Гиблый Выходной - Алексей Владимирович Июнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь – пожалуйста!
Что они имеют? Ни черта собачьего! Они ложают и косячат! Они втроем ведут себя как редкостные недоумки! Да что там скромничать – они и есть самые настоящие недоумки! Трое растяп и Точило один из них. А красавчик Брюквин не перестает повторять свою долбанную мантру о том, что все у них получиться, что еще не все потеряно, что деньги где-то здесь в цеху и их надо только найти, а точнее – найти заведующего производством и главного бухгалтера. У них деньги. Их надо отыскать, поймать и грабануть. Всего-то!
После каждого очередного косяка Брюквин с необъяснимым терпением сносил удары дурацкой судьбы и говорил, что сотрет записанное на камеру. Сотрет все что у них не получалось, оставит только самые лучшие моменты, которые и выложит в интернет, выставив всех троих настоящими тарантиновскими супергероями. «Много же тебе придется стирать, пожалуй, что все. А оставлять пока вообще нечего», – думал Точило, который был категорически против видеосъемки. Зачем рисоваться? Неужели Брюквин пребывает в абсолютной уверенности, что, засветив свое лицо в интернете он станет героем? Да его повяжут в тот же день! И его самого и его компаньонов. Судьба Максимилиана Громовержца, что отсек сам себе ладонь, Точиле была совершенно безразлична, но его немного беспокоила свое собственное будущее. Но отговорить Брюквина от видеосъемки он не сумел, поэтому лелеял в себе надежду, что после выполнения дела самостоятельно немного вмешается в брюквинские планы и преждевременно уничтожит видеокамеру. Брюквин его, разумеется, за это по головке не погладит, но Точилу это не заботило, потому что вместе с видеокамерой, он планировал избавиться и от самого его самовлюбленного обладателя.
Последней каплей, переполнившую чашу точилинского терпения, стало то, что после того как Максимилиан Громовержец отрубил свою руку своим же римским мечом, Женя Брюквин так и не отступил от стремления поймать неуловимое фабричное начальство. Он сказал что-то типа: «Лохонулись и ладно, бывает. Сейчас соберемся и точно найдем этих двоих с деньгами».
– Женя! – почти кричал на него Точило. – Женя, опомнись! Какое бабло? У нас ни хрена не получается, надо сваливать! Тут жмурики на каждом углу! Это ни фига не нормально! Линяем пока не поздно! Поехали, пока, как говориться, за нами не приехали, Женя!
Но Брюквин и слушать не хотел. Между ними завязалась перебранка, да такая жгучая, что Точило выхватил пистолет и нацелился на компаньона. Он реально готов был пришить этого усатенького недоноска, грезящего о каких-то своих самых красивых в мире бансай, о самой лучшей стеклодувной мастерской и еще о чем-то тоже самом лучшем на земле, чему он – Евгений Брюквин – обязательно станет обладателем после того, как прокрутит это дельце с ограблением фабричной кассы. Точило слушать его уже не мог, он реально целился ему в сердце. Брюквин растерялся, поднял руки и уже готов был принять быструю смерть, если бы не появившаяся словно черти из табакерки парочка местных аборигенов-рабочих. Момент был упущен. Не мог же он стрелять в их присутствии, тогда пришлось мочить заодно и их. Парочка быстро смекнула, что ей тут не рады и поспешила убежать от греха подальше. Молодцы, сообразительные. Однако, когда двое станочников исчезли в железных дебрях цеха, Точило вернулся к задуманному, но поднять руку с пистолетом просто не успел.
Женя Брюквин практически не целился, на это не было времени. Его рука молниеносно выхватила свой пистолет с глушителем и прежде чем Точило успел отвести взгляд от удалившихся в глубину цеха рабочих, Женя уже нажал на курок. Преодолев всего лишь метровое расстояние, пуля попала Точиле в висок и вынесла правую часть головы. Брызги крови, мозга и костной ткани окропили близстоящий станок. Целое оторванное правое ухо прилепилось к станку на самом видном месте.
Точило рухнул замертво.
– А у тебя есть возражения? – спросил Женя Брюквин у застывшего в неподвижности Максимилиана Громовержца. – Этот момент я стирать не стану.
– Возражений не имею, – ответил Максимилиан Громовержец, держа свой полиэтиленовый пакет с отсеченной кистью. Зачем он носил с собой свою кисть, он не говорил.
Брюквин присел и подобрал с пола выпавший из рук его бывшего партнера пистолет. Черный американо-израильский «Десерт Игл» третьей модификации. Это был хороший пистолет, солидный, устрашающий, его часто используют в съемках голливудских боевиков. Взвесив его в руке, Женя Брюквин невольно предался воспоминаниям из детства и юности. Сколько потерянного времени в пустую, сколько сил и нервов зря. Сколько душевных переживаний, бессонных ночей! И оказывается многие годы он делал все недостаточно хорошо, зачастую даже очень плохо. Надо исправиться…
– Уходим! – приказал Максимилиан Громовержец. – Кажется, сюда кто-то идет.
09:39 – 09:41
Никита напрочь стер «Вайбер» с перепиской и, не помня себя, побежал назад к выходу, однако споткнулся обо что-то и со всего размаху грохнулся на пол, планшет вылетел из его рук и упал. Включенный монитор погас, Никита выругался. Еще не хватало, чтобы он разбил планшет! Мужчина упал рядом со станком ЧПУ, подняв голову, он увидел еще одно странное зрелище. На корпусе станка было ухо. Самое обычное человеческое ухо. «Зачем станку ухо?» – глупо подумал Вайнштанй и рассмотрел, что станок сильно испачкан чем-то красным и подумал, что тут уронили банку с лаком «красное дерево» или «ясень».
– Ага! И прилепили резиновое ухо! – вслух пробурчал Никита Вайнштайн.
Он сильно ушибся коленями, презирая боль и разорванную штанину джинс, он с кряхтением поднялся и яростно взглянул на причину своего падения.
Труп с простреленной головой!!!
Никита хотел завопить, но вовремя захлопнул рот руками. У него подкосились ноги и он упал на корячки. Подвывая от охватившего его страха, он на корячках пополз к планшету, при этом измарав ладони и колени в
