Искушай меня в сумерках - Лиза Клейпас

Перейдя поле, Гарри и Поппи очутились у лесной чащи прямо на широкой, усыпанной листьями тропинке. Ветви деревьев, массивных тисов и морщинистых дубов, переплелись у них над головами, однако солнечным лучам местами удавалось пробиться сквозь плотную завесу. Жизнь в лесу кипела, растения бурно росли, образуя почти сплошную стену. Бледно-зеленый лишайник опоясывал ветви дубов, а побеги жимолости спускались к самой земле.

Постепенно слух Гарри стал привыкать к отсутствию городского шума, и его уши начали улавливать абсолютно новые звуки: трели лесных птиц, шорох листьев, журчание лесного ручейка, едва уловимый скрежет, как будто кто-то водил пальцем по зубьям расчески.

– Цикады, – объяснила Поппи. – Это единственное место в Англии, где их можно услышать. Обычно они обитают в тропиках. Так стрекочут только самцы, они поют брачные песни.

– Откуда ты знаешь, может, они щебечут о погоде?

Поппи бросила на него провокационный взгляд и пробормотала:

– Ну, тебе не кажется, что мужчин гораздо больше занимают брачные игры, чем погода?

Гарри улыбнулся.

– По правде говоря, лично я еще не обнаружил более интересного предмета.

Воздух был сладким и пряным. Он благоухал ароматами жимолости, прелых листьев и незнакомых Гарри цветов. Как только они продвинулись глубже в лес, показалось, что весь мир остался далеко позади.

– Я разговаривала с Кэтрин, – проговорила Поппи.

Гарри бросил на нее тревожный взгляд.

– Она рассказала мне, почему ты приехал в Англию, – продолжила Поппи, – и о том, что она твоя сводная сестра.

Гарри сконцентрировался на тропинке, по которой они шагали.

– Все остальные тоже об этом знают?

– Нет, только Амелия, Кэм и я.

– Я удивлен, – обронил Гарри. – Я всегда думал, что она предпочтет умереть, чем рассказать об этом.

– Она подчеркнула, что эти сведения нужно хранить в секрете, но не объяснила причину.

– И ты ждешь объяснений от меня?

– Я надеялась на это, – сказала Поппи. – Ты ведь знаешь, я бы никогда ничего не сказала и не сделала во вред Кэтрин.

Гарри молчал, обдумывая ситуацию. Мысль отказать Поппи хоть в чем-то выводила его из равновесия. И, несмотря на это, он был связан обещанием Кэтрин.

– Любовь моя, это не моя тайна. Не возражаешь, если я сначала поговорю с Кэт и скажу ей о своем желании поделиться с тобой ее секретами?

Она сжала его руку.

– Конечно, нет.

На ее губах заиграла улыбка.

– Кэт? Ты так ее зовешь?

– Иногда.

– Вы... симпатизируете друг другу?

В ответ на ее робкий вопрос Гарри рассмеялся. Его смех был сух, как шелест шелухи хлебных зерен.

– Право, я не знаю. Никто из нас не испытывает необходимости открыто проявлять свои чувства.

– Мне кажется, Кэтрин справляется с этим лучше, чем ты.

Гарри посмотрел на нее с опаской, однако на ее лице не было ни следа осуждения.

– Я стараюсь исправиться, – сказал он. – Это как раз один из вопросов, который я вчера вечером обсуждал с Кэмом. Он объяснил, что от женщин семьи Хатауэй нельзя скрывать свою привязанность к ним.

Ее это одновременно и заинтересовало, и развеселило. Поппи состроила рожицу.

– А что еще он тебе сказал?

Настроение Гарри поменялось с умопомрачительной скоростью. Он послал ей ослепительную улыбку.

– Он сравнил ситуацию с укрощением арабских скакунов... они отзывчивы, быстры, но им нужна свобода. Невозможно подчинить себе арабскую лошадь... Надо стремиться стать ее партнером.

Гарри сделал паузу.

– По крайней мере, мне кажется, что он так сказал. Я до смерти устал, и мы пили бренди.

– Как это похоже на Кэма. – Поппи закатила глаза. – И напутствовав таким образом, он отправил тебя ко мне, то есть к лошади.

Гарри остановился и рывком притянул Поппи к себе. Нежно перебросив косу, он поцеловал ее в шею.

– Да, – прошептал он, – и что это была за скачка.

Поппи покраснела и, протестуя, засмеялась. Она попыталась вырваться, но он не переставал осыпать ее поцелуями, пробираясь к ее рту. Его губы были теплыми, манящими, решительными. Как только они слились с ее губами, поцелуй стал нежным, мягким. Ему нравилось дразнить и искушать. Тело Поппи наполнилось жаром, кровь забурлила, сладкая боль запульсировала в самых потаенных местах.

– Обожаю целовать тебя, – пробормотал он. – Ты не могла придумать худшего наказания, не позволяя мне этого.

– Я не стремилась наказать тебя, – запротестовала Поппи. – Просто поцелуй для меня очень важен. А после того, что ты натворил, я боялась подпустить тебя так близко к себе.

Выражение его лица изменилось, исчез даже намек на веселье. Гарри погладил жену по волосам. Его ладони нежно прошлись по ее щекам.

– Я никогда больше не обману тебя. Знаю, у тебя нет причины доверять мне, но, надеюсь, со временем...

– Я верю тебе, – прямо сказала Поппи, – и сейчас я больше не боюсь доверять тебе.

Ее слова поразили Гарри, а еще больше удивила собственная реакция на них. Он впервые испытал неизвестное ранее чувство – глубокую ошеломляющую страсть.

Его собственный голос показался ему чужим, когда он произнес:

– Как же ты можешь доверять мне, не зная наверняка, оправдаю ли я твое доверие?

У нее дрогнули уголки рта.

– Именно это и называется доверием. Разве нет?

Он не смог сдержаться, чтобы не поцеловать ее снова, в его поцелуях было все – и обожание, и испепеляющая жажда. Гарри чувствовал тело Поппи, спрятанное под одеждой, его руки дрожали от острой необходимости сдернуть с нее все завесы, удалить все препятствия между ними. Быстро оглядев окрестности, Гарри убедился, что они одни и за ними никто не наблюдает. Было бы так просто уложить Поппи на ковер из листьев и мха, сорвать с нее платье и взять прямо здесь, в лесу. Он потянул ее к краю тропинки, его пальцы вцепились в складки юбки.

Но он заставил себя остановиться. Гарри тяжело дышал, пытаясь контролировать свою страсть. Он должен был думать в первую очередь о Поппи и ее желаниях. Она заслуживала гораздо большего, чем мужа, готового наброситься на нее прямо посреди леса.

– Гарри? – смущенно пробормотала она, когда он развернул ее спиной к себе.

Поппи стояла, прислоняясь к нему, его руки крепко прижимали ее к груди.

– Отвлеки меня, – проговорил Гарри только наполовину в шутку. Глубокий вздох.

– Я почти готов накинуться на тебя прямо здесь и сейчас.

На мгновение Поппи лишилась дара речи. То ли от ужаса, то ли обдумывая, насколько такое возможно. Скорее, последнее, потому что она спросила:

– Разве можно заниматься этим на улице?