Новый мир. Книга 4: Правда (СИ) - Забудский Владимир

Содружество состояло из 85 автономных образований верхнего уровня, 22 из которых — федерации, объединяющие больше чем 250 автономных образований нижнего уровня. Такая форма устройства была эхом из довоенных времен, когда на Земле были сотни суверенных государств. И хотя она в значительной степени стала формальностью после 40 лет непрерывной централизации и глобализации, было наивно полагать, что провинции больше не имеют региональной специфики и собственных интересов, отличных от интересов центральной власти.

Если в отношении Австралийского Союза и Новой Зеландии, а также 4 больших автономных муниципалитетов («городов-государств»), которые в 80-ых официально добились для себя статуса автономных образований верхнего уровня — Сиднея, Мельбурна, Окленда и Веллингтона — не было сомнений в их прочном подчинении Канберре, то в отношении более далеких регионов все было сложнее. Например, Центральноафриканская Республика, вотчина нынешнего премьер-министра Мэйфлауэра, была оплотом лояльности до тех пор, пока её бывший президент возглавляет Правительство Содружества. А вот если взять Новую Итальянскую Республику, Франко-Германский Союз (Ганновер, Магдебург, Инсбрук и десятки более мелких городов) или тем более на Соединенные Центральноевропейские Штаты, сформированные из остатков поглощенного во время войны Центральноевропейского Альянса, то я бы не заявил с уверенностью, что кампания Протектора получит там поддержку.

— Не знаю, Димитрис, — помотала головой Лаура. — Скажу тебе лишь одно. Сидя тут и накручивая друг друга, мы ситуацию не изменим. Так что для начала нам надо позавтракать, даже если завтра этот мир полетит в тартарары. И я предлагаю сделать это в пекарне Жерара, где готовят самые лучшие в городе, а возможно и в мире, круассаны.

Я открыл было рот, чтобы предложить ей быть осмотрительнее и заказать что-то домой. Но потом подумал: «А-а-а, к чёрту!» и согласно кивнул.

Ровно через двадцать минут я уже щурился от яркого солнца, слегка смягченного озоновым куполом, и любовался на Сент-Этьен с высоты в семь сотен футов. На широкой открытой платформе, застывшей в небе, размещались два — три десятка уютных деревянных столиков в старофранцузском сельском стиле под полосатыми зонтиками, и здание, словно бы вылепленное из глины, стилизованное под деревенскую пекарню. Платформу поддерживал над землей аэростат, украшенный изображением пузатого и усатого улыбающийся мужчина в фартухе и поварском колпаке в цветах французского флага с надписью на французском «La boulangerie de l'oncle Gérard».

— Господи, до чего же вкусно! — провозгласила Лаура, зажмурившись от удовольствия после первого же откушенного кусочка горячего, только из печи, круассана, заправленного миндальным кремом.

— Да, это что-то с чем-то, — признался я, предпочтя круассан с начинкой из форели, крем-сыра и зелени, который тоже оказался превосходным. — Хотя здоровым такое «питание» не назовешь.

— Не будь занудой. В студенческие годы я бывала тут не меньше двух раз в неделю, съедала иногда по три круассана за раз, но при этом весила не больше 105 фунтов при росте в пять футов и четыре дюйма, — хвастливо объявила Лаура, откусив еще кусок. — При этом не изнуряла себя тренировками, не считая езды на велосипеде по 20–30 минут в день и аэробики 2 раза в неделю.

— Некоторым людям просто везет с метаболизмом.

— Да, тут ты прав. Мама в детстве несколько раз проверяла меня на паразитов. Говорила, что это не нормально, чтобы маленькая девочка столько ела, и при этом не поправлялась. А у нее самой, как она любит говорить, «каждый грамм вкусняшек сразу откладывается в бедрах». Когда мне было 10 лет, она себе пятый или шестой раз делала липосакцию. И это при том, что она по пять раз в неделю занимается с персональным тренером.

Хотя тон Лауры, как и всегда, когда она говорила о матери, был полон иронии, я заметил, что от этих детских воспоминаний ее голос несколько потеплел. Я подумал, что хоть она и выросла и в не совсем обычной семье, и, вдобавок, была свидетелем развода своих родителей, она все же хранила приятные воспоминания о своем детстве.

— А ты-то что, Димитрис?.. Слушай, все хотела спросить — что за история с твоим именем?

— Ну, есть версия, что мои родители придумали его, чтобы досадить людям, которым придется его выговаривать, особенно в сочетании с фамилией «Войцеховский». Или чтобы я мог почаще веселиться, слушая, как люди его коверкают на разный лад, — пошутил я, чтобы не рассказывать в тысячный раз за свою жизнь историю о греческом моряке, спасшем жизни моим родителям. — Я все собирался предложить тебе называть меня «Дима».

— С удовольствием. Моё имя легче запоминается. Его выбрала мама, и всегда называла только так, считая, что придуманное ею имя — самое красивое и женственное на свете. Но папа называл меня «Лори». И кое-кто из самых близких друзей тоже. Так что, если хочешь…

— Тебе подходит, — улыбнулся и кивнул я, закрепив это соглашение. — Что ты хотела спросить?

— Да, мы же о ЗОЖ говорили. Ты, небось, всю жизнь был спортсменом?

— Да, это правда, — кивнул я. — Ни дня без тренировок. Много чего перепробовал: тяжелая атлетика, бокс, рукопашный бой, бег на ближние и дальние дистанции, многоборье, регби, академическая гребля, и это еще не полный список. Пробежал три марафонских дистанции, гонку Iron Man. На пике формы мог выжать от груди 550 фунтов. Об олимпийской медали по боксу ты знаешь. Привык быть лучшим во всем. Ну, конечно, до того, как…

Я красноречиво показал на свое лицо, испещренное шрамами, развел руками, мол, ничего не поделаешь, и откусил ещё кусок круассана.

— По тебе не скажешь, что ты не в идеальной форме. Я видела утром, краем глаза, спросонья, как ты отжимаешься. На вытянутых пальцах?! Шутишь? Я такое только в кино видела!

Я скромно пожал плечами.

— Что ж, с этим все понятно. А как насчет чего-то менее агрессивного? Какое-нибудь творчество, рисование, пение, танцы?

— Моё «пение», если это так называется, ты уже, к несчастью, слышала, — иронизировал я.

— И все-таки. Признавайся! Наверняка что-то такое было.

— Нет, не думаю, — призадумавшись, смущенно развел руками я. — Мы с Джерри и еще парой ребят из Генераторного, конечно, называли себя «гаражной рок-группой», когда нам было лет 12–13 и мы бренчали что-то непонятное на старой как мир расстроенной гитаре его отца и самодельных барабанах из ведер и консервных банок. Но это была скорее его идея, чем моя. И долго это не продлилось. А в дальнейшем я занимался в основном тем, что от меня требовалось. В школе был отличником и прилежно зубрил английский, так как мечтал поступить в колледж в Австралии. В «Вознесении» у меня не было выбора, чем заниматься. Потом полицейская академия, полиция, «Легион». Боюсь, Лори, ты встретила не самого интересного и глубокого человека.

— Ты явно что-то мне не договариваешь, Дима, — хитро взглянув на меня, предположила она.

— Да нет. Я бы и сам рад, если бы что-то такое было. Разве что… но это тоже было давно.

— Ну-ну? — подбодрила она меня.

— Я не говорил, что собирался стать астронавтом? — едва не покраснев от смущения, спросил я.

— Об этом, кажется, все мальчики мечтают. Пока не подрастают и не начинают мечтать стать плейбоями-миллиардерами.

— В моем случае это было больше чем детская мечта. Я перечитал на эту тему десятки книг, тысячи статей. Мог задалбывать родных и знакомых разговорами о космосе вечно. Вплоть до самого выпуска из «Вознесения» я не оставлял надежды поступить в Королевскую воздушную академию. И даже после того, как с этим не срослось, решил, как мне казалось, твердо — все равно пойду туда после того, как отработаю свой контракт в полиции.

— Ого. Значит, это было так серьезно. И где ты хотел побывать? На Марсе, на Титане?

— Нет. Я мечтал поучаствовать в проекте «Одиссей» — экспедиции в далекую звездную систему, где астрономы еще до войны обнаружили планету с невероятно высоким индексом подобия Земле, около 0.99. По мнению экспертов, с вероятностью до 20 % там может быть атмосфера, пригодная для обитания людей. А если так — то там, очень вероятно, есть жизнь. Не исключено, что разумная.