Драма лихих 90-х - Юрий Николаевич Безелянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другое дело – визит на следующий день на квартиру к Татьяне Ивановне Лещенко-Сухомлиной. Жутко запущенная квартира: хлам, хаос, картины и книги. Несмотря на свои 92 года, Татьяна Ивановна очень живая, с горящими глазами и великолепной памятью. «Юрочка, сейчас я вам подарю рассказ, но обязательно сделайте ссылку на меня…». Далее последовал рассказ, как Борис Пронин лично Татьяне Ивановне рассказывал об Идочке Рубинштейн. А еще детали про Лилю Брик…
Необходимая справка для молодых читателей. Татьяна Ивановна Лещенко (по мужу Сухомлина) – удивительная женщина с удивительной судьбой. Переводчица, певица, актриса. В 1932 году перевела на русский одну из самых знаменитых и читаемых книг XX века «Любовник леди Чаттерлей» Лоренса. В 30-е годы вернулась в Россию из Франции. В 1947 году ее арестовали. После ссылки не сломалась и вернулась к активной жизни.
В «Работнице» вышел Тютчев, в «Капризе» набрали «Бандито д’А Моро на дорогах Италии», идут рубрики в «ВК», «Вечорке» и «Огоньке». Напряжение и труд позволили купить дубленку – первую в жизни – в 64 года (цена: 2.905.000 руб.). Новый русский?.. А тем временем в Грозном идут страшные бои. А что Ельцин? А Ельцин в Барвихе по аналогии: Ленин в Горках.
18 августа
Пропускаю всякие дела и встречи, а отмечаю поездку в Александров 15 августа, по итогам которой написал материал: «Александров, Слобода, Цветаева».
Очередное заявление Витеньки: «Я сижу в засаде и жду». А я, напротив, в поиске, в бою, в труде…
25 августа
Из потока разного выберу: по приглашению Льва Гулько попал на 6-летие «Эха Москвы» в баре-столовой президента в комплексе зданий ЦК. Столы ломились от еды и напитков. Немного посидел и ушел. Совесть заела: перед глазами стояли голодные, не получающие давно зарплату шахтеры Приморья. Одни жируют, другие недоедают. Увы, так было испокон веков. Так было всегда.
Услышал загадочную фразу из уст работника нашей котельной: «До белых мух будете прессовать и никогда не сдадите!». Фраза для мистического романа, но я романов не пишу.
Хлюпаю носом, болит спина, а завтра читать по радио бодрым голосом. В тени за окном +16.
1 сентября
Неделю болел и неделю работал. В январе 1966 года Фаина Георгиевна Раневская записала: «Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала одну Фразу: «Какая смертная тоска…» И все…».
У меня нет смертной тоски. У меня одна работа. Трудоголик, одним словом. И даже когда болею, не расстаюсь с машинкой и печатаю напропалую. И вздрагиваю от криков соседки Светы: «Маша, не ходи!», «Вася, что ты делаешь?!». Звуковая террористка. Руководит детьми. Чтобы заглушить ее голос, включил Эхо, там другое – Алла Баянова поет: «Тихо струится слеза…».
На радио не поехал. Дали повтор Бунина. Занимался Аллой Назимовой. Вышла Аполлинария Суслова в «ВК» – перепечатка из книги. И тут же позвонил Светлов (жив-жив библиофил!): «Достоевский удивляет, Безелянский трогает…». Звонила какая-то женщина и, узнав, что я болею, наказывала Ще: «Вы его берегите, чтобы нам было что читать». Интересный разговор с Людмилой Сараскиной, специалисткой по Достоевскому, она, узнав, что я печатал Суслову в «Космополитэне», почти завопила: «Разве можно было нести бедную девочку в этот желтый бандитский журнал?!». Для нее Суслова – «бедная девочка», – интересно. И еще Сараскина несколько раз с явной неприязнью произнесла слово «оргазм». Дался ей этот оргазм?!.. Да, Сараскина подвела итог под «Космо»: «Лучше голодать, чем печататься в этих журналах».
В конце недели насморк немного утих, и мы поехали в дальнюю рощу, гуляли с Германами. Если я хочу издать еще 6 книг, то Юра, тезка, хочет сделать еще 300 тысяч слайдов – это его увлечение. Честь и хвала увлеченным труженикам, беспокойным сердцам! Юра Герман – не Витя, который «сидит в засаде», и не О.Ю., которая пассивно ждет неведомо что… Удивил Вознесенский последними стихами в «МК»:
Рухнул дом Левиафана.
Мой последний закидон –
арендую у Литфонда
желтый дом…
Да, Андрей, кажется, заигрался в слова. Сплошное словесное жонглерство. Он – развлекатель, а я стараюсь быть просветителем.
8 сентября
Темнотища, как в погребе. Прохлада, льет дождь, сижу с электрической лампой – кончилось лето. Весь август не было дождя, полное безветрие и над городом висел смог. Теперь хоть немного освежится. Вот так и живем: переходим из сезона в сезон, из одного возраста – в другой. Стареем. Волосы почему-то начинают расти в ушах, а брови се деть и топорщиться, как усы у тюленя или моржа. Иногда смотришь на себя в зеркало – и противно. Где молодость? Где кудри? Где гладкость кожи?.. Не один я переживаю время старения. Сколько стихов написано на эту тему, можно цитировать и цитировать.
Знай одно: что завтра будешь старой.
Остальное, деточка, – забудь, –
писала Марина Цветаева сестре Але в 1917 году. И ее собственные вздохи: «Господи, как было молодо. Зелено, невиданно!». И отчаянье: «Скоро уж из ласточек – в колдуньи…».
Но оставим эту тему. 4 сентября пошел на открытие 2-й Российской международной книжной ярмарки, пошел не как любитель-книжник, а как полноценный писатель. Купил роскошную книгу «Символизм в русской живописи», держа в голове новую идею: написать мини-энциклопедию по Серебряному веку. Поговорил с некоторыми издательствами – с «Террой», «Вагриусом» и другими. На стенде «Крон-пресс» немного постоял и подписал несколько книг «Любовь и судьба».
15 сентября
9-го, в понедельник с утра, с увлечением читал записки Михаила Козакова о том, как ему жилось в Израиле: «Все было бы бэсэдер (в порядке), если бы не одно маленькое обстоятельство…». Все-таки чужая кругом жизнь, плюс ностальгия, и он вернулся в Москву, к Покровским воротам. А еще слушал радио: по Р-1 какая-то актриса читала мой очерк о Кшесинской (и надо сказать плохо, невыразительно), а по «Надежде» шло повествование о Скрябине, – уже читал я. Ну, а к вечеру на Речном вокзале, на 6-м причале наш ждал не «Александр Пушкин» (что было бы приятнее), а «Георгий Димитров», на котором было запланировано небольшое путешествие и банкет по случаю 5-летия «Вечернего клуба». И, как пел Леонид Осипович:
Ах, не солгали предчувствия мне,
Да, мне глаза не солгали –
Лебедем белым, скользя по воде,
Плавно навстречу идет
