экспрессионизм – то, что нужно. Теперь мир делился на потрескавшуюся светлокоричневую половину, белую гладкую и разделяющую их узкую полосу нервного серо-голубого неба с пробегающими облаками. Воды на пустыре не оказалось, так что Сара только вытирала кисть подвернувшейся среди мусора тряпкой, и ничего, тряпка оказалась заношенная, мягкая. Но всё-таки вытертая кисть – это вам не помытая кисть, и среди белого поля по мере высыхания начали проступать серые мазки и потёки. Там проглядывал какой-то город, наползающие друг на друга домики, и оставалось только помочь ему проявиться, добавить теней, окон, дверей, лестниц, благо тонкость кончика кисти позволяет. Развела себе на пластиковой крышке градиент от черного через коричневый до белого, закинула остальные банки в сумку и кропотливо принялась прописывать признаки жизни: окна, антенны, двери, козырьки, карнизы и водосточные трубы.
Из-за куста вышел кот, белый и с разными глазами, обнюхал сарину штанину, потом картонку и требовательно заглянул в глаза. И даже мяукнул. Честно говоря, это был первый звук, на который Сара обратила внимание внутри картины, поэтому она остановилась и внимательно посмотрела на кота. Кот смотрел ей в глаза и ждал. Сара взяла еще одну пластиковую крышку, кажется, на этом пустыре кто-то что-то ел, и круговыми движениями кисточки набросала на ней катышки кошачьего корма. Понюхала. Пахнет кормом. Протянула коту. Кот тоже внимательно обнюхал угощение, признал его настоящим и во мгновение ока слизнул с крышки, облизнулся и запрыгнул Саре на колено. И принялся там умащиваться, вонзая когти в ногу. Когти ощущались как вполне настоящие, мурчание кота умиротворяло, зато рисовать стало не так удобно. Уложив картонку на другую ногу, Сара прописала последние детали: широкую витрину магазина в домике на переднем плане, приоткрытую дверь и маленькие, как кляксы, фигурки разных людей в щелях между домами. Пусть в этом городе живут. Ходят везде, трусы на веревках сушат, воду для котиков ставят, намордников не носят. Не особенно старалась в реализм фигурок, слишком мелкий масштаб для такой большой кисти, да и попробуй быть точным, когда на колене ворочается кот.
Трусы на веревке оказались красные, вода действительно стояла под ближайшим фонарным столбом, и белый кот немедленно рванул ее лакать, еще бы, наелся сушки. Сара не ожидала, что кот последует за ней, хотя уже встречала котов с абстрактным мышлением. Улицы разбегались вкривь и вкось, небо пересекала какая-то тёмная ржавая масса, словно левиафан нависал где-то там, наверху, а здесь, внизу, всё было нормально. Вот, например, женщина с пакетами едет домой на восьмилапой кракозябре, ничего необычного. Вот музыкант и танцорка выступают на маленькой площади, зрители, человек десять, едва помещаются, но не уходят, да и как тут отойдешь, когда она изгибается под совершенно нечеловеческими углами, а у него, судя по вьющейся мелодии, не меньше шести пальцев на каждой руке. Вот желтый автомобиль проехал по стене, переходящей в дорогу этажом выше, а ему навстречу – моноциклист, везущий кубический короб доставки на голове. А вот подростки расписывают заднюю стену скошенного флигеля, у них много баллончиков, а вот умения немного, присоединиться бы, а то сплошной Поллок на стене, а толку мало.
– Эй, художница! – вдруг крикнул один из подростков, – да, ты, с кисточкой! Иди сюда со своей кисточкой, присоединяйся! – парень с тоннелем в ухе и с синими волосами, откуда синий, даже не открыла баночку же, протягивал ей золотой баллончик, – смотри, краска сохнет не сразу, ее можно кисточкой размазывать, будешь?
Сара послушно взяла баллончик, всмотрелась в стену и поняла, что мальчик мог бы справиться и сам. Здесь, в мешанине линий, не хватало именно золотой линии, тонкой, местами расширяющейся, пересекающей всю композицию. Он безошибочно выбрал золотой, но, может быть, не знал, как именно его положить, а Сара это хорошо видела. Вот отсюда, из верхнего правого угла, в нижний левый, но не доходя до края, там нужна совсем тоненькая полоска, а вот тут, в середине, полосу придётся изогнуть, чтобы она зачеркнула вот это разлапистое пятно и вот эту тонкую скользкую линию. И тогда всё наладится. Сара закатала рукава, перехватила баллончик поудобнее и пошла с ним вдоль стены, опуская линию всё ниже, ниже, и там, у самой земли, налила в ямку кирпича целую лужицу акрила, и уже кисточкой вытянула из нее последнюю тонкую, усталую, но не сдающуюся линию. Теперь вся композиция была собрана как надо. Золотая линия собирала все правильные линии и отсекала все неправильные, и там, где собралась лужица золотого, была такая тихая гавань, точка отдохновения, в которой можно собрать себя, как только что удалось собрать композицию стены. Сара окунула кисть в последнюю мокрую каплю золотого акрила и быстрыми тычками набросала над лужицей мелкие капельки, как кукушкины слёзки. Свернулась в этой капле, меедленно вдохнула, мееедленно выдохнула, котик, замурчав, начал топтать ее лапами, намереваясь устроиться в этой лужице надолго, но Сара надолго не могла, ей хотелось проверить, как там поживают зелёное пятно и серая линия, и она пучком чёрточек потекла в сторону пятна, а пятно не могло пошевелиться, и серая линия порвалась под
