Армагеддон завтра: учебник для желающих выжить - Сергей Валянский

С момента развала СССР планового капитального ремонта жилищного фонда не велось почти десять лет, затем ограничивались разовыми акциями, а потому теперь старение фонда и переход в категорию ветхого и аварийного приобрели лавинообразный характер. Государство не в силах остановить этот процесс, опять же свалив решение «на места». Местные власти обязаны отселять жителей из аварийных домов, но куда? Некуда. Реально ничего не делается и даже не планируется.

Это, так сказать, о среде, возбуждённой реформами. А вот и об умонастроениях в обществе, оказавшемся в этой среде. Соответствующими исследованиями достаточно надёжно установлено, что нынешнее российское общество в главном сохранило черты общества традиционного, «естественного», а совсем даже не стало «гражданским». Из этого прежде всего следует, что правительство не сумеет никакими силами создать в РФ целостного хозяйства по типу западного капитализма. Вовторых, «левой» оппозиции не удастся найти социальную базу с помощью лозунгов классовой борьбы, а «правой» — через апелляцию к чувству собственности. Иначе говоря, в современной российской ситуации невозможен вариант объединения общества вокруг «программы реформ» и нет шансов на преодоление «молекулярного» противодействия народа этим реформам. В описанных условиях, когда среда достаточно возбуждена, малейшая случайность может вызвать резонанс с высвобождением громадной общественной энергии, и процесс создания обособленных локальных сообществ резко ускорится, охватит всю страну и станет необратимым.

Люди и так уже во многих местах выживают при лучине, питаются с «подсобных» (на деле основных) хозяйств, а лечатся у бабки-знахарки. Но хотя бы некоторые ездят в райцентр, ходят в «инстанции» за разрешениями, сертификатами, лицензиями на отстрел зайца и прочими страшно нужными бумажками; пишут ходатайства в арбитраж и суд; объявляют голодовки, требуя выплаты зарплат. А придёт момент — и плюнут они на ИНН и прочую связывающую их с государством чертовщину, завалят дороги буреломом, разберут рельсы, выберут себе попа в старосты и кузнеца в судьи, примут беличьи хвосты в качестве средства обмена — и прощай, умытая Россия.

Что интересно, сама глобализация норовит столкнуть страны в архаику: живущие натуральным хозяйством не претендуют на ресурсы, окружающую среду особо не загрязняют, терроризмом не увлекаются. Копошатся себе на огородах… дикари. Это тем более относится к России, которая в целом неэффективна для эксплуатации и вообще непригодна для жизни.

Представление об «эффективной территории» ввёл французский географ Реклю. По его теории, для жизни пригодна земля, которая находится ниже 2000 метров над уровнем моря, со среднегодовой температурой не ниже минус 2°C. Так вот в России лишь треть земли эффективная. Оленьих пастбищ у нас (19 % площади) существенно больше, чем годных для сельского хозяйства земель (13 %), а нашей пашни (около 100 млн. га) едва хватает для самообеспечения России хлебом. Среднегодовая температура у нас минус 5,5°C. В Финляндии, например, плюс 1,5°C. Есть ещё такое понятие, как «суровость климата», — это разность летней и зимней температур. Тут из двухсот стран мира у нас один конкурент — Монголия. В Улан-Баторе зимой в среднем холоднее, чем на побережье Антарктиды.

А что же может подтолкнуть сообщества к структуризации на новых началах, к «закрытости»? Как уже сказано, «малейшая случайность». Крах денежной системы, например. Если она рухнет капитально, все финансовые соглашения с окружающим миром, вроде зарплат или арендных выплат, станут бессмысленными. Сбережения на чёрный день превратятся в ничто, оставив людей, не ожидавших этого, нагими перед будущим. При таких обстоятельствах обязательно набирают силу коллективные страхи и кошмары; сообщества стремятся запереться где-нибудь, чтобы почувствовать себя в безопасности, избавившись от посторонних людей и обязанностей. Надо же что-то делать, чтобы не умереть! И люди начинают делать свою жизнь без присмотра государства, как бы с чистого листа. Примерно то же происходит при потере близкого человека, особенно кормильца. Вот вчера он был, а сегодня его уже нет. Какнибудь проживём…

Дальше процесс становится устойчивым, и повернуть обратно уже сложно, для этого требуется приложение громадных усилий со стороны государства — а если его уже нет или оно совсем ослабло?..

Другая возможная «мелочь» — природная катастрофа. Предположим, какую-то столицу снесло могучим ураганом или там землетрясением. Раз, и нет государственной власти. Бесспорно, после достаточно серьёзных катастроф никакое правительство не в состоянии заниматься локальными проблемами, и людям волей-неволей придётся так реорганизовать свою жизнь, чтобы стать самодостаточными на своей земле, и тогда, возможно, возникнут новые системы управления.

Уже и так-то из-за интернационализации финансово-экономической, информационной и иных сфер государства повсеместно перестают контролировать внутриполитическую ситуацию, частично теряют влияние на экономику и т. д. Многие функции государства, связанные с экономикой и финансами, переходят к наднациональным институтам, контролируемым финансовыми ТНК. Но законы эволюции неумолимы: если где-то идёт структуризация, в чём-то другом обязательно будет хаос. Вспомним о сепаратистских процессах! Пока финансы объединяются, страны разваливаются.

Перед Второй мировой войной было пятьдесят государств, сейчас их больше двухсот пятидесяти. По некоторым оценкам, через четверть века их может стать до пятисот. Этот искусственный процесс дробления всякий раз являет фазы нестабильности в «делящихся» государствах, а в итоге количество недееспособных правительств увеличивается. Следовательно, появляется и будет появляться всё больше и больше потенциальных плацдармов мятежевойны и зон «закрытых сообществ», уходящих от безумного мира.

Сепаратистские движения начинаются с нестабильности, а дальше её же и раздувают. На этом фоне закономерно развиваются национальные и появляются транснациональные криминальные структуры. Если легальным ТНК государства мешают только до определённой степени, поскольку им выгодно использовать государственные структуры (вне правового пространства им трудно функционировать), то криминалу государство — прямой враг: чем оно и его правоохранительная система слабее, тем им лучше. Получается, что институт государства подрывают с двух сторон: ТНК — до «определённой степени»; сепаратисты, национальный и международный криминал — без всяких ограничений. Причём и те и другие переманивают в свои ряды правительственных чиновников.

Возникает сетевая форма организации. Она была известна и раньше; разного рода секты, подпольные революционные группы, национально-освободительные и партизанские движения имели и имеют сетевую структуру. Но с появлением современных информационных систем, тоже построенных по сетевому принципу (Интернет, мобильная телефонная связь), подпольные сети приобретают качественно иной уровень организации. Теперь можно, не сходя со своего рабочего места, получать подробную информацию по потенциальным объектам криминальных и террористических акций в любом уголке мира. Можно связываться со своими сторонниками без проблем.

Поскольку интересы криминалитета и сепаратистов во многом совпадают (через зоны внутренних конфликтов легче осуществлять поставки наркотиков, а сепаратистам наркотрафик даёт мощный дополнительный источник финансовых средств, необходимых для закупки оружия), сети переплетаются и борьба общественных структур с государством приобретает характер партизанской мятежевойны.

Кое-где в мире всё описанное здесь произошло, причём в ещё более острых формах. В Югославии началось с денежнокредитных проблем в конце 1980-х и стремительно вылилось в нетерпимость к «чужакам», которую отдельные лидеры использовали, переадресовав агрессивность народа с себя на них, чтобы в процессе «этнических чисток» укрепить свои позиции. Так что эти чистки — прямое следствие «эпохи ТНК», поскольку денежный обвал произошёл в результате реализации мероприятий Международного валютного фонда в конце 1980-х. Вот вам сразу всё: возбуждённая среда, вовремя вброшенная лживая информация, высвобождение общественной энергии в нужном направлении, разбегание этносов по закрытым сообществам и война всех против всех. А ловят и судят в Гаагском трибунале не бухгалтеров МВФ, а лидеров народов, пострадавших от действий МВФ…

Другой пример — крах денежно-кредитной системы 1998 года в Индонезии. В течение нескольких дней на улицах бесновались толпы людей, грабили магазины, подвергнув насилию китайское меньшинство. Точно так же в России дискриминация меньшинств была усилена финансовым крахом. Фактически никто среди интеллигенции любой из этих стран ещё за несколько месяцев до начала погромов не поверил бы в то, что такое возможно у них в стране. Но считать эти события беспрецедентными было бы неверно. Например, еврейское меньшинство стало козлом отпущения для преодоления последствий денежного краха 1920-х в Германии.