Сенсация на Марсе (сборник) - Василий Бережной

— Как? — спросил Ротнак.

— Вот именно, как?

— Ну, знаешь, в космосе бывает много неожиданностей…

— А самая большая неожиданность — это халатность нашего капитана…

Ротнак ухватился за свою бороду, словно хотел ее вырвать.

В глазах его появилось крайнее удивление.

— Да, да, да! Преступная халатность! Она и привела к катастрофическому положению. — Алк, намереваясь во что бы то ни стало вызвать гнев Ротнака, еще больше гневался сам. Из-за его гонора и чванства гибнет такая экспедиция! Строит из себя супермена… А вот — упустил момент, заснул за пультом!

— Постой, постой, — воскликнул Ротнак. — Он что же… заснул на посту?

— Представь себе!

— Послушай, Алк, — Ротнак положил ему руку на плечо. Такое обвинение, знаешь… Это очень серьезно…

— Знаю. Дополнение к «Инструкции» он предложил сам. Новоявленный Ликург!

— Но как ты докажешь, что Нескуба…

— Докажу! Стоит только прослушать запись совещания.

— Я был тогда… Но ничего такого не припоминаю… Обсудили, кажется, все до мелочей…

— Ты, наверно, опоздал.

— Ну что ж, если есть основания, то… обвиняй… Я поддержу. Pereat mundus, fiat jnstitia![9]

У Алка гора с плеч свалилась: первый союзник! Он пожал Ротнаку руку и помчался по всему огромному кораблю. Невидимые путы тяготения хватали его за ноги, тело наливалось свинцом усталости, но упрямый биолог не присел ни на минуту, пока не обегал все палубы и отсеки, подбивая экипаж «поставить точку над «i» и постоять за справедливость». Одни встречали его с недоверием, другие равнодушно, особенно больные, переполнившие госпиталь, но большинство удалось наэлектризовать. То тут, то там раздавались возгласы:

— На обсуждение!

— К ответу!

— Закон для всех один!

Почти со всеми переговорил Алк, а с Эолой не решился.

Утомленный и хмурый, вернулся в свою оранжерею, мечтая об одном: прилечь и отдохнуть, подумать наедине с самим собой, как действовать дальше.

В теплице было душно, и у него едва не закружилась голова. Вспомнил свой ботанический уникум, и волна злости снова нахлынула на него.

И вдруг он увидел Эолу. Она медленно шла между решетчатыми перегородками прямо к нему. Шла как привидение, будто бы пробиваясь сквозь туман.

Алк остановился, протер глаза — видение не исчезло. Она… О силы космоса, как он бредил ею, как не хотел, как боялся увидеть сейчас! Какое-то мгновенье превозмогал себя, чтобы просто-напросто не сбежать… Но это было бы смешно. Мальчишество.

Эола приближалась неторопливо, словно шла по прогулочной палубе, а он стоял согбенный, жалкий, готовый провалиться сквозь стальную обшивку корабля. Лаская взглядом ее нежный стан, любовался ею и одновременно трепетал от страха: такую власть имела над ним эта хрупкая женщина. Да скажи она, чтобы он выбросился за борт, он сделал бы это без колебаний. Но она ведь не знает, а может быть, и не подозревает о своем могуществе, о власти своей красоты. И конечно же этот Нескуба никогда не любил ее так… Воспоминание о капитане сразу же протрезвило Алка. Чувство вины перед этой женщиной мгновенно исчезло. Мысленно упрекнул себя: размагнитился, готов упасть на колени…

Вступил в разговор первым:

— Возможно, вас интересует мой уникальный цветок? К сожалению, его биологический хронометр почти…

— Нет, — возразила Эола. Едва заметная ироническая улыбка промелькнула на ее алых губах. — Я хотела посмотреть на вас.

Так и сказала — посмотреть, а не увидеть.

— Ну что ж, вот я перед вами, — Алк переступил с ноги на ногу.

Эола пристально посмотрела ему в глаза. Потом обошла сбоку и, уже уходя, произнесла, нажимая на первое слово:

— Такого я от вас не ожидала.

Алка словно ударило током — он качнулся, замахал руками, порываясь бежать за ней, чтобы доказать свою правоту, оправдаться. Он ведь честно, принципиально, но… Да разве ее переубедишь?

В изнеможении опустив плечи, побрел в свою спальню — небольшой куб, пристроенный у входа в оранжерею.

В постели немного успокоился: окончился такой тяжелый, нервозный день.

После дежурства Гордей Нескуба заперся в своей каюте, как будто хотел спрятаться от кого-то.

Настроение было серое, как осенний туман на Рижском взморье, тошнотное, как пюре из хлореллы. В такие минуты не знаешь, куда себя девать, — и к людям не хочется, и без них плохо. Эолы тоже не видно, где она пропадает?

Атмосфера на корабле мрачная, большинство его интернационального экипажа пало духом, только некоторые энтузиасты работают так, словно ничего не произошло. Но это фанатики… А что он сам, капитан? Не исчерпал ли свои моральные силы? Этого еще не хватало!

Повернул кресло к иллюминатору, и сразу предстала перед ним бездонная глубина космоса. Долго смотрел в темно-фиолетовый простор, но успокоиться не мог. А ведь обычно созерцание космических глубин снимало тревожное чувство, утихомиривало душу, и тогда появлялось ощущение гармонии между человеком и Вселенной, радостное ощущение здоровья, энергии, когда сердце бьется в ритме космоса. Ритм, согласие… Сейчас этого у многих нет. Почти треть экипажа заболела, и психолог прав, утверждая, что такая ситуация вызвана страхом неотвратимой катастрофы, неминуемой гибели.

Вспомнив о психологе, Нескуба протянул руку к коммуникатору и набрал его номер. Психолог включился, не вставая с постели.

— Заболел? — обеспокоенно спросил Нескуба.

— Да нет, просто думаю…

— И что, в горизонтальном положении появляются более интересные мысли?

Илвала поднялся и окинул капитана внимательным, изучающим взглядом. Произнес с расстановкой:

— Бывает… Изредка…

— А как шахматные настроения?

— Хочешь сыграть?

— Заходи, сразимся, — улыбнулся Нескуба. — Чтобы мозг не дремал.

Совсем недавно шахматная жизнь на «Викинге» била ключом. Шахматистами стали все без исключения, даже те, которые до полета не знали, как ходит пешка. Проводились турниры женские, мужские, на командное и личное первенство, на кубок и тэ дэ и тэ пэ. Ежегодно играли чемпионат корабля, и шахматное искусство обогащалось новыми открытиями. В нынешнем году в финал личного первенства вышли Нескуба и Алк, но о матче между ними сейчас никто и не помышлял.

Расставляя магнитные фигуры, Илвала думал: «Неужели Гордей собирается сыграть матч, несмотря на… Вот это характер! Знает ли он, к какому сражению готовится Алк? Скорее всего, нет. Видно по настроению. Не сказать ли ему? Неприятно…»

— Ну что же, начнем, — сказал психолог, передвигая на два поля вперед ферзевую пешку.