Альтернативная история - Йен Уотсон

Такое количество хлама в конечном счете сделало его невнимательным ко всему, что было вокруг; он то и дело уворачивался как мысленно, так и физически. Представляя себе серебряный полумесяц, поблескивающий на фоне белоснежной кожи, он вдруг осознал, что, наверное, пропустил улицу, которую искал. Он застыл на месте, в уши снова хлынули крики уличных торговцев, пульс барабанов и синтезаторов. Грант обернулся в поисках номера дома на какой-нибудь лавке.

— Потерялся, папаша? — спросил долговязый молодой индеец, с золотыми зубами и ритуальными шрамами на обнаженной груди. Он держал высокий шест, с которого свисала дюжина отвратительных резиновых скальпов и несколько адвокатских париков. Они придавали индейцу вид маскарадного купца, если не считать одной омерзительной детали: каждый из белых париков был заляпан кровью, вернее, красной краской, накапанной по жестким локонам. — Ты выглядишь так, точно потерялся.

— Ищу одну лавку, — пробормотал он, доставая из кармана визитку мистера Облако.

— Нет, я имел в виду — на самом деле потерялся. Вышел из равновесия. Кояанискатси, папаша. Как и весь мир.

— Я ищу лавку, — твердо повторил Грант.

— И все? Только лавку? А как насчет того, что ты реально потерял? Я о том, что потеряли мы все. Смотри.

Он похлопал по своему тощему бедру, обернутому черной кожаной набедренной повязкой. На поясе у него болталось нечто вроде куклы на веревочке, какой-то амулет. Грант взглянул поверх головы индейца и увидел прямо над дверью номер, который искал. А чертов краснокожий преграждал ему путь. Пока он пытался проскользнуть мимо, избегая контакта с резиновыми скальпами и окровавленными париками, индеец отцепил амулет и сунул его Гранту в лицо. Грант отпрянул, споткнулся и едва не упал. Он увидел жутковатый манекен с морщинистым и дряблым лицом — страдальческая гримаса была вырезана на сушеном яблоке.

— Вот… вот где мы это утратили, — сказал индеец, прижимая куклу к щеке, словно ожидая, что она поцелует его или укусит зубами из рисовых зернышек. Конечности ее были сделаны из полосок вяленой говядины, расправленных на деревянном перекрестье. Руки и ноги удерживались на кресте четырьмя крошечными гвоздиками. — Он отдал свою жизнь за тебя. Не за один какой-то народ, а за всех. Вечная свобода — вот что Он пообещал.

— Я опаздываю на встречу, — заявил Грант, не в силах скрыть отвращение.

— Опоздал и потерялся, — сказал индеец. — Но ты уже никогда не догонишь — время скользнуло мимо. И никогда не отыщешь свой путь, если только не последуешь за Ним.

— Уйди с дороги!

Он оттолкнул индейца в сторону, выбив из его пальцев мерзкого идола. Боясь возмездия, он изобразил на лице примирительное выражение, повернувшись спиной к двери, до которой с таким трудом добрался. Но индеец не смотрел на него — присев на корточки, он поднимал с грязной мостовой своего маленького мученика. Поднеся фигурку к губам, он нежно ее поцеловал.

— Извини, — сказал Грант.

Индеец посмотрел на него и зловеще ухмыльнулся, оскалив золотые зубы, потом впился зубами в сухое коричневое тело Христа и оторвал кусок вяленого мяса.

Борясь с тошнотой, Грант замолотил в дверь за спиной. Она резко открылась, и он едва не упал на руки мистеру Облако.

Во второй раз он увидел этот образ следующим летом в округе Корнуоллис.[53] Несмотря на тот факт, что Грант специализировался на искусстве провинций, чаще всего он ездил в колонии с деловыми целями, поэтому ему открывались виды не более впечатляющие, чем интерьеры банков и деловых контор. Лишь иногда он совершал короткие поездки на территорию Шести Племен,[54] чтобы встретиться с создателями изящных вещичек, которыми он торговал. Продажи шли хорошо, мастеров удалось убедить, что нужно обильно украшать поделки не только серебром, но и золотом, а бирюзу и оникс заменить на бриллианты и другие драгоценные камни, — спрос на американские ювелирные изделия «высокой моды» уже превзошел самые смелые ожидания. Перед его неизбежным спадом и последующими лихорадочными поисками очередного «верного товара» Грант решил принять предложение старого знакомого из колоний, который давно предлагал устроить ему экскурсию по великим американским монументам столицы.

Арнольдсбург, округ Корнуоллис, изнемогал от влажной дымки, которую усугубляли выхлопные газы такси, казавшихся единственными обитателями города. Со слезящимися глазами и еле работающими легкими, Грант и его гид переползали из такси в такси и ныряли в прохладные мраморные коридоры, воняющие мочой, где толпились чернокожие парни, продающие или покупающие опиаты. Трудно было не насмехаться над великими фигурами американской истории, оказавшимися в подобном окружении и взятыми в плен ироничными плодами своих побед. Казалось, что огромная скульптура сидящего Бергойна с легким изумлением смотрит на спящих между его ногами наркоманов; бронзовые Ричард и Уильям Хау стояли спиной к спине, погруженные по пояс в толпу, как будто давали последний бой колониальным лилипутам.

Его гостеприимный хозяин Дэвид Майкельсон был ирландским переселенцем. Сперва он оказался в Америке в должности врача Ирландской королевской армии, а когда срок истек, подписал контракт на несколько лет службы в Королевской американской армии. С тех пор он открыл успешную дерматологическую практику в Арнольдсбурге. Он коллекционировал туземное американское искусство, что и свело его с Грантом Иннесом. Майкельсон обладал превосходным вкусом при выборе изделий из металла, однако сейчас Грант подшучивал над ним за любовь к «этим мраморным чудовищам».

— Но ведь они герои, Грант. Представь, где без них оказалась бы сейчас Англия. Остров почти без ресурсов и с ограниченным пространством для экспансии. Как бы мы смогли поддерживать здоровый рост экономики, начавшийся после промышленной революции? Это невозможно. И без подобных людей, закрепивших за нами здешние земли, как мы смогли бы их удержать? Америка настолько обширна — ты даже представить не можешь насколько. Эти воины проложили путь к миру и достойному управлению, двигаясь по узкой тропке между Испанией и Францией. А без прекрасных дипломатов, сумевших погасить зарождающийся бунт и облегчить совместное расселение Шести Племен, в Америке и сейчас бы могла продолжаться война. Зато теперь ресурсы Америки принадлежат короне. Вот наша сокровищница, Грант, а они — хранители этого сокровища.

— Сокровище, — повторил Грант, слегка подталкивая собеседника локтем и обращая его внимание на старую скво, валяющуюся в отключке у подножия памятника Хау.

— Тогда пошли, — предложил Майкельсон. — Я покажу тебе еще кое-что, а потом двинем куда захочешь.

Они поймали очередное такси, двигавшееся с частыми остановками по железной автомобильной реке. Вскоре над крышами машин показался широкий купол.

— Ага, — сказал Грант, — я знаю, что это.

Они вышли на краю огромной круглой площади. Накрывающий площадь купол поддерживала сотня белых колонн. Они вошли в его тень, и от перепада яркости Грант на мгновение ослеп.

— Осторожно, старина, — предупредил Майкельсон. — Здесь перила. Хватайся за них. Не хочу, чтобы ты туда свалился.

Его пальцы сомкнулись на отполированном металле. Вновь обретя уверенность, он открыл глаза и обнаружил, что смотрит в глубокую яму. Стенки шахты были идеально гладкими и круглыми, словно пробитые пулей, вошедшей в землю. Он ощутил дующий снизу холодный ветер и испытал легкое головокружение.

— Глубины мужества, неисчерпаемый колодец человеческого духа, — услышал он слова Майкельсона. — Посмотришь в него — и голова кружится от гордости, верно?

— Я… меня… тошнит. — Грант развернулся и торопливо направился к дневному свету.

Под лучами солнца его прошиб холодный пот, Грант прислонился к мраморному подиуму, и постепенно его дыхание успокоилось. Когда и в голове у него немного прояснилось, он поднял взгляд и увидел, что на подиуме выгравировано имя героя, чьи достижения увековечивала шахта. На каменном постаменте возвышался и бюст этого благородного героя.

БЕНЕДИКТ АРНОЛЬД

Первый американский президент-генерал,

назначенный королем Георгом III

в награду за его доблесть при подавлении восстания в провинциях

в 1776–1779 годах.

Его нагнал Дэвид Майкельсон:

— Как ты себя чувствуешь, Грант?

— Лучше. Я… Пожалуй, мне лучше вернуться в гостиницу. Эта жара…

— Конечно. Я поймаю такси, а ты постой здесь минутку.

Глядя вслед торопливо уходящему Майкельсону, он скользнул взглядом по окружности площади, где обычные уличные торговцы разложили обычные сувениры. Скорее привычка, нежели любопытство, заставила его пройти вдоль ряда потрепанных одеял, быстро осматривая товары и отвергая как очередной хлам.