Леди мира. Автобиография Элеоноры Рузвельт - Элеонора Рузвельт

А в мае попросил выделить дополнительные ассигнования на нужды обороны – более миллиарда долларов. Эти шаги были оправданы, поскольку Гитлер действовал быстро.

Дюнкеркская операция стала печальным и тревожным временем для Белого дома и для народа Великобритании. Когда стала известна вся история, героизм жителей этого острова, приведенного в боевую готовность, и то, как Королевские военно-воздушные силы защищали страну, вызывали восхищение у всех в Соединенных Штатах. Мы понимали, какое мужество и упорство Уинстон Черчилль облекал в слова – слова, которые выражали дух британского народа в последующие месяцы после Дюнкерка.

Именно восхищение истинно спортивным поведением заставило моего мужа снова ожесточиться против Муссолини, когда тот вступил в войну против Франции. Знакомая фраза «удар в спину», которую несколько его советников просили исключить из речи для Шарлотсвилля, штат Вирджиния, в значительной степени была данью тому духу, который Франклин видел в народе Великобритании и который, по его мнению, руководство Муссолини не взращивало в итальянском народе.

Поводом для этой речи послужила церемония вручения дипломов на юридическом факультете Университета Вирджинии, который оканчивал Франклин-младший. Получилась любопытная поездка. Мы все были там. Посетить выпускной вечер своего сына – это нормально, но в нашем случае это событие не было ни нормальным, ни счастливым. Времена сулили много бед. Речь Франклина была не просто напутственным обращением. Он говорил о событии, которое на шаг приблизило нас к полномасштабной войне.

Сразу после выступления я отправилась в Гайд-парк, оставив мужа и Франклина-младшего в Вашингтоне. К тому времени я уже знала, что те, кто считал войну неизбежной, убедили Франклина, что он не может не баллотироваться на третий срок, если выдвинут его кандидатуру.

О проблеме третьего срока говорили так много, что я могу дополнить все это лишь собственными впечатлениями. Я никогда не спрашивала Франклина о его политических планах. Тот факт, что я сама не горела желанием, чтобы он работал в Вашингтоне, заставлял меня вдвойне тщательно скрывать свои предпочтения.

Хотя я никогда не спрашивала мужа, чем он хочет заниматься, из его слов, сказанных в разное время, мне стало ясно, что он хотел бы вернуться в Гайд-парк и что ему нравится роль опытного государственного деятеля. Он думал, что с удовольствием будет сидеть сложа руки и высказывать предложения и критические замечания. Он всю жизнь собирался заняться бесчисленным множеством вещей – писать на морские темы, просматривать свои бумаги, письма и так далее. Он владел библиотекой в Гайд-парке и даже договорился о работе, которую возьмет на себя, покинув Белый дом. Насколько я помню, он планировал писать длинные передовицы или статьи через определенные промежутки времени для одного из крупных нью-йоркских журналов. Он построил маленький каменный домик, где мог укрыться, когда в большом доме было слишком много гостей. И хотя Франклин каждый раз выходил из себя, когда люди называли его «домом мечты», он все равно был частью его мечты.

У меня были все основания полагать, что мой муж не хочет баллотироваться еще раз. Но время шло, и все больше и больше людей говорили мне, что он должен баллотироваться, что война уже на горизонте и ни один человек не имеет такой репутации и таких знаний, чтобы пережить кризис.

Меня до глубины души беспокоил тот факт, что никто не был готов занять место Франклина, и я несколько раз спрашивала, не считает ли он, что пора подготовить себе замену. Франклин сказал, что, по его мнению, люди должны готовиться самостоятельно, а он может только дать возможность и посмотреть, что у них получится. Я чувствовала, что он, сам того не желая, доминирует над окружающими его людьми и что, пока он находится в центре внимания, никому не удастся занять видное положение. Наконец я поняла, что ни один человек не может дать другому больше, чем возможность.

Я слышала, как обсуждают других кандидатов, но чем ближе был съезд, тем острее я понимала, что выдвинуть нового человека крайне трудно. Во-первых, Демократическая партия не нашла никого, кто мог бы удержать ее у власти, а во-вторых, вдумчивых людей беспокоила война.

Еще до открытия съезда стало очевидно, что выдвинут кандидатуру Франклина и что он будет баллотироваться. Думаю, его убедили это сделать, хотя он не хотел выдвигаться. Он был бы рад отойти от дел и прожил бы очень счастливую жизнь. Но есть нечто захватывающее в том, чтобы находиться в центре мировых событий, и человек едва ли может себе представить, каково это – жить иначе. Я думаю, что подсознательно мой муж метался из одной крайности в другую. С одной стороны, он уже устал и хотел проводить больше времени дома, быть хозяином самому себе. С другой стороны, он испытывал огромный интерес, который стал кульминацией всего обучения и работы длиною в жизнь, и желание наблюдать за происходящими в мире событиями в этот критический период, принимая в них непосредственное участие.

В конце концов я сказала Франклину: «Ты решил не ехать на съезд, даже если тебя выдвинут кандидатом, но ты собираешься выступить по радио, а это значит, я надеюсь, что мне не придется ехать». Он твердо заявил, что ни он, ни я не должны этого делать. Я ответила, что тогда поеду в Гайд-парк, останусь в своем коттедже и подготовлю большой дом, чтобы после съезда Франклин мог приехать и отдохнуть.

Мы с мисс Томпсон отправились в Гайд-парк. Жизнь текла безмятежно, как вдруг однажды зазвонил телефон. На проводе была Фрэнсис Перкинс. «Плохи дела, – сказала она, – съезд приобрел безобразный характер. Президент должен приехать в Чикаго, если он хочет, чтобы выдвинули кандидатуру мистера Уоллеса. А если он не приедет, то, думаю, приехать придется вам». Я ответила, что, как по мне, это будет выглядеть как полная чушь с моей стороны, но ей стоит поделиться мнением с моим мужем на этот счет. Мисс Перкинс повесила трубку, сказав, что поговорит с Франклином. Когда она ему позвонила, он заявил, что не поедет на съезд, но если его выдвинут кандидатом, он хочет, чтобы Генри Уоллес баллотировался на пост вице-президента.

На следующий день Фрэнсис Перкинс снова мне позвонила и сказала, что мой муж готов отправить меня, если она сочтет это необходимым. Я сказала: «Франклин, может быть, и хочет, но откуда мне знать, как к этому относится Джим Фарли? Конечно, я не пойду туда, пока он меня не пригласит. Я знаю о плохих предчувствиях, потому что в последнее время в той или иной степени делами управлял Гарри Гопкинс и, возможно, вел себя не очень тактично, а я не собираюсь подливать масла в огонь». Затем она спросила, поеду ли я, если Джим