Роман-воспоминание - Анатолий Рыбаков

Роман Бека «Новое назначение» должен быть опубликован. Двадцать лет лежит он под спудом. Это позор для всех нас, позор для нашей литературы. Вместе с опубликованием романа Бека надо решительно пересмотреть давно отвергнутые жизнью запреты и ограничения. Без этого литература не может развиваться.

Бек был человеком необычным, простодушным, искренним, доверчивым, ребячливым, для многих странным, непонятным, даже неприемлемым. Автор всемирно известного «Волоколамского шоссе», он не умел даже казаться маститым. Общительный, доступный, веселый, наивный, он хотел казаться лукавым – никого он не обманывал, только самого себя. Бек поразительно не умел устраивать свои дела, не умел находить время для своих реплик и шуток. Зато, как никто другой, он умел находить время для своих книг.

Первый очерк Бек опубликовал в 1919 году в красноармейской дивизионной газете, ему было тогда шестнадцать лет. Он вошел в литературу шестнадцатилетним, шестнадцатилетним остался на всю жизнь. И таким умер.

В том же 83-м году состоялся мой первый разговор в ЦК о «Детях Арбата».

Еще не опубликованный, роман занимал определенное место в общественном сознании. М. С. Горбачев в своих мемуарах заметил о моей рукописи: «Она стала общественным явлением еще до того, как вышла в свет». Не зря я упоминал о «Детях Арбата» в течение двадцати лет в каждом своем устном и печатном выступлении, давал читать рукопись в редакции журналов, писателям, просто своим знакомым и, может быть, главное: после успеха «Тяжелого песка» я побывал во многих странах и на вопрос о том, что пишу, отвечал: «У меня готов роман „Дети Арбата“». Мои издатели стали обращаться в ВААП с просьбой прислать им рукопись.

Корреспондент «Нью-Йорк тайме» Герберт Мигданг прямо спросил: «Если ваш роман не печатают в СССР, почему вы не издаете его на Западе?» Я ответил: «Роман должен быть издан прежде всего у меня на родине, там он сыграет свою роль, а на Западе это будет обычный эмигрантский роман». Да, я хранил рукопись на Западе, но понимал: «Детей Арбата» надо издать прежде всего у себя, в СССР, только так я смогу участвовать в преобразовании страны.

В ЦК КПСС отделом культуры заведовал некий Шауро, крупный партийный функционер, как говорили, хорошо играл на балалайке, потому, наверное, и поставили руководить культурой во всесоюзном масштабе. Сектором литературы ведал Альберт Андреевич Беляев, в прошлом комсомольский работник, а до того матрос торгового флота, знал английский язык, в общем, ходил в «филологах». Человек лет сорока с холодными голубыми глазами. Встречая меня в Союзе писателей, всегда просил прийти в ЦК – «просто так, побеседовать». Я из вежливости обещал, но не ходил. Последнее время его приглашения становились настойчивее, я понимал, что это связано с «Детьми Арбата», ситуация с ними подходила к своей критической точке, мне надо было выяснить их позицию. Я посетил Беляева в его кабинете в ЦК КПСС на Старой площади.

– Рад вас видеть, Анатолий Наумович, – приветствовал меня Беляев, – на последнем съезде писателей мы стояли вместе с товарищем Шауро, я вас пригласил прийти к нам, а вы ответили: «Я не знаю дорогу в ЦК». Этот ответ нас удивил.

– У меня никаких особых дел не было, отнимать у вас зря время не хотелось…

– Почему же зря? Мы всегда рады общению с писателями, они часто к нам приходят, рассказывают о своих планах, нуждах, мы стараемся по мере сил помочь.

– Какие у меня нужды? Условия для работы есть, издают, читатель меня знает.

– Я имел случай в одной из своих статей упомянуть ваш «Тяжелый песок».

– Спасибо, тем более что его замалчивают. В «Роман-газете» не издали, на телевидении много говорили об экранизации, даже товарищ Лапин прислал мне лестное письмо, однако не экранизировали и, как я понимаю, не экранизируют.

– Лапин – человек слова.

– Посмотрим, посмотрим.

– Над чем сейчас работаете, если не секрет?

– Это не секрет хотя бы потому, что вы об этом не случайно спрашиваете.

Он засмеялся:

– Угадали.

– Я написал роман «Дети Арбата», работал над ним восемнадцать лет.

– О чем это?

– Действие романа происходит в 1934 году, в нем много действующих лиц из разных слоев общества. Среди главных – Сталин.

– Я буду с вами откровенен и скажу прямо: о Сталине мы будем публиковать художественные произведения тогда, когда из жизни уйдет все наше поколение.

– Непонятно, какое же поколение? Поколение современников Сталина или нынешнее поколение, вообще не жившее при Сталине?

– Анатолий Наумович, вы хорошо понимаете, о чем я говорю. Мы хотим сплочения нашего советского общества, не хотим разделять его на сталинистов и антисталинистов. А ваш роман, как я догадываюсь, антисталинский.

– Безусловно.

– Такой роман вызовет антагонизм в нашем обществе. А мы этого не хотим. Вы, по-видимому, думаете, что народ против Сталина, вы ошибаетесь, это не так. Мы получаем письма от фронтовиков: «Я сражался за Сталинград, а где он?» Это старики… А молодые? Вы видели в кабинах молодых шоферов портреты Сталина? Как они воспримут ваш роман?

– Вы привели неудачные примеры. Еще ребенком я видел на первых страницах центральных газет лозунги: «Отстоим красный Петроград от Юденича!» Что же, на этом основании обратно переименовывать Ленинград в Петроград?

– Ну, когда это было…

– Теперь о молодых шоферах. Вешая в кабинах портреты Сталина, они выражают не симпатию к нему, а антипатию к нынешнему положению вещей. Не обольщайтесь на этот счет. Недовольных много, в том числе и среди молодежи, как им выразить свое недовольство? Повесить в кабине портрет Николая Второго или Гитлера? Опасно. А Сталина безопасно, наоборот, еще кое-кто на это смотрит с умилением: молодцы, ребята, не забывают нашего Отца и Учителя. А молодые ничего о нем не знают, сталинские портреты для них – легальная форма протеста. О его, Сталина, истинном месте в нашей истории пора уже сказать вполне определенно, ясно. Тридцать лет прошло. Без такой ясности нам трудно двигаться вперед.

– У вас такое мнение, у нас другое. Я помню, вот так же здесь сидел Константин Михайлович Симонов, мы убеждали изменить в его книге версию 41-го года, он отказывался, писал Брежневу, и что же? Книга лежала три года, и ему пришлось сделать так, как мы ему советовали. То, что вы пишете, непроходимо.

– Откуда вы знаете? Вы же не читали роман.

– Из вашего рассказа все понятно, Анатолий Наумович. Мы с подобными рукописями сталкиваемся не впервые. И между прочим, по рекомендации того же Симонова создали в ИМЭЛе специальное хранилище таких рукописей. Пусть полежат до поры до времени, может, понадобятся будущим историкам.