Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я начинаю думать, что переплатил.
— Никаких возвратов, — шепчу я в ответ, улыбка кривит мои губы, когда я прижимаюсь клитором к его пульсирующему члену. Господи, он такой теплый и твердый, что я понимаю, что могла бы возбудиться и от гораздо меньшего.
В моей голове проносятся самые грязные мысли, но пальцы, скользнувшие под лямку лифчика, возвращают меня на землю.
Рафаэль смотрит на меня из-под темных ресниц.
— Сними его.
— За дополнительную плату.
Щелчок, когда он вытаскивает большой палец из-под лямки, заставляет мою спину выгибаться от удовольствия. Сжав челюсти, он пробегает глазами по моему горлу и возвращается к приоткрытым губам.
— Я сниму его.
— Это стоит еще дороже.
Снова он издает этот животный стон, моя киска сжимается вокруг него, и, черт возьми, как бы я хотела, чтобы это было осязаемым. Мои пальцы впиваются в подголовник, и хриплое дыхание щекочет мою грудь. Я бросаю полуприкрытый взгляд на крышу и чувствую внезапную тяжесть на коленях.
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, теперь мне знаком вес его денег.
— Не хватает.
Еще один удар, на этот раз более сильный, приходится на мой живот. Я качаю головой.
— Даже не близко…
Мое нахальство превращается в вздох, когда толстые пальцы Рафаэля находят опору в корнях моих волос и оттягивают голову назад. Я открываю рот, чтобы возразить, но тут что-то холодное и гладкое скользит в него.
Сначала я думаю, что это еще одна игральная карта, но когда я вытаскиваю ее, то понимаю, что это черная Amex.
Мои глаза встречаются с Рафаэлем.
— Пин-код — четыре, восемь, четыре, два, — тихо произносит он, сцепляет пальцы за головой и откидывается на подголовник. Его взгляд вспыхивает, как предупреждающий знак. — А теперь сними его.
По моему телу пробегает оцепенение. Я приподнимаюсь ровно настолько, чтобы бросить его карточку на пассажирское сиденье — только через мой труп я забуду этот пин-код — и снова опускаюсь к нему на колени.
Он выжидающе смотрит на меня. Проходит три прерывистых удара сердца, прежде чем я набираюсь смелости и снимаю лифчик.
Я бросаю его ему в лицо, и когда кружевная чашечка соскальзывает с его подбородка, медленный выдох срывается с его приоткрытых губ. Напряжение повисает на его плечах, когда он окидывает голодным взглядом мою грудь. Они становятся тяжелее с каждым сантиметром, который он покрывает, чувствительнее с каждым трепетом его горячего дыхания.
Он наклоняет голову и напрягает бицепсы, закидывая руки за голову, а потом кивает.
— Продолжай.
Киска пульсирует от осознания близости, я откидываюсь назад и обхватываю его колени, снова двигая бедрами вперед, прокладывая дорожку экстаза вдоль твердой поверхности его бедра. Конечно, в стриптиз-клубе я никогда не ласкала посетителя так сексуально, как сейчас. Я бы предпочла подхватить чуму, чем зайти в одну из ВИП-комнат и предаться каким-либо… развлечениям, не входящим в меню.
Но Рафаэль не постоянный посетитель, а я больше не стриптизерша. Что бы это ни было, нельзя отрицать, что у нас что-то есть. Очень огнеопасная вещь, и она взорвется, если мы поднесем к ней спичку.
Очередное вращение бедрами вызывает еще один стон глубоко внутри меня. Глаза Рафаэля сужаются, его челюсть дергается от осознания.
— Ты мокрая, Пенелопа?
Возбужденная, я киваю.
Его взгляд скользит вниз, туда, где мои стринги соприкасаются с его брюками.
— Сдвинь трусики в сторону. Оставь мне что-нибудь на память.
Я слишком кайфую от трения, чтобы спорить. Слишком пьяна от собственной влаги между бедер и желания. Я сдвигаю трусики в сторону и нежусь под жаром его восхищённого взгляда, потираясь о его ногу.
Давление между бедер нарастает с каждым скольжением, наполненным трением, и с каждым прикосновением выпуклости Рафаэля к моему клитору.
— Блять, — шепчет он мне на ухо, когда я просовываю руки между его согнутыми локтями и сцепляю пальцы за подголовником, чтобы занять более удобное положение. — Ты действительно собираешься кончить на меня?
Что это за гребаный вопрос такой? Возможно, я смогла бы расшифровать его тон, если бы мой пульс так громко не отдавался в ушах, если бы мое тело не кричало от потребности в освобождении.
Я возбуждена, в отчаянии, полна страсти и развратных мыслей. Я не в состоянии ответить на его вопрос, это точно. Но он получает ответ, и все, что для этого требуется — это согнуть бедро. Выгибаясь от неожиданного движения под моим клитором, я впиваюсь зубами в бицепс Рафаэля, чтобы догнать оргазм, который распространяется по моему телу, как лесной пожар.
Через несколько мгновений, наполненных звездами, мой кайф оседает вокруг меня, как пыль. Я прижимаюсь к его груди — буря к его спокойствию, огонь к его льду, — чтобы восстановить дыхание.
Только когда мое сознание возвращается ко мне, я понимаю, что он не двигался. Черт возьми, он не дышал. С беспокойством и остатками смущения, подползающими к горлу, я отталкиваюсь от него и с опаской встречаюсь с ним взглядом.
Он лишен всякого выражения. Ничего в нем не меняется, даже когда он протягивает мне лифчик. Даже когда он бросает мой топ мне на колени. Я натягиваю его, сердце колотится теперь совсем по другой причине.
Нервы сжимают мою кожу, я соскальзываю с него и падаю на пассажирское сиденье, неловко надевая джинсы и кроссовки.
Он пристально смотрит на меня.
— Что? — шепчу я. Мне бы хотелось, чтобы мой вопрос не звучал так уязвимо.
Не говоря ни слова, он натягивает пиджак обратно на мои бедра и снова обращает свое внимание на дождь на лобовом стекле. Машина оживает, фары отбрасывают желтый свет за пределы воды, и новая веселая рождественская песня наполняет салон.
К горлу подступает ком, я смотрю на бардачок, не в силах игнорировать, как страх тянет мое сердце, словно якорь. Я уже бывала в подобной ситуации раньше — на самом деле дважды. Я спала только с двумя мужчинами, и обоим удалось одурачить меня. Они смеялись, когда я оскорбляла их, наклонялись над обеденными столами и притворялись заинтересованными, когда несколько бокалов вина развязывали мне язык и ослабляли мою защиту. Оба раза я позволяла им грубо трахать меня на заднем сиденье их машин, после чего больше ни о ком из них не слышала.
И вот теперь я здесь, сижу в тишине, ерзая на пассажирском сиденье. Все это кажется слишком знакомым.
Но затем твердая, горячая
