Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Питер Гуральник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они были еще больше удивлены выступлением, которое увидели той ночью. Хотя Чик уже был подготовлен к чему–то необычному, учитывая, что, как и Маккуин, он раньше слышал одну или две записи, ни один из них не видел Элвиса на сцене и никто из них не был готов к такому безумному исполнению и реакции на него. «Мы были удивлены реакцией со стороны жителей Ричмонда и нас самих. Среди слушателей были дети, и это определенно самая шумная публика, которую я мог вспомнить со времен «Каравана», проходившего год назад. Мы видели того же самого парня, чьи фотографии были помешены в газетах. Он не слишком утруждал себя соблюдением приличий. Язык тела — я не помню точно, что именно он пел, но он рыгал в микрофон, а апофеоз наступил, когда он вынул изо рта жевательную резинку и швырнул ее в зал. Конечно, это было шокирующе, это было дико, но что действительно привлекало публику, так это его энергетика, то, как он исполнял свои песни. Эффект был фантастическим». Так Чик описывал свое первое впечатление об Элвисе.
На следующее утро, когда Чик и Брэд завтракали с Полковником и Хэнком Сноу, — неожиданно появилась молодая звезда. Чик был поражен: «Первое впечатление, которое я получил, останется со мной навсегда. Он был таким скромным, замкнутым, он нервно оглядывал комнату, но у него было одно качество — прежде всего он был очень, очень неглуп и знал, как расположить к себе людей. Мы поговорили о выступлении, обменялись мнениями о публике, о других артистах — он был очень любезен, сказал мне и Брэду, что ему очень приятно общаться с нами. Он сказал: «Ты мне нравишься, Чик». И хотя это могло быть обычной уловкой, это сработало. Он понравился нам с самого начала».
Чик закончил свою поездку в Луисвилле, но прежде купил все четыре записи Элвиса, причем каждую в двух экземплярах. Один — чтобы представить главе RCA Стиву Шоулзу. «В течение той весны и в начале лета мы с Шоулзом думали о том, чтобы подписать контракт с этим парнем. Но, насколько я знаю, ничего не было слышно о том, чтобы его контракт был выставлен на продажу. Без сомнения, Полковник держался за него и был определенно заинтересован в поддержании этой связи, даже если это и не оглашалось».
Глава 8 ТАИНСТВЕННЫЙ ПОЕЗД
(июнь — август 1955)
Боб Нил, менеджер Элвиса Пресли, — сообщалось 9 июля в очередном выпуске «Биллборда», — заявил, что с этой недели начинается четырехдневный отдых перед началом работы по напряженному летнему и осеннему расписанию, составленному Полковником Томом Паркером».
После выступления в зрительном зале «Эллис» 6 февраля Элвис работал постоянно, практически каждый вечер, и в самый короткий срок продвинулся дальше, чем он сам или его менеджер могли когда–либо надеяться. Кроме того, ему удалось понравиться человеку, в чьей власти было, как считал Нил, сделать для Элвиса намного больше, чем уже было сделано.
Со своей стороны, Боб Нил был очень доволен: он видел, как растет количество заказов, наблюдал, с какой невероятной скоростью улучшается материальное положение Элвиса и его собственное. Он снова продлил их договор до марта 1956 года с возможностью последующего обновления. Боб также наблюдал невероятный рост и прогресс, который происходил в самом Элвисе, выражающийся не только в его сценической манере (которая сама по себе уже была примечательна), но и в его страсти к переменам и самосовершенствованию, которая, казалось, не имеет никаких мыслимых границ. Не то чтобы его можно было бы назвать каким–то особенным интеллектуалом, — он был далек от того, чтобы заниматься самоанализом, — но он как губка всасывал чужое влияние, был невероятно открыт всем новым людям, идеям и экспериментам, которые бросали вызов общественным стереотипам. В том, что касалось работы, он был по–настоящему серьезен. Когда бы Нил ни заходил к нему, он всегда заставал Элвиса с грудой записей — Рэй Чарлз, Бит Джой Тернер, Бит «Мама» Торнтон и Артур «Бит Бой» Крадап, — которые он изучал с жадностью школьника, готовящегося к выпускным экзаменам. Он слушал их снова и снова, и казалось, его слуху доступно что–то неуловимое для других. Но в тоже время он умудрялся вести весьма адекватную беседу касательно новых заказов, или предстоящего тура по Флориде (например, о том, что он будет петь в Джексонвилле на бис), или о том, что необходимо было знать Хелен о фан–клубе. А Дикси, как всегда, сидела рядом.
Вернон был почти все время поблизости: его с трудом можно было назвать карьеристом, и он не думал о том, чтобы искать какую–то работу. Боба это несколько волновало: никогда не знаешь, что на самом деле происходит внутри семьи, и иногда Бобу казалось, что, когда речь заходила о нежелании отца работать, в отношениях отца и сына возникала видимая трешина. «Но Глэдис удавалось сохранять семью. Она была очень практичной женщиной, вся в заботах о здоровье и благополучии Элвиса, всегда переживала за тех из нас, кто окружал его. Он отлично понимал, что она делала все, что было в ее силах, чтобы помочь ему не упустить свой шанс, и в ответ он ужасно хотел сделать что–нибудь стоящее и хорошее именно для нее. Я помню, когда однажды мы возвращались домой после очередного выступления, Элвис говорил Хелен: «Я просто хочу быть Кем–то, потому что я ужасно хочу сделать хоть что–то для моих стариков». Потом он сказал: «Они стареют». Я взглянул на Элвиса: «Слушай, как ты думаешь, сколько мне лет?» — «Ну, я не знаю». А мне было, я думаю, даже на пару лет больше, чем Вернону».
Элвис был счастлив, что снова оказался дома, но в то же время ему не терпелось скорее сделать следующий шаг. Он почувствовал это, когда еше даже не
