Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина

Наклонившись, лекарь подобрал книгу и весело приподнял брови.

– Вот это да… Не знал даже, что её теперь и в школе изучают, – признался мужчина, с интересом перелистывая страницы. – Вот про эту знал, «Черепная латка». Тоже моя придумка. Ох, как подумаю, сколько всего успел за жизнь сотворить, сам себе завидовать начинаю. А ведь мой отец был уверен, что я брошу «увлечение лекарством». Уж больно непоседлив я был, драки и приключения любил, на месте сидеть не мог, постоянно меня куда-то ноги несли. А лекарство всё же ремесло солидное, усидчивости требует, не под мой темперамент. Ан нет! Кем я только в своей жизни не был: балагур, бард, путешественник, учёный, воин, сыскарь… Всё временно, всё ушло, пусть и не бесследно. А вот лекарем я всегда оставался. Ну кроме периода, когда пьяницей был…

Лекарь закрыл книгу, уложил её почему-то в шкатулку с записями хайрена Игренаэша и присел на кровать.

– Среди начинающих лекарей поверье есть, что первая сложность в ремесле, с которой ты должен будешь самостоятельно справиться, и определит твой путь. Если это будет серьёзное ранение в ногу, то станешь мастером по ногам. Если спина, значит, по спинам. Я думал, что стану мастером по мизинцам, – господин Шидай весело сморщил нос. – Первый раз без учителя мне довелось лечить оборотня, пострадавшего в стычке с вольными. Разбитая голова, стрела в груди… Трещину в черепе почему-то залатать было не сложно. Сердце остриё лишь оцарапало, такой ранкой оборотня не убьёшь. Хуже было с лёгкими. Но и с тем справился. А с почти отрезанным мизинцем я так намаялся, что уж думал совсем его оторвать и выбросить к Тёмным! Спроси меня сейчас, как голову лечил, как с сердцем разбирался, что с лёгкими делал – ничего не отвечу! А вот мизинец этот помню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Майяри внимательно слушала лекаря, не торопила, предчувствуя, что эти детали чем-то важны.

– И как-то сложилось так, что путь мой пошёл по самой, как мне тогда казалось, пустяковой ране – по сердцу. Ну и голове ещё, но больше я был известен в Салее именно по сердцам. Ты знаешь, у нас сердца лечат в основном от ран. Боги-создатели озаботились тем, чтобы дать нам, живущим более тысячи лет, крепкие и сильные сердца, способные вынести многое. Каждая часть нашего тела обновляется в течение десятилетий, истёртые суставы молодеют, кости укрепляются, органы здоровеют… Всё это для того, чтобы к тысяче лет от нас не осталась горстка праха. Пусть мы не так плодовиты, как люди, но наши дети крепче, здоровее и дожить до совершеннолетия им проще. Врождённые недуги случаются у нас так редко, что они никого не заботят, кроме, может, родителей. Родился больной ребёнок, так, может, для него и благо умереть в нежном возрасте, не успев вкусить разочарование неполноценной жизни? Нож в сердце – куда более частая болезнь для долгоживущих рас. Поэтому мы знаем его строение, но плохо представляем причины, по которым оно иногда отказывается работать у новорождённых. За всю свою жизнь я знал только восемнадцать оборотней, которые родились с плохим сердцем. Среди них был Ранхаш и… – Шидай запнулся и помрачнел, – и кое-кто ещё. Признаюсь, врождённые проблемы сердца меня мало интересовали, пока у меня на руках не описался Ранхаш.

Почти убаюканная рассказом Майяри непонимающе моргнула, а лекарь почему-то ехидно посмотрел на закрытую дверь.

– Уже после рождения стало ясно, что с Ранхашем что-то не так. Очень вялый, болезненный, с плохой реакцией и малым весом. Лекари тут же его проверили и выявили редкую проблему – отклонения в строении сердца. Небольшие, но сердце – тот орган, механизм которого должен быть безупречен. А теперь представь его мать, – взгляд лекаря похолодел. – Её ребёнок родился с редчайшей болезнью. Именно её сын, которому она пророчила блестящее будущее. Она не могла и не хотела верить, что такая женщина, как она, могла родить нежизнеспособного ребёнка. Если Руахаш посчитал, что боги наказали его, то Менвиа решила, что оскорбили. Она была вне себя от ярости и гнева! Родить ребёнка с болезнью, от которой страдают слабосильные люди… – Шидай помолчал, переживая внутри вспышку гнева, и уже спокойнее продолжил: – Наверное, её можно понять. Всё-таки воспитывали её с мыслью, что она особенная, что достойна только лучшего, чуть ли не сами боги обязаны оказывать ей покровительство… Наверное, можно было бы понять, но я не могу. Настолько не могу, что готов шею ей свернуть!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Майяри подалась ближе к вскипевшему оборотню и прижалась к его боку.

– Я тоже не понимаю, – призналась она, и лицо Шидая смягчилось.

– Странный ты ребёнок, Майяри, – мужчина приобнял её. – Ты росла в суровых условиях, но в тебе нет жестокости.

– Она во мне есть, – не согласилась девушка.

– Я не про эту жестокость, – улыбнулся лекарь. – Я про жестокость, которая растёт из себялюбия. Себя тоже можно любить по-разному. Иногда эта любовь возвышает тебя, а порой затмевает глаза и ослепляет разум. И ты уже никого, кроме себя, не видишь. Ты видишь, Майяри. Поверь, видеть – это хорошо. Если ты видишь других, то твоё собственное отражение день ото дня будет красивее и заглядывать в зеркало станет приятнее. Поверь старому волку. У меня были моменты, когда я в зеркало смотреть не мог. Именно в такой период я и познакомился с Ранхашем. Шерех, видать, решил, что раз и у Ранхаша, и у меня шансы на жизнь низкие, то сложенные вместе мы как-нибудь выберемся. И ведь не прогадал, старый пройдоха! – Шидай рассмеялся. – Уже через три месяца я составил первый вариант печати. Прислушивался к сердечку моего мальчика, – в голосе мужчины разлилась нежность, – поправлял его ритмы, чтобы Ранхаш не задыхался и не деревенел от боли, и рисовал. Тогда она ещё была очень несовершенная, но с годами я её доработал, правда, появилось много лишнего, побочные эффекты… В целом не страшно, но иногда неудобно. Мне неудобно, – Шидай опять бросил красноречивый взгляд на дверь.

– Хорошая штука, – Шидай одобрительно посмотрел на пустую рюмку. – Я, первый раз выпив эту настоечку, такое облегчение ощутил! Из-за тебя, поганки, две недели на взводе был, а тут отпустило.

Наклонившись, лекарь подобрал книгу и весело приподнял брови.

– Вот это да… Не знал даже, что её теперь и в школе изучают, – признался мужчина, с интересом перелистывая страницы. – Вот про эту знал, «Черепная латка». Тоже моя придумка. Ох, как подумаю, сколько всего успел за жизнь сотворить, сам себе завидовать начинаю. А ведь мой отец был уверен, что я брошу «увлечение лекарством». Уж больно непоседлив я был, драки и приключения любил, на месте сидеть не мог, постоянно меня куда-то ноги несли. А лекарство всё же ремесло солидное, усидчивости требует, не под мой темперамент. Ан нет! Кем я только в своей жизни не был: балагур, бард, путешественник, учёный, воин, сыскарь… Всё временно, всё ушло, пусть и не бесследно. А вот лекарем я всегда оставался. Ну кроме периода, когда пьяницей был…

Лекарь закрыл книгу, уложил её почему-то в шкатулку с записями хайрена Игренаэша и присел на кровать.

– Среди начинающих лекарей поверье есть, что первая сложность в ремесле, с которой ты должен будешь самостоятельно справиться, и определит твой путь. Если это будет серьёзное ранение в ногу, то станешь мастером по ногам. Если спина, значит, по спинам. Я думал, что стану мастером по мизинцам, – господин Шидай весело сморщил нос. – Первый раз без учителя мне довелось лечить оборотня, пострадавшего в стычке с вольными. Разбитая голова, стрела в груди… Трещину в черепе почему-то залатать было не сложно. Сердце остриё лишь оцарапало, такой ранкой оборотня не убьёшь. Хуже было с лёгкими. Но и с тем справился. А с почти отрезанным мизинцем я так намаялся, что уж думал совсем его оторвать и выбросить к Тёмным! Спроси меня сейчас, как голову лечил, как с сердцем разбирался, что с лёгкими делал – ничего не отвечу! А вот мизинец этот помню.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Майяри внимательно слушала лекаря, не торопила, предчувствуя, что эти детали чем-то важны.

– И как-то сложилось так, что путь мой пошёл по самой, как мне тогда казалось, пустяковой ране – по сердцу. Ну и голове ещё, но больше я был известен в Салее именно по сердцам. Ты знаешь, у нас сердца лечат в основном от ран. Боги-создатели озаботились тем, чтобы дать нам, живущим более тысячи лет, крепкие и сильные сердца, способные вынести многое. Каждая часть нашего тела обновляется в течение десятилетий, истёртые суставы молодеют, кости укрепляются, органы здоровеют… Всё это для того, чтобы к тысяче лет от нас не осталась горстка праха. Пусть мы не так плодовиты, как люди, но наши дети крепче, здоровее и дожить до совершеннолетия им проще. Врождённые недуги случаются у нас так редко, что они никого не заботят, кроме, может, родителей. Родился больной ребёнок, так, может, для него и благо умереть в нежном возрасте, не успев вкусить разочарование неполноценной жизни? Нож в сердце – куда более частая болезнь для долгоживущих рас. Поэтому мы знаем его строение, но плохо представляем причины, по которым оно иногда отказывается работать у новорождённых. За всю свою жизнь я знал только восемнадцать оборотней, которые родились с плохим сердцем. Среди них был Ранхаш и… – Шидай запнулся и помрачнел, – и кое-кто ещё. Признаюсь, врождённые проблемы сердца меня мало интересовали, пока у меня на руках не описался Ранхаш.