Крик души - Сьюзен Льюис

Хотя эпицентр бури уже миновал, Никки все еще дрожала и хватала ртом воздух. Ее глаза покраснели и воспалились, лицо исказилось от безысходности и горя.

— Это я и пыталась ей объяснить, — вставила миссис А., похоже, потрясенная не меньше. — Завтра или послезавтра, возможно…

— Я должна была знать! — нервно перебила ее Никки. — Я не могу объяснить зачем. Это просто оказалось сильнее меня. — Она попыталась высморкаться, но ее все еще сотрясали сухие, мучительные рыдания. — Что-то с нами не так, — сказала она Спенсу, — в нас сидит какой-то злобный, вредный ген, и мы передали его… передали его… — Ее голос сорвался в пропасть ужаса, продолжавшую открываться в ней.

Спенс еще крепче обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.

— Мы должны узнать другое мнение, — решительно заявил он. — Я тут подумал — возможно, анализы перепутали. Такое ведь случается, правда?

Его взгляд был таким отчаянным, что миссис А. смогла только кивнуть.

— Да, случается, — уступила она, потому что такое действительно случалось, и она уже молилась о том, чтобы на сей раз так и произошло. — Я поговорю с мистером Пирсом, — сказала она. — Я могу сама взять у Зака кровь, если хотите, и я сама отвезу ее в лабораторию, где я знаю одного из лаборантов. Таким образом, анализы не потеряются и не перепутаются с чужими.

Глаза Никки вспыхнули надеждой, когда она посмотрела на нее.

— Да, пожалуйста, сделайте это, — всхлипнула она. — Если у вас с собой все, что нужно…

— Нет, — ответила миссис А., — но вы можете привезти малютку в Хеллс-парк завтра. Мы возьмем анализы там.

Никки повернулась к Спенсу.

— Произошла ошибка, — сказала она, и голос ее звучал так уверенно, что это разбивало сердце. — Я просто знаю. Ничто из того, что мы прочитали, к нам не относится. Мы даже не евреи, не говоря уже о каких-то ашке-как-там-дальше.

— Ашкенази, — подсказала ей миссис А. Затем, поскольку она накануне вечером много об этом читала, она смогла сообщить им, что большинство евреев относятся к ашкенази. — Это не какая-то маленькая секта, как я подумала, когда впервые услышала о них, — продолжала она. — Ашкенази — это приблизительно восемьдесят процентов евреев.

Спенс и Никки переглянулись.

— Но не только евреи зачастую оказываются носителями этого мутировавшего гена, — продолжала миссис А., чувствуя, что она должна поделиться с ними всем, что обнаружила. — В канадском Квебеке есть один район, где обнаружили большое количество носителей. Это же касается народности кейджн в Луизиане, что в Соединенных Штатах, и группы аманитов в Пенсильвании, тоже в США.

И снова Спенс и Никки переглянулись.

— Я никого не знаю из Квебека или из других упомянутых вами мест, — заметила Никки.

Спенс покачал головой.

— Я тоже. Но кто может сказать, кого знала моя мать?

Никки повернулась к миссис А.

— Мои родители британцы, — заверила она медсестру, — и они стопроцентные христиане, а не евреи, или аманиты, или кто-то еще. Вот видите, я не могу быть носителем этого гена, даже если Спенс — носитель, а ведь для передачи нужно, чтобы носителями были мы оба. Кровь Зака, должно быть, просто перепутали с чьей-то еще.

Миссис А. кивнула и постаралась улыбнуться как можно бодрее.

— Это хорошая мысль, — согласилась она, — значит, так и поступим. Принесите Зака рано утром, и мы попытаемся получить результаты анализа к концу дня.

Увидев этот тонкий спасательный трос, Спенс и Никки ухватились за него: теперь они смогли немного больше поспать ночью, чем сумели бы в другой ситуации, и даже съели по тосту на завтрак следующего дня. Они не обсуждали, насколько хрупкой, а возможно, даже тщетной была их надежда, они просто цеплялись за нее и все еще не отпускали, когда, уже в клинике, миссис А. согнула локоток Зака, чтобы взять у него кровь.

Когда она закончила, Спенс и Никки отвезли его домой, и ужасное ожидание началось. Миссис А. не могла гарантировать, что ее друг в лаборатории сможет сообщить им результат сегодня, но они все равно надеялись и боялись, что ему это удастся.

— Если окажется, что у него действительно эта болезнь, — сказала Никки к середине дня, — то я не смогу переехать в Лондон в конце недели.

Хотя Спенс и смотрел на нее, он не понимал, о чем она говорит.

— Я не хочу, чтобы он очутился среди чужих людей, — продолжала она. — Миссис А. знает и любит его…

— С ним все будет хорошо! — резко перебил ее Спенс.

— Я знаю, — кивнула она, — я только хочу сказать… — Никки замолчала, когда на нее накатил очередной вал ужаса и затопил ее сердце. Она глубоко вздохнула, словно пытаясь вернуть все на свои места. — Ты прав, с ним все будет хорошо, — прошептала она, несмотря на снедавший ее страх.

Зазвонил телефон Спенса, и они оба подскочили от неожиданности. Его лицо полностью побелело; он посмотрел на Никки, затем проверил, кто это, и закрыл глаза от разочарования и облегчения.

— Дэвид, — пояснил он и ответил на звонок.

— Я только что говорил с мамой, — сказал Дэвид, и по тому, как дрожал его голос, было понятно, какой шок он пережил. — Господи, Спенс, ты должен был позвонить мне вчера вечером. Я приехал бы прямо туда.

— Спасибо, дружище, — ответил Спенс, — но нам нужно, чтобы ты руководил съемками фильма. Ты сказал Дрейку?

— Нет, но он волнуется. Мы все начали беспокоиться, когда ты не перезвонил.

Спенс перевел взгляд на Никки.

— Никому ничего не говори, — попросил он Дэвида. — Мы ждем новостей от твоей мамы: мы решили сдать анализы еще раз.

— Я знаю, она мне сказала. — Дэвид замолчал на минуту, а затем продолжил: — Я не знаю, как вы относитесь к Богу, — произнес он хриплым от переполнявших его эмоций голосом, — но я хочу помолиться за вас, Спенс. Я хочу попросить парня там наверху позаботиться о том, чтобы все это оказалось ужасной ошибкой. Я знаю, мама делает то же самое.

Внезапно у Спенса так сжало горло, что он не смог продолжать разговор.

Никки забрала у него телефон и сказала:

— Дэвид, это я. У нас все хорошо, Зак прекрасно себя чувствует. Мы знаем, что произошла ошибка, но мы должны получить подтверждение.

— Конечно, — согласился Дэвид. — Я увижусь с Дэном чуть позже; мне сказать ему, что происходит?

Несмотря на свой спокойный тон, Никки была слишком травмирована, чтобы сдерживаться достаточно долго или думать достаточно быстро.

— М-м, не знаю, — пробормотала она. — Все может измениться в любую минуту… Ладно, да, скажи ему, потому что тебе будет слишком тяжело держать все в себе, и, так или иначе, к тому времени, наверное, уже появятся хорошие новости.