Костры амбиций - Том Вулф

Но тут женщина Рива сказала Красавчику:

— По-моему, это они.

Она и Красавчик стали смотреть в даль улицы. Демонстранты зашевелились.

По улице приближается большой белый автобус. Сбоку на нем огромными буквами написано: ПЕРВЫЙ КАНАЛ ПРЯМОЙ ЭФИР. Красавчик, Рива и остальные демонстранты трогаются с места и начинают двигаться автобусу навстречу. За ними потянулись мистер Фланнаган, оба фотографа и самым последним Фэллоу. Первый канал появился.

Автобус встал, из кабины с пассажирской стороны выпрыгивает молодой человек с огромной шапкой черных курчавых волос, в синем пиджаке и бежевых брюках.

— Роберт Корсо, — почтительно произносит Рива.

Боковая стенка автобуса раздвигается, оттуда вылезают двое парней в свитерах, джинсах и кроссовках. На месте, за рулем, остается один водитель. Красавчик выходит вперед.

— Йо-о-о! Роберт Корсо! Здорово! Как жизнь?

На мрачной физиономии Красавчика вдруг засияла на всю округу приветливая улыбка.

— О'кей, — отозвался Роберт Корсо с натужной сердечностью. Он явно понятия не имеет, кто таков этот негр с золотой серьгой в ухе.

— Вы нам скажите, что надо делать! — просит Красавчик.

Но его перебивает здоровяк из газеты:

— Эй, Корсо. Нийл Фланнаган. «Дейли ньюс».

— А, здорово.

— Что нам подо делать…

— Вы что так задержались?

— Что нам делать?..

Роберт Корсо смотрит на часы:

— Сейчас только пять десять. У меня прямой эфир в шесть. Времени навалом.

— Да, но я должен подать материал не позже семи.

— Скажите, что нам делать? — добивается Красавчик.

— Но… послушайте! Я-то откуда знаю? А если бы меня здесь не было, что бы вы сейчас делали?

Красавчик и Рива в ответ ухмыляются, будто услышали удачную шутку.

— А где Преподобный Бэкон и миссис Лэмб? — спрашивает Роберт Корсо.

— У миссис Лэмб в квартире, — отвечает Рива.

Фэллоу уязвлен. Почему-то его никто не потрудился об этом уведомить

— Вы только дайте знак — когда, — просит Красавчик.

— Что я, за вас, что ли, должен тут распоряжаться, — ворчит Корсо, качая пышной шевелюрой. И принимается командовать:

— Сначала мы установим аппаратуру. Я думаю, на тротуаре будет лучше всего. Мне нужен фон жилого массива.

Красавчик и Рива немедленно берутся за работу. Они размахивают руками, демонстранты послушно возвращаются к пикапам, разбирают сваленные в груду шесты с плакатами. Останавливаются несколько прохожих.

Фэллоу, махнув рукой на Красавчика с Ривой, подходит к Роберту Корсо.

— Извините, — говорит он. — Я Питер Фэллоу из «Сити лайт». Я не ослышался, вы сказали, что здесь находятся Преподобный Бэкон и миссис Лэмб?

— Фэллоу? — переспрашивает Роберт Корсо. — Тот самый, автор публикаций?

Он протягивает руку и награждает Фэллоу сердечным рукопожатием.

— Боюсь, что тот самый.

— Значит, это из-за вас мы тут оказались, в этой чертовой дыре? — Корсо уважителъно ухмыляется.

— Каюсь.

У Фэллоу теплеет на сердце. Наконец-то оценили его заслуги, хотя менее всего он ожидал этого от телевизионщика.

А Роберт Корсо уже перестал смеяться.

— Вы как считаете, Бэкон на этот раз не мухлюет? Хотя, конечно, вы считаете, что нет.

— А вы нет?

— Да ведь с этим чертовым Бэконом никогда не знаешь наверняка. Это такой жулик. Но, честно сказать, когда я брал интервью у миссис Лэмб, она произвела благоприятное впечатление. Хорошая женщина, по-моему, толковая, работает, квартирка у нее нарядная, чистенькая. Мне она понравилась. Не знаю, конечно… но ей веришь. А вам как кажется?

— Вы уже взяли у нее интервью? Я думал, вы собираетесь с ней здесь разговаривать.

— Здесь будем снимать, только чтобы обернуть прямым эфиром. У нас в шесть часов обертка прямым эфиром.

— Обертка прямым эфиром… Боюсь, что я плохо понимаю такие вещи.

Но американец не уловил иронии:

— Мы делаем это так. Я приехал сюда с ребятами в обед, сразу после появления вашей статьи, так что большое спасибо! Обожаю работать в Бронксе! Короче, мы побеседовали с миссис Лэмб, задали вопросы кое-кому из соседей, поснимали Брукнеровский бульвар, подворотню, где был убит отец, ну и всякое такое. Фотографии мальчика. В общем, у нас уже почти весь материал на пленке. Там минуты на две. Теперь, когда пойдет демонстрация, мы выйдем в прямой эфир, потом прокрутим пленку, а потом снова вернемся в прямой эфир и этим живым куском завершим передачу. Это и называется: обертка прямым эфиром.

— Но что вы собираетесь в прямом эфире показывать? Здесь же никого нет, кроме вот этой горстки людей. И почти все белые. — Фэллоу указал на соратников Красавчика и Ривы.

— Не беспокойтесь. Сразу набежит народ, как только мы поднимем телескоп.

— Телескоп?

— Дистанционный телепередатчик.

Корсо оглянулся на свой автобус. Фэллоу тоже. За открытой дверью возились двое механиков в свитерах.

— Ах, дистанционный телепередатчик. А кстати сказать, где ваши конкуренты?

— Наши конкуренты?

— Другие телеканалы?

— Нам обещан эксклюзив.

— Вот как? Кем же?

— Бэконом, я думаю. Это-то мне и не нравится. Бэкон так ловко всеми крутит, сволочь. У него есть ход к моему продюсеру Ирву Стоуну, знаете его?

— Боюсь, что нет.

— Но слышали о нем.

— Ммм. Честно сказать, и не слышал.

— Он лауреат всяких там премий.

— Ммм.

— Ирв, он… он вообще молоток, но он из тех старых шестидесятников, которые участвовали в студенческом движении, устраивали антивоенные демонстрации и всякое такое. И он считает Бэкона эдаким романтическим народным вождем. А он просто ловкий манипулятор, мое такое мнение. Обещал Ирву эксклюзив на том условии, что мы выйдем в шесть часов в прямой эфир.

— Очень мило. Но зачем ему это? Почему он не хочет, чтобы его показывали все телеканалы?

— Потому что тогда ему мало корысти. В Нью-Йорке ежедневно происходит штук двадцать-тридцать разных демонстраций, и все норовят выйти на телеэкран. А так он уверен, что мы преподнесем его материал экстренным сообщением. Уж если мы послали дистанционный автобус и если передача в прямом эфире, да еще эксклюзив, значит, мы подадим ее первым номером. И к завтрашнему утру это будут показывать и на Пятом, и на Седьмом, и на Втором канале.

— Понятно, — кивает Фэллоу. — Гм… Только как он гарантирует вам этот, как вы говорите, эксклюзив? Что может помешать появиться здесь другим… э-э-э… каналам?

— Ничего. Он просто не сообщит им ни места, ни времени.

— Обо мне он такой заботы не проявил. Я вижу, в «Дейли ньюс» тоже знают время и место.

— Да. Но вы уже двое суток пользовались исключительным правом. Теперь ему пора подпустить и другие газеты. — Роберт Корсо замолкает. Его молодое американское лицо под пышной шапкой волос вдруг становится грустным. — Но вы ведь вправду думаете, что здесь все о'кей, да?

— Конечно, — отвечает Фэллоу.

— Этот Генри Лэмб считается… считался… отличником учебы, никогда не имел дела с полицией, тихий, симпатичный, соседи вроде к нему хорошо относятся… На ваш взгляд, так оно все и есть?

— Вне сомнения, — отвечает создатель отличника учебы.

Подходит Рива:

— У нас все готово. Скажете, когда начинать.

Роберт Корсо и Фэллоу видят, что три десятка демонстрантов уже стоят на тротуаре нестройными рядами, у многих через плечо, как деревянные ружья, — лозунги на палках.

Роберт Корсо спрашивает:

— Бэкон готов? И миссис Лэмб?

— Вы распоряжайтесь через меня или через Красавчика, — отвечает Рива. — Преподобный Бэкон не хочет спускаться сюда с миссис Лэмб раньше времени и стоять зря. Но он готов.

— О'кей, — говорит Роберт Корсо и кричит помощникам в автобусе:

— Эй, Фрэнк! У вас все готово? Изнутри доносится ответ: «Почти что!» Включается басовитое жужжание. Над крышей автобуса показывается серебристая мачта, вернее, трубка. К концу ее прикреплен ярко-оранжевый вымпел, или это лента, или… да нет, это кабель в толстой изоляции, широкий и плоский, похожий на угря. Ярко-оранжевый угорь обвился вокруг мачты, и так они вместе и выползают, серебристая мачта в оранжевой спирали. Мачта действительно составная, как телескоп, она вырастает все выше, выше, и в автобусе слышится громкое, басовитое, упорное жужжание.

Из молчаливых башен начинают выходить люди, молчание кончилось. Над бывшей поляной вскипает шум множества слитных людских голосов. Бегут, бегут мужчины, женщины, стайки подростков, малыши, не в силах отвести глаз от встающего серебряного копья, увенчанного оранжевым вымпелом радиационной опасности.

Мачта, обвитая оранжевым угрем, поднялась уже на два с половиной этажа. Мостовая и тротуар больше не пусты. Вокруг интересного зрелища сгрудилась большая веселая толпа. Какая-то женщина узнала и кричит: «Роберт Корсо!» Еще бы! Первый телеканал, знакомый комментатор с пышной шапкой волос.

Роберт Корсо оглядывает демонстрантов. Они построились непринужденным овалом и начинают двигаться к нему. Красавчик и Рива стали рядом с ним. У Красавчика в руке оказался громкоговоритель. Он не сводит глаз с Роберта Корсо. Тот оглядывает свою команду. Телеоператор занял позицию в шести шагах. Камера у него на плече кажется крошечной рядом с автобусом и с трехэтажной антенной, но толпа словно зачарована ее глубоким, таинственным, подслеповатым глазом. Камера еще вообще не включена, но всякий раз, как телеоператор оборачивается, чтобы что-то сказать звукооператору, и черный глаз описывает у него на плече дугу, по толпе пробегает волна, как будто этот аппарат обладает особой притягательной силой.