София - венецианская заложница - Энн Чемберлен

— Я покажу тебе, кто здесь крестьянин! — кричал разбойник.

— Держу пари, ты боишься воды, как кошка, — отвечала его жена.

— Я покажу тебе! — повторил Орхан. — Я так же хорош, как и сын султана, и я могу помыться в любое время, когда захочу. Я даже могу мыться в присутствии Мурата — если я захочу. Проклятая женщина.

И с этими словами он вытолкал Сафи из хижины.

После первого в этом году сезона плохой погоды снова стало тепло. Но короткое потепление не могло скрыть тот факт, что зима уже наступила, и холодный ветер лучше всего выдавал это. И хотя утро было теплое, все равно вода в озере намного отличалась от тех теплых ванн, которые привык принимать Мурат. Однако Орхана это не остановило, ведь была задета его честь. И в мгновение ока он снял с себя одежду и оказался в воде.

И это была не его жена, про которую он давно уже забыл, кому он кричал: «Принц Мурат, ты трус по сравнению с Орханом, Сумасшедшим Орханом! Клянусь Аллахом, ты — трус».

Сафи стояла одна на берегу и слушала это хвастовство Орхана. В горном потоке он чувствовал себя, как рыба в воде, по сравнению с напряжением, какое он испытывал в присутствии этой постоянно флиртующей с ним женщины. Разбойник даже старался не смотреть на нее, когда произносил свое ругательство, относившееся к ее любовнику. И он продолжал не замечать ее до тех пор, пока не услышал какие-то звуки с ее стороны. Бросив туда свой взгляд, он увидел, что Сафи сняла платье и стояла на берегу в прозрачной сорочке и шароварах.

— Я подумала, что так будет лучше, — сказала она. — На одежде есть жемчуг и, мой господин, его может смыть течением. Я бы не хотела рисковать вашим имуществом.

Орхан видел сквозь ее прозрачную сорочку, как от порывов ветра твердеют ее соски, и новые, неведомые чувства охватили его. Он определил эти чувства как страх или стыд и, чтобы укрыться от них, выбрался на камень на противоположном берегу. И все же больше всего его беспокоило состояние его мужского достоинства. Именно это он и хотел скрыть. Но в одно мгновение Сафи переплыла на его сторону.

Девушка вышла на берег и подошла к нему. Она наклонилась, прислонясь своей грудью к нему, и прошептала: «Попробуй жемчужину, которую ты украл у принца Мурата».

В следующие несколько дней я часто видел, как они вдвоем удалялись в рощу.

XLVI

Есмихан не могла поверить, что какая-нибудь женщина, в частности Сафи, сможет долго оставаться в таком месте, где ее честь и достоинство попираются, и тем более что с этим можно смириться. Время от времени Сафи оставляла нас на несколько часов. Да, она была смелее, чем Есмихан, но она не была распутницей. Я думал, что мне лучше не разочаровывать мою госпожу; считал, что мой долг — не позволять ей даже задумываться об этом. Но хотя мы сами не знали, какое это может иметь значение для нашей дальнейшей судьбы, наступил день, когда сын Орхана вернулся из Стамбула.

— Но где же мой отец? — спросил он, сгорая от нетерпения.

Его слова привели жену разбойника в состояние глубокой печали — ее обычное состояние в течение последних дней.

— Подлец! — закричала она в глубь хижины. — Твой сын вернулся.

— Иду, иду, — пробормотал тот робко, торопливо завязывая свой пояс на ходу.

Молодой человек вопросительно посмотрел на своего отца, но никак это не прокомментировал, увлеченный успехом своей миссии. Он не получил твердого подтверждения желания Порты вести переговоры. В действительности паша Соколли во главе небольшой армии покинул город рано утром, намереваясь обложить разбойников, как осаждают крепость или город.

— Но мы знаем, что это невозможно, — сказал Орхан, уверенный в своей могущественности.

— Это правда, — ответил его сын. — Я оставил их в Иноне. Теперь они не знают, куда идти, так же как и принц, который просидел там уже неделю.

— Хорошо. Скоро они будут готовы вести переговоры. Я дам им срок до середины зимы — это крайний срок.

Время шло очень быстро до той ночи. Начался снег.

Той ночью разбойники проснулись очень поздно. Молодой мужчина привез из Стамбула вино из запрещенных византийских погребов, и успех их мероприятия приближался, победа была уже рядом. Сафи не спала, она тоже хотела присоединиться к разбойникам. Есмихан же спала крепким сном, но даже во сне она беспокойно вздрагивала.

Я думаю, что тоже задремал, по крайней мере, я был удивлен удару по моему плечу. Защищая себя, я вскинул руку, и она неожиданно наткнулась на кинжал.

— Это не ваш кинжал. Извините. Они охраняли его очень хорошо из-за драгоценностей на рукоятки. Но я думаю, вам и этот понравится, — произнес в темноте чей-то незнакомый, но в то же время очень знакомый голос.

К этому времени я понял, что это был дервиш, бродячий монах. Он не стал говорить лишних слов, а сразу перешел к делу:

— Они собираются отдать вашу молодую госпожу сыну Орхана. Этой ночью. Вы должны помешать этому. Другого выхода нет. Ради ее чести и вашей жизни я буду сегодня на вашей стороне в этом деле.

Я взвесил оружие в руке и обнаружил, что оно было достаточно тяжелым. Оно разожгло во мне чувство уверенности и силы, как в юности.

Я повернулся, чтобы поблагодарить этого человека, но тот уже исчез. Я бы его точно увидел, если бы он выходил через дверь в главное помещение. Но было слишком темно, и я не видел, что происходило в другом направлении. Позвал его несколько раз, но мне никто не ответил. Поэтому я встал и пошел к проходу, чтобы разъяснить для себя ситуацию.

Стояла полная тишина, и вначале я даже подумал: неужели они на эту ночь отступили от своих обязанностей или вообще находились в полном ступоре над своими чашками с вином? Но это была тишина, полная плохих предчувствий, которая была нарушена громким голосом Сумасшедшего Орхана:

— Приведите девушку!

Так я узнал, что триумфальное обесчещение паши Соколли будет публичным, а не индивидуальным. И я также понял, что мой кинжал перед вооруженными до зубов разбойниками был ничем. Я мог бы убить одного из них, в лучшем случае двоих, перед тем как они убили бы меня, и Есмихан осталась бы не только обесчещенной, но и одинокой, без преданных друзей.

— Вставай, принцесса, вставай! — мужчина с демоническим лицом наклонился над ней. — Пришла твоя брачная ночь!

Есмихан еще не понимала, что происходит. Ее ноги все еще были тяжелы от сна, но она уже была достаточно в сознании, чтобы заплакать из-за того, что мужчины увидели ее без вуали. И то, что ей удалось немного закрыть себя перед тем, как ее под руки отвели в главную комнату, было малым утешением. Я даже не мог посмотреть ей в глаза, чтобы немного успокоить, хотя и знал, что они молили об этом. Я был, как и она, совершенно беспомощен в этой ситуации.