Имя для ведьмы - Надежда Первухина

Лейтенант Третчетт сидел под камуфляжным тентом и что-то орал в радиотелефон. Перед ним искрилась проекционная карта местности.

— Лейтенант Третчетт! — крикнула я. — Вам срочный приказ от Баронета!

Третчетт наконец-то заметил нас, отшвырнул телефон и вскочил, вытянувшись по стойке «смирно».

— Здравия желаю, господин… э-э… госпожа подполковник! Здравия желаю, мэм! Проходите, располагайтесь, я распоряжусь обеспечить вас сухим пайком… Что передал полковник Санви?

Неужели я только что услышала Истинное Имя Баронета? Впрочем, сейчас не до этого.

— Он приказал бросить резервные части в квадрат С-13. Это первое. А второе…

— Вы поступаете под мою охрану. Ясно. Не беспокойтесь, леди, старина Третчетт всегда был профи по части безопасности заложников. Я постараюсь, чтобы вы чувствовали себя комфортно даже в этом аду. А сейчас прошу меня извинить, я буквально на минутку…

Он схватил радиотелефон и начал орать что было силы:

— Второй резерв, группа захвата «Антилилит», слушай мою команду! Вы направляетесь в квадрат С-13! Повторяю, квадрат С-13! Выполняйте!

Земля ощутимо задрожала под ногами. Я посмотрела на поляну: она вспухала, как будто целое стадо сумасшедших кротов решило синхронно выбраться на поверхность. Однако это были не кроты. Грязно-розовые сороконожки ростом с человека вылезали из земли, отряхивались и, выстроившись клином, стремительно ползли в гремящий орудийной пальбой лес. Кстати, на всех сороконожках были зеленые береты.

— Это и есть группа захвата? — спросила я у лейтенанта Третчетта.

— Да, мэм. — Он провожал сороконожек восхищенным взглядом. — Бравые ребята, потрясающие бойцы. На их счету немало удачно проведенных операций. Так что не беспокойтесь, они справятся с поставленной задачей…

— Можно еще вопрос, лейтенант?

— Разумеется, мэм!

— А какая у них задача?

Третчетт удивленно глянул на меня.

— Конечно, уничтожить Алтарь, мэм. У нас не было точных координат его расположения, поэтому группа прочесывала весь лес. А полковник Санви, значит, обнаружил Алтарь быстрее… Только почему он сам не уничтожит это вместилище зла?

— Баронет сражался с моей теткой, то есть с Великой Черной. Нас он оттуда прогнал, велел вам подчиняться.

— Узнаю старого боевого товарища, — растроганно сказал лейтенант, которому на вид было лет пятнадцать. — Он настоящий полковник! Никогда не подставит людей под напрасный удар.

Словно опровергая только что высказанное лейтенантом утверждение, в камуфляжный навес ударила яркая молния. Хорошо я общую защиту вовремя спохватилась поставить, а то бы нас троих просто на куски разнесло. Все вокруг нас покрылось тонким слоем настоящего золотого песка.

— В укрытие! — скомандовал Третчетт и дал знак следовать за ним. — Этот мерзавец опять взялся за свое!

— Какой мерзавец?

— Да Огненный Змей! Это он сыплет золотыми молниями, причем прицельно. Наши пеленгаторы никак не могут засечь его местонахождение. А то бы мы давно с ним расправились!

«Укрытием» оказалась старая медвежья берлога, расширенная до размеров общественного туалета. Воняло в ней так же. Но меня это не волновало.

Я хотела увидеть Огненного Змея.

Точнее, не увидеть, а уничтожить.

— Лейтенант, я убедительно прошу вас позаботиться о безопасности моей матери, — строго сказала я. — А мне необходимо быть там, на передовой.

— Как же так, мэм?

— Вика, ты рехнулась?!

— Я ведьма. А ведьмам не к лицу прятаться от опасностей. Тем более что у меня к Огненному Змею свой счет. Я сама его убью.

— Мэм, это невозможно…

Я улыбнулась, вспомнив зеркальное отражение своего Истинного Лица.

— Нет ничего невозможного

Я шла сквозь лес наугад, повинуясь только чувствам холодной ненависти и презрения, целиком завладевшим мной. Я знала, что мы обязательно встретимся, это предусмотрено даже законом жанра.

Только выживу ли я, законом жанра не предусмотрено.

Впрочем, это все равно. Я хотела увидеть Огненного Змея не только потому, что он убил ни в чем не повинного Илью. Я хотела увидеть лицом к лицу свой давний страх, заставлявший меня дергаться от каждого шороха и никому не доверять.

Я хочу перестать бояться.

И когда лес расступился, приведя меня к кирпичному зданию трамвайного депо среди переплетения заржавевших рельс, я не испугалась и даже не удивилась. Шутки с пространством, шутки со временем — как это все наивно и ничтожно по сравнению с тем, что иногда возникает в человеческом сердце…

— Ты никогда этого не поймешь, — обращаюсь я к пустоте.

Я сажусь на источенный дождями порог депо, закуриваю и жду. Он не спешит, идет вразвалочку по трамвайному пути, словно беспечный мальчик. Что ж, у меня в запасе целая пачка елецкой «Примы». Ненаколдованной. Что особенно ценно.

— Ну вот мы и встретились, — подходит наконец oн. — Я присяду рядом, с твоего позволения.

— Садись, — тихо говорю я тому, кто сейчас находится в облике славного мальчика Илюшки.

— Ты совсем не боишься меня, — чуть удивленно говорит он. — А ведь ты знаешь, чем я занимаюсь с ведьмами.

— Знаю, — я стряхиваю пепел с сигареты на приткнувшийся у моих ног одуванчик. — Мне наплевать на это. Я не в твоей власти, и ты дурак, если думаешь, что можно меня заставить подчиниться. И будь любезен, не устраивай тут шоу с превращением, изрыганием пламени и всем прочим. Мне это смертельно надоело.

— Хорошо, — кивает он. — Но ведь ты хотела меня видеть. В моем истинном обличье. Разве не так?

— Успеется, — я старательно гашу папиросный бычок о каблук. Где и от кого я успела нахвататься таких манер?! — К тому же любой оборотень, умирая, сбрасывает все личины, которые когда-то носил, и являет миру истинное лицо. Чем ты лучше оборотней?…

— Допустим. Но с чего ты взяла, что я могу умереть? Ты собираешься убить меня, маленькая ведьма?

Он противно смеется, а я смеюсь вместе с ним. Сразу видно, что он не человек, а рептилия: ничегошеньки-то он не понимает.

— Зачем мне тебя убивать, ты и так давно мертв, — отсмеявшись, говорю я. — Ты, сотни лет ползающий по этой земле, неужели не знаешь, что есть вещи, более невыносимые, чем просто смерть?

— О чем ты? — Он нервно вскакивает и оглядывается по сторонам, словно думает, что за сумрачными деревьями затаились легионы моих бойцов, готовых прикончить его.

— Одиночество. Отчаяние. Страх. Люди призывают смерть как благословение, лишь бы избавиться от них.

— Но я не человек, и это мне не грозит, — шипит мой собеседник, и его раздвоенный язык мелькает меж еще вполне человеческих губ. — А вот ты, ведьма, как раз относишься к роду людскому, да к тому же еще и женскому. Слабое существо! Ты сама страдаешь от одиночества, отчаиваешься в жизни и страшишься опасности и боли!