Осуждённые грешники (ЛП) - Сомма Скетчер

мою спину, чтобы поддержать меня. Черные волосы щекочут мне горло, и усмешка пробирается вниз по декольте, заставляя соски болеть. Сухой смешок Рафаэля вибрирует у моей ключицы, воспламеняя каждое нервное окончание в моем теле.

— Я начинаю думать, что переплатил.

— Никаких возвратов, — шепчу я в ответ, улыбка кривит мои губы, когда я прижимаюсь клитором к его пульсирующему члену. Господи, он такой теплый и твердый, что я понимаю, что могла бы возбудиться и от гораздо меньшего.

В моей голове проносятся самые грязные мысли, но пальцы, скользнувшие под лямку лифчика, возвращают меня на землю.

Рафаэль смотрит на меня из-под темных ресниц.

— Сними его.

— За дополнительную плату.

Щелчок, когда он вытаскивает большой палец из-под лямки, заставляет мою спину выгибаться от удовольствия. Сжав челюсти, он пробегает глазами по моему горлу и возвращается к приоткрытым губам.

— Я сниму его.

— Это стоит еще дороже.

Снова он издает этот животный стон, моя киска сжимается вокруг него, и, черт возьми, как бы я хотела, чтобы это было осязаемым. Мои пальцы впиваются в подголовник, и хриплое дыхание щекочет мою грудь. Я бросаю полуприкрытый взгляд на крышу и чувствую внезапную тяжесть на коленях.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы подавить улыбку, теперь мне знаком вес его денег.

— Не хватает.

Еще один удар, на этот раз более сильный, приходится на мой живот. Я качаю головой.

— Даже не близко…

Мое нахальство превращается в вздох, когда толстые пальцы Рафаэля находят опору в корнях моих волос и оттягивают голову назад. Я открываю рот, чтобы возразить, но тут что-то холодное и гладкое скользит в него.

Сначала я думаю, что это еще одна игральная карта, но когда я вытаскиваю ее, то понимаю, что это черная Amex.

Мои глаза встречаются с Рафаэлем.

— Пин-код — четыре, восемь, четыре, два, — тихо произносит он, сцепляет пальцы за головой и откидывается на подголовник. Его взгляд вспыхивает, как предупреждающий знак. — А теперь сними его.

По моему телу пробегает оцепенение. Я приподнимаюсь ровно настолько, чтобы бросить его карточку на пассажирское сиденье — только через мой труп я забуду этот пин-код — и снова опускаюсь к нему на колени.

Он выжидающе смотрит на меня. Проходит три прерывистых удара сердца, прежде чем я набираюсь смелости и снимаю лифчик.

Я бросаю его ему в лицо, и когда кружевная чашечка соскальзывает с его подбородка, медленный выдох срывается с его приоткрытых губ. Напряжение повисает на его плечах, когда он окидывает голодным взглядом мою грудь. Они становятся тяжелее с каждым сантиметром, который он покрывает, чувствительнее с каждым трепетом его горячего дыхания.

Он наклоняет голову и напрягает бицепсы, закидывая руки за голову, а потом кивает.

— Продолжай.

Киска пульсирует от осознания близости, я откидываюсь назад и обхватываю его колени, снова двигая бедрами вперед, прокладывая дорожку экстаза вдоль твердой поверхности его бедра. Конечно, в стриптиз-клубе я никогда не ласкала посетителя так сексуально, как сейчас. Я бы предпочла подхватить чуму, чем зайти в одну из ВИП-комнат и предаться каким-либо… развлечениям, не входящим в меню.

Но Рафаэль не постоянный посетитель, а я больше не стриптизерша. Что бы это ни было, нельзя отрицать, что у нас что-то есть. Очень огнеопасная вещь, и она взорвется, если мы поднесем к ней спичку.

Очередное вращение бедрами вызывает еще один стон глубоко внутри меня. Глаза Рафаэля сужаются, его челюсть дергается от осознания.

— Ты мокрая, Пенелопа?

Возбужденная, я киваю.

Его взгляд скользит вниз, туда, где мои стринги соприкасаются с его брюками.

— Сдвинь трусики в сторону. Оставь мне что-нибудь на память.

Я слишком кайфую от трения, чтобы спорить. Слишком пьяна от собственной влаги между бедер и желания. Я сдвигаю трусики в сторону и нежусь под жаром его восхищённого взгляда, потираясь о его ногу.

Давление между бедер нарастает с каждым скольжением, наполненным трением, и с каждым прикосновением выпуклости Рафаэля к моему клитору.

— Блять, — шепчет он мне на ухо, когда я просовываю руки между его согнутыми локтями и сцепляю пальцы за подголовником, чтобы занять более удобное положение. — Ты действительно собираешься кончить на меня?

Что это за гребаный вопрос такой? Возможно, я смогла бы расшифровать его тон, если бы мой пульс так громко не отдавался в ушах, если бы мое тело не кричало от потребности в освобождении.

Я возбуждена, в отчаянии, полна страсти и развратных мыслей. Я не в состоянии ответить на его вопрос, это точно. Но он получает ответ, и все, что для этого требуется — это согнуть бедро. Выгибаясь от неожиданного движения под моим клитором, я впиваюсь зубами в бицепс Рафаэля, чтобы догнать оргазм, который распространяется по моему телу, как лесной пожар.

Через несколько мгновений, наполненных звездами, мой кайф оседает вокруг меня, как пыль. Я прижимаюсь к его груди — буря к его спокойствию, огонь к его льду, — чтобы восстановить дыхание.

Только когда мое сознание возвращается ко мне, я понимаю, что он не двигался. Черт возьми, он не дышал. С беспокойством и остатками смущения, подползающими к горлу, я отталкиваюсь от него и с опаской встречаюсь с ним взглядом.

Он лишен всякого выражения. Ничего в нем не меняется, даже когда он протягивает мне лифчик. Даже когда он бросает мой топ мне на колени. Я натягиваю его, сердце колотится теперь совсем по другой причине.

Нервы сжимают мою кожу, я соскальзываю с него и падаю на пассажирское сиденье, неловко надевая джинсы и кроссовки.

Он пристально смотрит на меня.

— Что? — шепчу я. Мне бы хотелось, чтобы мой вопрос не звучал так уязвимо.

Не говоря ни слова, он натягивает пиджак обратно на мои бедра и снова обращает свое внимание на дождь на лобовом стекле. Машина оживает, фары отбрасывают желтый свет за пределы воды, и новая веселая рождественская песня наполняет салон.

К горлу подступает ком, я смотрю на бардачок, не в силах игнорировать, как страх тянет мое сердце, словно якорь. Я уже бывала в подобной ситуации раньше — на самом деле дважды. Я спала только с двумя мужчинами, и обоим удалось одурачить меня. Они смеялись, когда я оскорбляла их, наклонялись над обеденными столами и притворялись заинтересованными, когда несколько бокалов вина развязывали мне язык и ослабляли мою защиту. Оба раза я позволяла им грубо трахать меня на заднем сиденье их машин, после чего больше ни о ком из них не слышала.

И вот теперь я здесь, сижу в тишине, ерзая на пассажирском сиденье. Все это кажется слишком знакомым.

Но затем твердая, горячая